Осенние
Шрифт:
— Он выбирает между мною и работой, — буркнула я. — И есть подозрение, что Вера тоже заинтересована в этой работе, или что там у него. Мам, ты старше. Что бы ты сделала на моём месте?
Некоторое время мама спокойно смотрела на меня, словно что-то прикидывая: то ли подбирала слова, то ли продумывала мою ситуацию.
— Прости, дочь, но говоришь ты несусветные глупости. Что сделаешь ты, моложе меня, и что сделаю я, старше, — это две большие разницы. И в первую очередь — потому что ты не сделаешь ничего по моему совету. Он тебе покажется неприемлемым. Из-за возраста. Единственно, что могу сказать…
Чуть не раскрыв рот, я смотрела на маму. Ничего себе — такой решительной и сердитой я её ещё никогда не видела. А она добавила:
— Чего сидишь? Ты же Танюшке обещала гулять каждое утро с нею. Марш в ванную умываться! Нечего тут сидеть — себя жалеть.
— Не хочется мне… — начала я, но мама жёстко перебила:
— Доноешься — до развалины. Косте такая нужна?
Выскочив из своей комнаты раньше мамы, я удивлённо улыбнулась. А может, и правда всё образуется?
Таня позвонила, когда я уже подпрыгивала на одной ноге, надевая обувку, в прихожей. Очень обрадовалась, услышав, что и сегодня погуляем, а то пара дней была настолько дождливых, что не то что гулять — выходить не хотелось. А я вдруг подумала: не это ли мама имела в виду, что нужно прислушиваться к мелочам? Ведь сейчас я спокойна, а значит, могу думать о вчерашнем более рассудительно? А прогулка — чем она хороша: успокоюсь ещё больше, а на обратном пути смогу сообразить, как мне поступать дальше.
Погуляли. Хм… Только встретились, как позвонил Женя и скомандовал:
— Быстро! Ты где?
— А-а…
— У меня нет первых двух пар — мы едем в выставочный зал посмотреть, что там делается. Заодно посмотришь то, что вчера не успели. Ну? Где ты?
— Говори быстро! — зашипела Таня, заслышав его вопрос.
— Библиотека на проспекте! — рявкнула я из-за них обоих по инерции.
— Жди меня на остановке — сейчас подъеду!
Таня понеслась к остановке, приговаривая:
— У нас с тобой до моей работы минут двадцать есть. Постою с тобой — а как он подъедет, сбегу. А чего он едет-то? Зачем ему в выставочный зал? А зачем ты там?
И на бегу я рассказала ей про нашу с Женькой совместную выставку.
— Балда! — завопила она. — Давно задумали, а мне только сейчас рассказала?! И когда теперь? Можно, что ли, будет посмотреть? Слушай, я так взволновалась, что мне теперь мороженого хочется! Будешь мороженое?
— С ума сошла — холодно! — Я передёрнула плечами, представив, что в дополнение к утренней прохладце сейчас ещё и мороженое буду есть.
— Ну, ладно, потом мороженое поедим, — снизошла подруга, плотоядно вздыхая при виде стоящего неподалёку лотка с лакомством, и уже на остановке, чуть не подпрыгивая, спросила: — А про что будет выставка? Ну, как называется?
Чуть не ляпнула в ответ — «Двое в городе», опомнилась, сказала:
— «Мой город».
— Женька, небось, с акварелями будет, да? — мечтательно сказала Таня. — Вот ведь что интересно: человек он — ух! А акварельки
Я только фыркнула на неё, а рядом уже остановилась «мазда», жёстким толчком открылась дверца, а из салона Женя сказал:
— Танька, привет! Алён, садись быстро — времени в обрез!
— Бессовестный — Танька, — буркнула подруга и чмокнула меня в щёку. — Счастливо!
— Ремень застегни! — скомандовал Женя, когда я оказалась в машине. — Давай-давай! Остановят на раз! Тебе Валера привет передаёт.
— Спасибо, — растерялась я. — А ты ему сказал?
— Сказал. Только сказал, что мы с тобой обряды всякие проводили, чтобы он выжил. А какие — не говорил. Не фиг ему всё знать. — Он покосился на меня. — Что у тебя вчера было? Из-за чего ревела?
— Откуда ты?… — ахнула я. И сообразила: уж если мама рассмотрела круги вокруг глаз, то цепкий глаз художника — тем более. — С Костей… — И замолчала, не зная, как выразиться, чтобы не стать занудой, рассказывающей о своих бедах на любовном фронте.
— Поссорились?
— Не знаю. Он как-то странно себя вёл. Наверное, поссорились. — Обсуждать, как именно странно, я не собиралась. Тем более с Женей.
— Я тут начал к папашиным разговорам прислушиваться, — туманно сказал Женя. — Мелькают иногда имена знакомые. Он ведь собирается уехать?
— Да-а, — насторожённо сказала я. — А ты что-то знаешь конкретное?
— Нет. Только то, что связано с конкурсом. А вот что за конкурс — выяснить не удалось. Папаша с кем-то по мобильному говорил, общо. Намёками больше. Но если новости будут — позвоню.
— Спасибо, — недоумённо сказала я. Задумалась. Конкурс? Вот уж чего не ожидала.
Задумываться надолго не дали. Подняв тучу палых листьев и грязных брызг, Женька завернул к дверям выставочного зала. Выскочив из машины, схватил меня за руку и чуть не потащил за собой.
— Я здесь всё знаю, — непререкаемым тоном сказал он на ходу. — Не отставай от меня. Покажу помещение — там всё-всё развешано. С тебя — оценка, как оно висит, и всем ли ты довольна. Не медлить — ясно? Что не нравится — говори сразу!
Мы промчались входом, коридором и влетели в небольшое помещение (ну как — небольшое — как две квартиры двухкомнатные), стены которого как раз и были увешаны нашими рисунками. Уж что — что, а акварели Жени я узнала сразу. В помещении находились два человека. Один, недовольно оглянувшись на наш топот, продолжил рассматривать картины, уже оправленные в паспарту, медленно передвигаясь от одной к другой. Второй человек, в чёрном костюме, быстро направился к нам.
— Это администратор зала, — тихо сказал Женя, таща меня к нему. — Если претензии есть, все вопросы к нему.
— Какие претензии! — прошипела я, взбудораженная скоростью его передвижений. — Если я толком ещё и оглядеться не успела.
— А кто тебе мешал? — удивился этот бессовестный — нет, Таня права насчёт него!
В течение минут десяти Женя и администратор, Григорий Андреич, водили меня по залу и терпеливо, хотя очень быстро объясняли идею, почему так, а не иначе, развешаны картины. В результате этого пробега в этом выставочном путешествии, естественно, неминуемо было столкновение со вторым человеком, который ещё издалека мне показался знакомым — из-за седоватой головы.