Осада
Шрифт:
– У меня народ сзади, – хмуро ответил водитель. Но напарник взглянул со своей стороны назад и кивнул.
– Можем попробовать.
Некоторое время меж ними проходила перепалка, помогать или нет, пока Тихоновецкий не заметил, что за это время они уже успели бы вытащить машину раз пять. Водитель кивнул, выпрыгнул на шоссе, достал свой трос и подцепил к крюку. Огляделся и взяв конец троса в руку, дал знак напарнику, чтобы он сдал назад. Девица тоже выскочила наружу, но ненадолго, едва машина проехала десяток метров задним ходом, она немедля заскочила обратно.
– Идиоты, кроты слепые! – вскрикнула она, высунувшись из окна, – Куда вы прете? Там же мертвяки одни!
Водитель оглянулся,
И только рука механически полезла в карман куртки, вынула камеру и направила в сторону уходящего на север шоссе.
Передние еще пытались бежать, еще спасались от надвигавшейся толпы, медленно, неумолимо двигавшейся к Москве. Кто-то еще успел заглянуть в машину Тихоновецкого, зачем-то выдрать магнитолу, но на обратном пути, из недр салона, его уже поджидал укус, удивительно насколько быстро он подействовал, минута, и вор пал на асфальт, еще одна и поднялся, продолжая движение, не разлучаясь с магнитолой и после смерти.
Не задумываясь, что он делает, Валентин бросился к машине, странно, перед ним расступились не только живые, но и мертвые. Возле машины ни отца, ни матери не было, не было и на обочине, он попытался звать, голос сел, и лишь хрип вырвался из горла. Он бросился к краю шоссе, к одному, к другому – никаких следов, ничего, словно никогда и не было, словно он выехал один, и один спешил добраться до Москвы, второй раз пытался добраться, и второй же раз никак не мог этого сделать. Безумным взором Валентин оглядел окрестности, никого, уже никого, только мертвые, повсюду со всех сторон, только они одни. Медленно подходили к застывшему у придорожной канавы человеку с бешеным взором и работающей камерой мобильного, окружали, тот не сопротивлялся, наконец, долгожданный, да почти долгожданный укус, мгновенная тишина чувств и мыслей и вроде не то боль, не то страх, что-то трепетное пронеслось в затухающем сознании, что-то знакомое отозвалось в нем.
А затем мертвец, прежде носивший имя Валентин Тихоновецкий, поднялся, все так же прочно сжимая в руке мобильный телефон, к счастью не пострадавший при падении, и продолжил путь на Москву. Камера работала без перерыва еще полтора часа, а затем, пискнув отключилась. Странно, но именно тогда рука мертвеца разжалась, он выпустил камеру, та упала на траву, снова нисколько не пострадав; постояв подле нее с минуту, мертвец повернулся к потоку, вошел в него и продолжил свое бесконечное движение, направляясь к заветной цели, к Москве, путь до которой еще живым штурмовал дважды в этом году, дважды безрезультатно, и лишь теперь отбросив сомнения и страхи, что не сможет до нее дойти.
99.
Едва прибыв, утром четырнадцатого числа, Денис Андреевич немедленно созвал совещание Совбеза. Оставив себе всего часа полтора времени на подготовку: по прибытии в Шереметьево с ним случился нервный кризис, как реакция на все последние валом накатившие события, и роковой каплей стало то, что Екатеринбург отказал ему в пролете над своей территорией. Пришлось добираться обходными путями, по территории, не контролируемой диспетчерами Сибирской республики и лично местным князьком Ахметовым, в результате какого-то переворота пришедшего к власти как раз во время кружения президентского самолета над Владивостоком.
Слухи о катастрофической поездке президента распространились
Как раз перед заседанием, я неожиданно оказался в непривычной для себя роли принимающего. Ко мне нанесли визит двое: беглец с приморского корабля, бывший глава Администрации тамошнего президента и его друг и коллега, редактор «Новой газеты». Вернее так, секретаря у меня не было, посему оба били челом Балясину о соизволении принять их светлейшим Артемом Егоровичем Торопцом. Как сообщил мне Сергей, едва не натурально били челом, чем его изрядно повеселили, в последнее время у нас мало что веселого происходит. Я все пытался узнать, почему не к кому-то из полпредов, советников или руководителю Администрации пришли эти двое, а потопали именно к руководителю Управления пресс-службы и информации, но ответа так и не получил. Мой зам еще раз вспомнил лица просителей, и, не выдержав, расхохотался. Я вытурил Балясина и принял просителей.
Передо мной предстали высокий и худой старик, опирающийся на плечо плотного бородатого мужчины средних лет с цепким взглядом и повадками дрессированного хищника. Оба представились. Первым взял слово Устюжный, в двух словах он обрисовал ситуацию, в которой оказались оба «последних оппозиционера нынешней власти», как он эффектно обозначил просителей, и сделав паузу, перешел к делу.
– Мы обратились именно к вам, зная, что вы единственный из членов Администрации входите в Совет безопасности, и потому, безусловно, пользуетесь определенным влиянием на Дениса Андреевича…
– Насколько я помню, – немедля возразил я, – вы встречались с президентом в Иркутске, – кивок в ответ, – Полагаю, за время встречи вы сумели изложить ему свои требования.
– Ну что вы, Артем Егорович, какие требования у старого человека, только нижайшая просьба.
– Почему бы вам не обратиться к самому Денису Андреевичу, а не пользоваться услугами одного из его помощников.
– Мы понимаем, на каком вы счету у президента, поэтому посмели обеспокоить именно вас. Видите ли, дело не совсем обычное, и просто так с ним не подступишься. Посему мы не смеем беспокоить своим присутствием ни главу государства, ни кого-то из высших лиц, а можем только передать просьбу через вас, Артем Егорович, – Устюжный влил в уши столько патоки, что я с трудом его слышал.
– В чем же состоит челобитная оппозиции к президенту? – поинтересовался я, постаравшись вложить в слова побольше сарказма. Не помогло, Устюжный казался непрошибаем.
– В даровании некоторых вольностей. О, нет, я неверно выразился. Скорее, возможностей. Видите ли, мое нынешнее место жительства не определено вовсе, коллеги моего, Дмитрия Андреевича, вынужденного перебраться, увы, не по своей воле, но под давлением свыше, по произволу, в район Очакова, и вовсе плачевно, вы же должны знать, какие там нынче порядки, в местном народе, происходят, и как отражаются на делах…