Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны
Шрифт:
Он написал письмо «Почему я признал советскую власть», которое передали для публикации в эмигрантской прессе. Его книги издавали и в России. Гонорары за публикации пересылали во Францию его сыну Льву. Тогда он был мальчиком. В годы гражданской войны в Испании капитан Лев Борисович Савинков будет сражаться на стороне республиканцев.
Борис Савинков сделал все, что от него требовали чекисты: публично покаялся и призвал недавних соратников прекратить борьбу против советской власти. Политбюро 18 сентября 1924 года приняло директиву для советской печати: «Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды,
Группу иностранных журналистов привели на Лубянку. В камере с мебелью и ковром они взяли интервью у Савинкова. Французский журналист спросил о пытках.
— Если говорить обо мне, — ответил Борис Викторович, — то эти слухи неверны.
Видя, что разговор принимает нежелательный характер, организовавший интервью начальник внешней разведки Меир Абрамович Трилиссер пожелал его прервать.
«Савинков, — отметили журналисты, — побледнел и замолчал. На его лице появилась натянутая улыбка».
Злейшего врага советской власти приговорили к расстрелу. Казнь заменили десятью годами заключения. Участники Гражданской войны возмущались: почему ему подарили жизнь? Не понимали, что живой Борис Викторович Савинков — исключительно полезен для советской власти. Сидя в камере, Савинков в статьях и письмах восхищался новой Россией и приглашал эмигрантов вернуться на родину.
Зачем он это делал? Почему служил тем, кого ненавидел? Спасал свою жизнь.
Феликс Дзержинский сказал Савинкову:
— Держать вас в тюрьме нам неинтересно. Вас надо бы расстрелять или дать вам возможность работать с нами… Вы посидите несколько месяцев в очень хороших условиях, а там будете помилованы.
Но дни шли, а его не выпускали.
В первые майские дни Борис Викторович записал в дневнике:
«Который год я не вижу весны, почти не вижу природы. В городе — стены, но все-таки иногда зеленые дни… А в тюрьме только запах отшумевшего по мостовой дождя, да чахлые листики во дворе. Любовь Ефимовна потрясена «отсрочкой». Я думаю, что таких «отсрочек» будет еще много… Себя мне не жаль, но жаль ее. Ее молодость со мной проходит в травле, в нищете, потом в тюрьме, потом в том, что есть сейчас… А я так хотел ей счастья… Болят глаза, и в голове копоть. Пишу со скрежетом зубовным, и ничего не выходит. Просижу еще год и совсем одурею, выйду стариком…
В Париже я хотел запереть двери на ключ, посадить перед собой Фомичева и сказать ему «Сознавайтесь»… Хотел и не хотел…. Плохо ли, хорошо ли, пусть будет, что будет, но надо было спрыгнуть с этой колокольни…»
Это последняя запись в дневнике.
7 мая 1925 года Савинков передал уполномоченному контрразведывательного отдела ОГПУ Валентину Ивановичу Сперанскому, который занимался его делами (возил по городу, отдавал статьи в газеты), послание Дзержинскому с просьбой решить, наконец, его судьбу: или освободить, или ясно сказать, что он не будет освобожден. «Тюремное заключение, — писал Савинков, — то есть вынужденное безделье, для меня хуже расстрела».
В тот же день Сперанский забрал Савинкова из камеры. Сотрудники контрразведывательного отдела Сергей Васильевич Пузицкий и Григорий Сергеевич Сыроежкин в восемь вечера повезли Савинкова кататься в Царицынский парк.
Сыроежкин и Пузицкий — заметные фигуры в истории советской разведки.
Через полгода Сыроежкин точно так же повезет на прогулку арестованного
Во время Гражданской войны Сидней Рейли был связан с антибольшевистским подпольем. Радикально настроенные заговорщики предлагали убить Ленина и Троцкого — уверенные: этого достаточно для того, чтобы власть большевиков рухнула. Рейли считал, что убивать не надо, достаточно выставить их на посмешище — снять с Ленина и Троцкого брюки и провести их в нижнем белье по улицам Москвы.
Сиднея Рейли уволили из британской разведки после окончания Первой мировой войны. Он трудился, что называется, по вольному найму: тайными поездками в Советскую Россию зарабатывал деньги. Но выдавал себя за великого шпиона, и эти игры окончились для него плачевно. Рейли допрашивал известный чекист Владимир Андреевич Стырне, помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ. Британец дал все показания, которые от него требовали. Но жизнь ему не сохранили.
5 ноября 1925 года Сиднея Рейли убили. В нашем распоряжении подробный рапорт о том, как это было сделано.
По указанию Стырне четыре чекиста во главе с Григорием Сергеевичем Сыроежкиным вечером вывезли его за город на прогулку. Шофер сделал вид, будто машина сломалась. Все вышли пройтись. Сотрудник ОГПУ Ибрагим Абисалов выстрелил Рейли в спину. Поскольку он еще дышал, то Сыроежкин выстрелил ему в грудь. Чекисты подождали еще минут десять — пятнадцать, пока не наступила смерть. Надели на голову мешок и отвезли тело Рейли в санчасть ОГПУ, где раздели и сфотографировали (снимки тоже сохранились). Медикам сказали, что покойный попал под трамвай. Вся эта омерзительная операция заняла три часа.
9 ноября начальник тюремного отдела ОГПУ забрал тело Рейли из морга санчасти и прямо в мешке приказал закопать во дворе внутренней тюрьмы ОГПУ на Лубянке. Не знаю, перевезли его останки потом на какое-нибудь кладбище или они по-прежнему покоятся во дворе известного здания, рядом с «Детским миром»… Имя старшего майора госбезопасности Сыроежкина, удостоенного ордена Ленина и расстрелянного в феврале 1939 года, занесено на мемориальную доску Службы внешней разведки.
Заслуги Пузицкого привели его на пост заместителя начальника особого отдела, потом полномочного представителя ОГПУ в Северо-Кавказском крае. В 1935 году ему присвоили звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а через два года с должности начальника Дмитровского лагеря НКВД арестовали и расстреляли…
Но для Савинкова прогулка завершилась благополучно. В одиннадцать вечера все вернулись на Лубянку. Сидели в кабинете Пузицкого № 192 на пятом этаже здания ОГПУ на Лубянке, дом 2, ждали надзирателей из внутренней тюрьмы, которые должны были отвести Савинкова в камеру.
У Сперанского разболелась голова, он прилег на диван. Пузицкий вышел. Как сказано в документах, Савинков внезапно вскочил на подоконник открытого окна и выбросился вниз на заасфальтированный двор. Когда чекисты выбежали, Борис Викторович был уже мертв. Окна кабинета № 192 выходили во внутренний двор, так что лишних свидетелей смерти Савинкова не было.