Осетинские нартские сказания
Шрифт:
– Вот и послушайте, - сказал Сырдон.
– Разгорелся у нартов спор: какое из кузнечных орудий старше других. Вот и прислали нарты к вам самых своих почетных людей, чтобы разрешили вы их спор.
Не утерпел тут старший из уаигов и сказал уверенно:
– Правду скажу, самая старшая в кузнице наковальня.
– Нет, мехи старше, - тут же возразил ему другой.
– Не будет мехов, так ты что - ртом что ли будешь дуть?
– заносчиво сказал он старшему.
– А щипцы?
– перебил его третий, - руками-то, небось, горячего железа не схватишь?
–
– свирепо закричал четвертый.
– Что ж ты, кулаком будешь ковать раскаленное железо? Молоток, молоток всех старше!
– кричал он, стараясь перекричать других уаигов.
И Сырдон тут же поддержал его:
– Вот ты, братец, правильно сказал. И чего они так кричат, если ничего не понимают? А ну-ка, пусть испытают они на себе, кто в кузнице всех старше, - сказал он, увидев молоток в руках этого уаига.
По душе пришлись уаигу слова Сырдона. Тяпнул он молотком одного из своих братьев по голове, и упал тот замертво. Бросились тут уаиги друг на друга и - да будет подобное с недругами твоими!
– наносят они друг другу тяжелые раны, хватают все, что попадет им под руку. А если выпадало у кого из них оружие из рук, тому подавал его Сырдон и говорил сочувственно:
– Какой жестокий удар нанес тебе брат твой.
И после таких слов с новой силой вспыхивала драка. Видя, как один за другим издыхают уаиги, свободно вздохнули нарты, и живой свет загорелся в их глазах. Уаиги истребили друг друга.
А Сырдон в это время тоже не мешкал. Вместе с Сосланом черпал он из кипящего котла уаигов горячую воду и лил ее на скамью, на которой сидели нарты, пока не смогли они освободиться. Не легко это им удалось. Целые куски своего мяса оставляли они на скамье. И поэтому, когда сели они на коней своих, то никто из них не мог сидеть прямо, - кривило и корячило их в разные стороны. Издевался над ними Сырдон и говорил:
– У-у, гордые нарты, от чрезмерной гордости своей вы даже на лошадях своих не хотите сидеть, как обыкновенные люди.
Обидно было нартам слушать, как издевается Сырдон над их страданиями. Рассердились они на Сырдона, пригнули к земле высокое дерево и к верхушке его, за усы, привязали Сырдона, а потом отпустили дерево. Висит Сырдон на верхушке дерева и говорит себе:
– Вот теперь я, кажется, попался.
И вдруг видит Сырдон, гонит, посвистывая, пастух балгайского алдара стадо. Идет он, посвистывает, но увидел Сырдона на дереве и даже свистеть перестал.
– Ради бога, скажи, человек, что ты там делаешь?
– кричит он снизу Сырдону, задрав голову.
– Позаботься-ка лучше о своей дороге, - ответил ему Сырдон.
– Если я скажу тебе, что я здесь делаю, ты попросишься на мое место.
– Клянусь, не буду проситься. Только будь милостив ко мне и расскажи, чем ты там занят.
– Ну, я вижу, от тебя не отвяжешься. С этого дерева видно, как бог молотит на небе пшеницу. И так это любопытно, что я с тех пор, как увидел это, перестал есть и пить.
– Будь милостив ко мне, добрый человек, - сказал пастух, - не пришлось мне еще видеть бога,
– Ведь говорил же я, что ты будешь проситься на мое место, - сказал Сырдон.
Тут пастух стал клясться, что он только краем глаза посмотрит на бога и потом снова пустит Сырдона на его место.
И тогда, нехотя, сказал Сырдон:
– Ну, ладно, пригни-ка дерево, да помоги мне развязаться.
Пригнул пастух дерево и развязал Сырдона.
– А теперь я сам привяжу тебя к верхушке дерева. Привязать надо крепко, а не то, если будешь плохо привязан, то, увидев бога, можешь сорваться с дерева.
И, привязав вместо себя любопытного пастуха, отпустил Сырдон дерево. Выпрямилось дерево, и повис пастух на его верхушке. Смотрит он на небо, но бога, конечно, нигде не видит. И кричит он сверху Сырдону:
– Бога я нигде не вижу, и глаза мои стали хуже видеть, чем видели до сих пор.
И отвечает ему снизу Сырдон:
– О, тепло очага моего, ты не очень торопись. Побудешь еще немного на верхушке дерева, и глаза твои совсем ничего не будут видеть.
Оставил он пастуха висеть на верхушке дерева, а сам погнал в Страну Нартов стадо алдара балгайского.
Вот гонит Сырдон стадо мимо Большого Нихаса, на удивление нартам, собравшимся там.
– Гляди-ка, наш бедовый Сырдон опять пригнал целое стадо. А мы-то думали, что он погиб!
И ответил им Сырдон:
– Вот вам добыча, делите ее. Сколько раз называли вы меня никчемным, а выходит, что сами вы никчемные. Сколько в Балгайской степи пасется стад без пастухов! Поистине можно назвать никчемным того, кто не пригнал оттуда на закланье хоть одну скотину,
И тогда нарты, словно по тревоге, сели на коней и бросились в Балгайскую степь. Но тут как раз наткнулись они на дружину алдара балгайского, которая ехала искать своего пастуха.
Встретились нарты с балгайскими воинами, вступили с ними в сраженье, изрядно побили друг друга и, конечно, ни с чем вернулись домой доблестные нарты.
Поняли тогда нарты, что снова подшутил над ними Сырдон. И, чтобы отомстить ему, пошли они на пастбище и отрезали губы сырдонову коню.
Узнал об этом Сырдон, пошел тоже на пастбище и отрезал хвосты всем нартским коням. А когда пришло время гнать табун с пастбища в нартское селение, вышел Сырдон посидеть на Нихас.
Вот видят нарты: гонят с пастбища табун, и вместе со всеми конями идет конь Сырдона. Стали тут хохотать нарты и, давясь от смеха, спрашивают они Сырдона:
– Смотри-ка, Сырдон, как смеется твой конь! Над чем это он так смеется?
– Посмотрите внимательно, что он видит перед собой. Наверное, есть над чем ему посмеяться.
Пригляделись нарты и видят: бесхвостыми стали их кони.
Не раз бывало, что сердились нарты на Сырдона и не раз пытались они погубить его. Но кому под силу погубить Сырдона! Его хоть в морскую бездну брось, он и оттуда выйдет сухим. Вот за что нарты все же любили своего бедового Сырдона, сына Гатага.
Умел Сырдон сыграть шутку над нартами.