Осетинские нартские сказания

Автор неизвестен

А Батрадз догнал уаига, схватил его за руку, высоко поднял над землей и со всего размаха ударил его об землю. Даже вскрикнуть не успел уаиг - мертвым лежит он у ног Батрадза. Обрадовался тут народ, - окружил Батрадза, дивится ему. И алдар тоже выбежал к нему. Теперь он больше не опасался выйти из своего дома. Потрепал он по плечу Батрадза и сказал ему:

– Ну и молодец ты, покупка моя. Молодчина, работник!

– Неужели не мог ты назвать меня просто по имени? Зачем напомнил ты мне, что я - покупка твоя? Разве, если бы ты назвал меня по имени, умер бы кто-нибудь из семьи твоей!
– угрюмо сказал

Батрадз и ушел на свое место.

Утром Батрадз запряг сто пар волов в повозки и сказал алдару:

– Покупка твоя от тебя уходит. Не напомнил бы ты мне, что я куплен тобой, я бы продолжал работать на тебя. Но своими словами ты освободил меня, и теперь я возвращаюсь домой.

И булатный сын Хамыца сложил на сто повозок все то из алдарского добра, что понравилось ему, крикнул на быков и уехал обратно к нартам. Алдар же остался стоять с разинутым ртом.

Как Батрадз взял крепость Хиза

Понравилась алдару Хиза жена Сослана - красивая дочь Солнца. Задумал он похитить ее. Начал он готовиться к похищению, семь лет выезживал он коня своего и выкармливал его поджаренным ячменным зерном.

Однажды, когда Сослан был в далеком походе, жена его сушила на солнце зерно. Выследил ее хизский алдар, сел он на коня своего, поскакал прямо к дому Сослана, схватил дочь Солнца и похитил ее.

Вскоре вернулся из похода Сослан и, не найдя дома жены своей, спросил у Шатаны, где она. Обо всем рассказала ему Шатана, и тогда собрались нарты и отправились войной на крепость Хиза. Долго осаждали они крепость, но не могли взять ее, потому что алдар Хиза собрал на защиту крепости всех духов, земных и небесных. И пришлось нартам вернуться домой. Опечалились они. Ни смеха, ни шуток не слышно было на улицах нартского селения. И тут мудрая Шатана быстро спекла три медовых пирога, легким шагом поднялась она на ту гору, где приносили жертвы, и взмолилась:

– О, бог богов, мой бог, если я еще нужна тебе зачем-нибудь, то сделай так, чтобы сын мой, мною не рожденный, тот, что сидит сейчас в совете небожителей, спустился бы к нам, потому что насилию подверглись нарты.

И Батрадз, услышав эти слова, так разъярился, что докрасна раскалилось его стальное тело. Прыгнул он с неба прямо на крышу семиярусной башни Урызмага и Шатаны. Все семь потолков один за другим прожег он раскаленным своим телом. В самом низу башни стоял огромный чан с водой - в него-то и упал раскалившийся Батрадз. Остынув в воде, вышел Батрадз из чана и спросил Шатану:

– Что с нами случилось?

– Ничего худшего ожидать нельзя было, - ответила Шатана.
– Алдар Хиза похитил жену Сослана и унес ее в свою крепость.

Собрал тут Батрадз нартов и вновь повел их к крепости Хиза. Как только показалась крепость Хиза, сказал Батрадз нартам:

– Привяжите меня крепко-накрепко вот к этой стреле. Удивились нарты, но исполнили то, что просил их сделать Батрадз. Крепко привязали они его к большой стреле.

– А теперь кладите меня на мой лук, - сказал Батрадз.
– Оттяните тетиву настолько, насколько хватит сил ваших, и пустите эту стрелу в крепость Хиза.

Нарты сделали так, как сказал им Батрадз. Растопырив

руки и ноги, полетел Батрадз, ударился о стену крепости, проломал ее и прошел насквозь всю крепость, разрушая ее, так что с противоположной стены посыпались камни.

– Где здесь эта собака, собакой рожденная? Или ты вправду думаешь, что никого из нартов не осталось в живых, и ты можешь похищать их жен?

И, схватив хизского алдара, Батрадз вырвал ему сначала одну руку, потом другую и после этого одним ударом размозжил ему голову. Вывел он из крепости дочь Солнца и вернул ее Сослану.

Батрадз и чаша нартов Уацамонга

 

Батрадз и чаша нартов Уацамонга

Много сокровищ было у нартов, но среди них больше всего дорожили они чашей своей - Уацамонга. Драгоценное свойство имела эта чаша - если кто-либо из пирующих говорил правду о своих подвигах и о доблести своей, она сама поднималась прямо к губам этого человека. Если же кто-либо хвастался понапрасну, не трогалась она с места.

Раз как-то пировали нарты, и до краев наполненная брагой чаша Уацамонга стояла перед ними. И стали друг перед другом выхваляться нарты, рассказывая о своих доблестях и подвигах. Но сколько они ни говорили, чаша Уацамонга не трогалась с места.

Один только Батрадз сидел молча на этом пиру и слушал спокойно россказни нартов. Когда все замолчали, Батрадз легко встал с места, рукоятью плети постучал по краю чаши и сказал:

– Охотился я вчера вечером, подымался по горному склону и семь вечерних дауагов убил. Правду сказал я, и так же по правде подымись, чаша Уацамонга, и стань на колени отцу моему Хамыцу.

Плавно поднялась с земли чаша и опустилась на колени Хамыца.

Снова постучал Батрадз рукоятью плети своей по краю чаши и сказал:

– На рассвете я спускался домой по другому склону и убил семерых дауагов рассвета. Правду сказал я, и так же по правде подымись, чаша, до пояса отца моего Хамыца.

До пояса Хамыца поднялась чаша. И только Батрадз хотел говорить дальше, как Хамыц сказал:

– Говори только о том, о чем можно сказать, и молчи о том, чего сказать нельзя.

Хамыц потому сказал то слово предостережения, что в хлебной браге, которой наполнена была чаша Уацамонга, плавала бусинка жира, а в бусинке этой прятался владыка хлебов Хоралдар. А спрятался он для того, чтобы подслушать пьяную похвальбу нартов и узнать, кто из них убил его сына. Боялся Хамыц, как бы Батрадз не проговорился и не навлек на нартов гнев Хоралдара.

Но Батрадз третий раз постучал по краю чаши и сказал еще тверже:

– Вновь поднялся я на склон горы и убил семерых Елиа - дауагов грома и семерых Мыкалгабыров - дауагов созревшего хлеба, а среди них был сын самого владыки хлебов Хоралдара - Бурхор-али. Все они убиты мной. И так же, как сказал я правду, так же по правде подымись, чаша, к губам отца моего Хамыца.