Осень
Шрифт:
— Пей скорей! Выпьешь три стакана, тогда спою!
Кэ-дин, сидя на углу стола, так перегнулся через него, что почти касался Сяо Хой-фана. Он схватил руку Сяо Хой-фана и беспрестанно встряхивал ее, заставляя того смеяться.
— Прямо срам какой-то. Что подумали бы Цзюе-цюнь и другие, если увидели бы все это! — скрежеща зубами и покраснев до ушей, ругалась госпожа Ван.
— Ван, тебе видно? А Чжан Би-сю хорош собой и без театрального костюма — лицо овальное, брови тонкие, глаза красивые, — улыбаясь, сказала госпожа Шэнь, нисколько не обращая внимания на настроение госпожи Ван.
— Я выпью,
— Еще стакан, остался лишь один стакан, — снова налил ему Чжан Би-сю и поставил чайник на стол. Кэ-ань поднес было стакан ко рту, сделал глоток, но тут же поставил обратно, покачав головой. Нет, так я не буду пить. Вот если ты поднесешь стакан к моим губам, тогда выпью.
— Кэ-ань, что-то ты сегодня слишком капризничаешь, — обиделся Чжан Би-сю. Ладно, пей, пожалуйста, — продолжал он, поднося вино к его губам, но у Кэ-аня была своя пьяная мысль. Вместо того чтобы взять вино, он крепко схватил Чжан Би-сю за руку. Тот от неожиданности разжал ее, и вино пролилось на Кэ-аня. Кэ-ань неестественно громко крикнул и поспешно вскочил. Его шелковый халат изрядно пострадал.
— Кэ-ань опьянел, Кэ-ань пьян! — неожиданно выпрямившись, обрадовано захлопал в ладоши Кэ-дин. Сяо Хой-фан тоже захихикал.
— Цинь-сун, принеси хозяину полотенце, — обернувшись, попросил Чжан Би-сю. Слуга вышел, а Чжан Би-сю, весь изогнувшись и смеясь, начал платком вытирать вино с халата Кэ-аня. Кэ-ань был чрезвычайно доволен, но слова брата ему не понравились:
— Кто из нас опьянел! Если ты, Кэ-дин, такой молодец, то давай выпьем на спор три пиалы вина.
— Ай-ай, Кэ-ань, тебе нельзя больше пить. От тебя так разит, что другие хмелеют, — поспешил вмешаться Сяо Хой-фан. Он как раз совещался с Кэ-дином насчет обновления театральных костюмов и, опасаясь, что Кэ-дин, опьянев, не сможет продолжать разговор, не хотел, чтобы кто-нибудь помешал им.
— Кэ-ань, сядь, пожалуйста, хватит с тебя. Ты даже трех стаканов не выпил, а еще говоришь о трех пиалах! — Чжан Би-сю насухо вытер халат Кэ-аня и стал его усаживать.
— Я выпью, выпью! Ты наливай, сколько есть, все выпью! — бахвалился Кэ-ань. Голова его раскачивалась из стороны в сторону, а на малиновом лице выделялись лишь стрелочки усов над верхней губой, словно кто-то небрежно провел по ней тушью.
— Вот не знала, что Кэ-ань такой шумливый. Обычно дома он очень угрюмый, — с нескрываемым удовольствием, будто глядя на интересное представление, обратилась госпожа Шэнь к госпоже Ван.
Госпожа Ван не знала, сердиться ей или смеяться, в то же время ей было неловко. Втайне она ругала мужа за то, что он так бесстыдно ведет себя при слугах:
— А ты что, не знаешь? Он вовсе не угрюмый, это только вид у него такой. А пошуметь он умеет. Только не к лицу ему вытворять эдакое перед прислугой.
— Ну, я думаю, дома и пошуметь можно. Не надо только делать это на стороне, — откровенно призналась госпожа Шэнь.
— Это все твой мягкий характер, сестрица. Поэтому ты все спускаешь Кэ-дину. Я не такая, — презрительно произнесла госпожа Ван, которой пришлись не по душе ее слова.
— Слушай, Чжан Би-сю запел что-то из оперы «Дворец Цзян-сяо», — прервала ее госпожа Шэнь, не обратив даже внимания на слова невестки. Все ее внимание было сосредоточено на Чжан Би-сю. Слова арии отчетливо звучали в ушах госпожи Шэнь. Эти нежные, мягкие звуки ласкали также и слух госпожи Ван, полностью завладев ее вниманием. Единственно, что портило ей настроение, был ее муж, отбивавший
— Что же ты не поздоровалась как следует с тетей Ван и тетей Шэнь? Ведь это им неприятно, — прошептал Цзю-синь на ухо Шу-хуа.
— Да ну их, — равнодушно ответила она.
Цзюе-синь испуганно оглянулся на госпожу Ван и госпожу Шэнь, но те по-прежнему внимательно следили за происходящим в комнате. Правда, Шу-хуа говорила довольно тихо, да и они не прислушивались к разговору и поэтому ничего не слышали. Цзюе-синь не проронил больше ни звука, опасаясь, что Шу-хуа опять скажет что-нибудь подобное.
Чжан Би-сю кончил петь. Кэ-ань был в восторге, аплодировал и смеялся. Кэ-дин присоединился к нему. В комнату вошел Гао-чжун, неся миску с рисом. Цинь-сун принес четыре дымящихся чашки рисового отвара и поставил их на стол. Сяо Хой-фан взялся было за палочки, но Кэ-ань пожелал, чтобы он спел. Кэ-дин, конечно, тоже был рад послушать его пение и настаивал на этом еще больше, чем Кэ-ань. Он пожелал спеть вместе с Сяо Хой-фаном «Любовное испытание». Сяо Хой-фан согласился. Кэ-дин обрадовался, отхлебнул большой глоток чаю, прочистил горло и начал петь.
— Вот не думала, что он может спеть хотя бы куплет, да и поет неплохо, — услышав пение мужа, одобрительно произнесла госпожа Шэнь и оглянулась на тех, кто стоял с ней рядом.
— Недурно, здорово он спелся с Сяо Хой-фаном, — одобрила госпожа Ван, но госпожа Шэнь не уловила иронии в ее словах. Она смотрела на Кэ-дина и Сяо Хой-фана, которые, улыбаясь друг другу, неторопливо, словно разговаривая между собой, выводили эту прекрасную мелодию; оба они пели непринужденно и мелодично, и это доставляло ей удовольствие. Она чувствовала, что они действительно пара. Госпожа Ван сказала правильно. Но в сердце госпожи Шэнь не было ревности, ведь это относилось к пению, да к тому же Сяо Хой-фан был мужчиной, поэтому ей нравилось все это еще больше.
— Шэнь, пойдем обратно, — предложила госпожа Ван. Ей стало не по себе от того, что Кэ-ань о чем-то интимно беседовал с Чжан Би-сю.
— Подождем, пока они кончат, и тогда пойдем. Очень уж хорошо поют. — Госпожа Шэнь была поглощена пением, ей не хотелось уходить.
Госпожа Ван бросила сердитый взгляд на Цзюе-синя и Цзюе-миня, подумала о том, что они видят, как безобразно ведет себя ее муж, и от этого у нее стало еще тяжелее на сердце. Она не могла больше оставаться.
— Если ты не хочешь, я одна пойду, — сказала она.