Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг

Мегорский Борис

Одну из самых ранних известных и подробных отечественных инструкций Петровского времени по обороне крепости направил в недавно занятую русскими войсками Митавскую крепость фельдмаршал Б. П. Шереметев 12 сентября 1705 г. Она предназначалась сразу двум адресатам: генерал-порутчику барону Георгию-Густаву Фабиановичу фон Розену и генерал-майору Родиону Христиановичу Боуру.

Все имеющиеся в гарнизоне запасы, как военные так и съестные, следовало осмотреть, переписать, сложить на хранение и составить смету, чего не хватает на случай осады. Провианта для гарнизона следовало запасти на один год. Сбор продовольствия возлагался на «местных жителей начальствующих», которые сами распределяли продовольственную повинность среди горожан. Военным властям оставалось принимать готовые запасы и принуждать лишь тех, кто будет противиться. Провиант следовало собирать «по крайней возможности» и раздавать ратным людям «со усмотрением, чтоб во время нужды никакой скудости и неудоволствования не было».

Все, что во время взятия замка было испорчено стрельбой, необходимо починить и для улучшения

обороны возвести новые укрепления. Имевшиеся в замке каменные двух- и трехэтажные строения («палаты о двух или о трех жилях») и другие хранилища сверху следовало перекрыть фашинами и засыпать землей; внешние окна заделать бревнами, чтобы во время осады защитить гарнизон от выстрелов. Все это возлагалось на инженера, «чтоб он то управил как к лутчему» до зимы.

«Караулы иметь крепкие в день и ночь» и расписать подразделения гарнизона по участкам обороны, чтобы во время осады каждый знал свое место. В этом случае каждому следовало исполнять свой долг до конца («по должности своей и обещанию»); приказом по гарнизону настрого запрещалось говорить о сдаче и отказываться от участия в вылазках. Защитники не жалели живота своего, а «боязливых и неохочих» следовало уговаривать к мужественному отпору и принуждать угрозой смерти. Без царского повеления крепость не сдавать и посылать письма о присылке сикурса.

Для разведки о неприятеле следовало высылать из крепости разъезды и собирать сведения через шпигов и таким образом препятствовать внезапным нападениям и разорению. При получении донесений о приближении противника из гарнизона следовало выслать часть пехоты и атаковать, а в случае перевеса – отступать, обороняясь на сильных позициях, и, дойдя до Митавы, «чинить отпор» под прикрытием крепостных пушек.

Всему населению Митавы и Курляндии, духовным и мирским, богатым и бедным, запрещалось иметь сношения со шведами ни по торговым и личным, ни по, тем более, военным вопросам. Все письма перед отправкой на шведскую территорию, например в Ригу, надлежало сдавать русскому командованию для копирования и лишь потом пересылать с почтой. Это требование нужно было объявлять во всеуслышание («выкликать трубачам»), а уличенным в тайной переписке с противником грозила смертная казнь и лишение имущества.

Наконец, войскам русского гарнизона под привычной угрозой смерти приказывалось местному населению «озлобления никакого не чинить, и ни в чем с ними не ссориться, и напрасно ничего не имать» [125] .

Несмотря на очевидный запрет на торговые операции с неприятельскими землями, генерал-поручик Розен, бывший старшим генералом в Митаве, сам нарушал эти требования и подписывал «проезжие листы» курляндским купцам на провоз товаров в шведскую Ригу. Эти случаи стали предметом расследования, и в конце февраля 1706 года 60 возов ржи и 10 возов овса были задержаны и возвращены в Митаву [126] .

125

Волынский. Кн. 3. СС. 402–404.

126

Волынский. Кн. 2. С. 236.

Схожая ситуация сложилась в Полоцке. В 1707 г. комендантом города был назначен поручик Преображенского полка Н. Т. Ржевский. Как стало известно в ходе завершившегося в 1712 г. следствия, вопреки царскому приказу он не только не препятствовал торговле со шведской Ригой, но за взятки пропускал купеческие суда к неприятельскому городу и даже сам заказывал у шведов вино и другие товары [127] . Сношения между командующими приграничных сил практиковались и на море. Весной 1706 г. русский флот стоял в Финском заливе, защищая Котлин и Петербург от шведского флота, крейсировавшего поблизости. По свидетельству англичанина Витворта, из шведского Выборга к русским кораблям один раз в три недели приходила лодка с офицером, имевшим поручения относительно содержания пленных. Вместе с ним привозили партию товара, находившего выгодный сбыт; адмиралы противоборствующих флотов также обменивались подарками [128] .

127

Болтунова Е. М. Гвардия Петра Великого как военная корпорация. М., 2011. С. 72.

128

Сборник ИРИО.Т. 39. С. 279.

Злоупотребления отдельных командиров, как видно, пресекались. А такого рода отношения с неприятелем со стороны местных жителей тем более не могли поощряться командованием, особенно в условиях, когда горожане были склонны поддерживать своих недавних защитников – шведов. Нарушение запретов на сношения с шведской стороной стало причиной выселения горожан, занятых русскими Нарвы и Дерпта в центральные и южные области России в 1708 г. Еще в 1706 г. дерптский обер-комендант К. А. Нарышкин доносил царю: «Дерптские жители иноземцы ездят в уезд для покупки себе хлеба и всякого запасу, а неприятель стоит тут же в уезде, и те дерптские жители всегда с неприятелем видятца, и от того опасно шпионства; а ежели их из города не выпускать, то им прокормитца нечем»; на что Петр наложил резолюцию: «Посылать их письма в уезд (осматривая) с русскими, а их не пускать» [129] . Отметим, что дерптским жителям

перлюстрация к тому моменту не была в диковинку, – еще в апреле 1700 г., когда саксонцы осадили Ригу, шведский командующий в Лифляндии генерал Отто Веллингк запретил дерптским купцам упоминать в переписке любые подробности, касавшиеся военного положения [130] . 3 февраля 1708 г. Петр дал указание: «Нарвских жителей выслать всех на Вологду софсем, также и пасторов чюхонских и амтманов и послать туда комендантом Василья Зотова… Из Дерпта алтиллерию и протчая все вывесть во Пскоф, а крепость подорвать и разорить, а жителей вместе с Нарвскими на Вологду» [131] . Официальную версию, обосновавшую решение русских властей о «депортации», привел в своем журнале барон Гизен.

129

ПиБ. Т. 4. СС. 100–101.

130

Лайдре. С. 65.

131

Северная война 1700–1721 гг. Сборник документов. Т. 1. М., 2009. С. 329.

«Около 1706 году проведали и престерегли, что жители, немцы и шведы нарвские и дерптские не могши позабыть (как то обыкновенно случается) обязательства с прежним своим государем или будучи подущены, подкуплены и подговорены от губернаторов Ревельского и Рижского и от иных шведов держали и имели тайную переписку с друзьями своими во оных городах в пользу Швеции, но зело опасную русским гарнизонам, и понеже многих открыли, которые в том и повинились; того ради его царское величество взяв в разсмотрение злые и печальные последовании, которые б могли от того произойти и имея тогда один Шведскую войну на руках, не разсудил за благо войска свои в опасность дать в тех местах и оставить их на нападение и похищение от неприятелей, которым жители моглиб помощи, но так он изволил определить, чтоб их в безопастве соблюсти помышляя, что неверствие или подозрение матерь есть надежности; и так повелел его величество по правилу доброго государствования и правления, чтоб оных городов жителей (которые по таким своим поступкам сами лишились той милости, которую его величество милосердо им обещать изволил) перевезли в Королевства, Казанское и Астраханское, на Вологду, Устюг, Резань и иные добрые российские города.

Для сего им и на пожитки их подводы бесденежные, свободу в вере своей, в торговле и в ремесленных их делах помянутое повеление подкрепляли и поддерживали приклады в подобных приключениях, которые подают древние и новые истории, также право собственной своей надежности и соблюдения государственная воинская рация основанная на правдивых разсудках касающихся до народов завоеванных приступом и силою или правом оружия.

Правда, что то повеление показалось жестоко тем, которые невинны были, но в подобных случаях для народной пользы и безопаства позволено наказать и невинного вместе в содружестве винного.

Римляне выбили жителей и разорили до подошвы город Карпиони за то, что несколько людей сего города изменили и выдали римский гарнизон, как о том пишет Тит Ливиус. Замалчиваем прочие сим подобные приклады, их же у Горация и иные вспоминают.

По том когда в тех границах все успокоилось, Ливония взята и не увидели никакой опасности как прежде, то его величество поволил всем тем жителям разсеянным по многим провинциям возвратиться во своясы дав им свободу домы свои, вотчины и поместья паки взять и владеть. Прежними своими правами и привилегиями токмо кроме тех, которым оные край куды переселены были, показались лучше, теплее и способны к намерениям их. Его величество оставил таковых там, где им понравилось, где они удомовились и жалованье тем, которые в службе его величества, стали давать по прежнему» [132] .

132

Гизен. Журнал Петра I с 1709 по 1710. СС. 314–316.

Депортированные жители Дерпта с семьями (всего около 460 человек) были разделены и направлены в разные города: представители высших сословий, бургмистры, ратманы, священники и члены большой гильдии – в Вологду и Казань; члены малой гильдии – в Москву и Великий Устюг; семьи военных – в Подмосковье; небольшая часть ремесленников – в Воронеж [133] . В 1710 г. договор о капитуляции Ревеля содержал условие возвращения на родину без выкупа всех переселенцев из Нарвы и Дерпта, но в связи с разразившейся турецкой войной выполнение этого пункта затянулось [134] . Лишь в 1714 г. им было позволено вернуться, но не в разоренный Дерпт, а в Нарву, где для них был кров. В 1715 г. бюргеры стали переезжать из Нарвы в Дерпт; этот процесс продолжался еще в 1720-х гг., а в общей сложности на родину вернулись около 45 % переселенцев. Многие добровольно остались в России, т. к. обзавелись там землей, домами и доходными предприятиями; другие, наоборот, не могли уехать, т. к. не имели на это средств [135] .

133

Лайдре. С. 217.

134

Там же. С. 218.

135

Там же. СС. 220–221.