Ошибка Архагора
Шрифт:
— Доброго здоровичка, отцы, — первым приветствовал весело Ратмир. — Как живёте-можете, уважаемые!?
— Дал бог, без бед. А добра ли к вам была река, молодцы-лодейщики? — степенно ответил на приветствие староста.
— Вашими молитвами, путь наш был не труден.
Ладья крепко ошвартована к причалу, вёсла уложены. Кормщик ловко спрыгнул на доски причала и протянул руку шагнувшему навстречу старосте.
— Ну, здрав будь дядька Сабур!
— Здравствуй, здравствуй племяш, давненько не заглядывал ты в родные края, — пожал руку староста и обнял племянника.
— Так ведь некогда всё! Торговля нынче бойкая идёт, много товару возить приходится, а страна наша большая.
— Да
— Так, почитай, всё, что заказывали и даже более того… — ухмыльнулся кормщик с хитрецой.
— Это как понимать?
— Да вот попутчицу нам бог дал и не одну, а с младенцем. Из самой столицы с нами прибыла.
— Чего же она забыла в нашей глуши с дитём-то? — слегка удивившись, спросил Сабур.
— На богомолье в монастырь едет, — ответил кормщик и, понизив голос, добавил. — Да не всё так просто, грамота при ней царская и младенец, видать, не её.
— Как же это, с чужим дитём, да в такую даль, да без сопровождения?! Чудно!
— Не рассказывает она, я хотел, было, узнать. Видно тайна тут какая-то. Да и не моего это ума дело. Мне заплатили — я её доставил, — и совсем понизив голос до шёпота, добавил. — Только хорошая она женщина, мы в дороге много говорили. По всему видать, не по своей воле в путь дальний пустилась. Я в людях разбираюсь, приглянулась она мне. Если будет ей нужда какая, помоги, коли сможешь.
— Отчего же не помочь хорошему человеку, а тем более родной племяш просит, — по-доброму прошептал дядька Сабур и уже в голос спросил. — Да где она сама-то?
— А в шатре. Молодила, покажись, староста Сабур тебя кличет, — крикнул Ратмир в сторону ладьи и добавил. — Пойду я, похлопочу с разгрузкой.
Он отправился к ожидавшим старцам, а из шатра показалась женщина, с головы до ног закрытая серым дорожным плащом. Ей помогли сойти по сходням на причал. Руки её были заняты. Она бережно несла большую корзину.
— Ты ли, женщина, едешь на богомолье? — обернувшись к ней, спросил староста.
— Да, я, батюшка, — тихо ответила женщина и слегка поклонилась старику.
— Кормщик сказал, что грамота царская при тебе имеется, правда ли то?
— Правда, — опять тихо ответила она и, опустив корзину к ногам, достала из поясного кошеля маленький свиток пергамента. Протянула его старосте и опять взяла на руки корзину.
Сабур принял из её рук грамоту, приметив, что руки-то не крестьянские. Не спеша развязал тесьму и медленно развернул свиток. Грамота была написана ровным аккуратным почерком, но без вычурных завитушек, чтобы мог прочитать любой мало-мальски грамотный человек. Хоть и был Сабур в годах, но зрение сохранил острое, потому и читать стал сам. А грамота гласила: "Сия жена Молодила с младенцем женского рода, царским указом направляется на богомолье в монастырь Каринских гор. Всем старостам селений оказывать дорожное содействие в жилье и транспорте. Царь Всеволод". Внизу была приложена печать царской канцелярии и подпись царского писаря.
— Не простая ты пташка, раз царская грамота при тебе, да ещё и писана на пергаменте, — серьёзно обратился к женщине староста.
А та тяжело вздохнула и ничего не ответила. Сабур неопределённо покачал головой и добавил: "Ну, раз так, будем выполнять царский указ, а остальное не нашего, видать, ума дело". Он аккуратно свернул грамотку, вновь перевязал её тесьмой и протянул молчаливой женщине.
— Эй, Миней да Машук возьмите-ка её поклажу с ладьи, да отнесите ко мне, — окликнул он двух молодых парней на берегу, а ей сказал. — Пойдём горемычная, переночуешь у меня, а завтра с обозом поедешь в монастырь.
Много повидал на своём веку старый Сабур, множество людей прошло через это селение на богомолье в монастырь, но очень немного было среди них, таких как она. Догадывался староста, что не по своей воле пустилась она в дальний путь с младенцем на руках и с такой подорожной в поясном кошеле. Сосланная она, в немилость царскую попала. Только перепутал он, не догадывался, что сослана не она сама, а именно невинный младенец стал причиной её изгнания.
Поутру с первыми петухами ожило селение Пороги. Заскрипели телеги, зафыркали лошади. Сонные мужики, лениво ругаясь, запрягали. Товары для монастыря уже с вечера были уложены на телеги, и обозу предстояло отправиться в путь с раннего утра, как только покажется Солнышко. Хороший обычай отправляться в путь с первыми лучами.
Когда всё было готово, к телеге, где разместилась Молодила с непременной корзиной на руках, подошёл кормщик.
— Вот, попрощаться пришёл, когда теперь увидимся.
— Прощай Ратмир, спасибо тебе за всё.
— Удачно тебе добраться до монастыря.
— И тебе удачи в трудах твоих нелёгких. Добрый ты человек, хорошо с тобой, — сказала она тихо и стыдливо опустила взгляд.
Оба замолчали в смущении. Он взял её руку, а она не пыталась отнять. Так промолчали они немного. Заминку их прервал окрик переднего возницы: "Готовы ли?". Весь обоз отозвался: "Готовы!". Тогда передний сотворил знамение и крикнул: "С богом, в путь, тронули!". Обоз тронулся. Сначала двинулась первая повозка, а за ней начали движение постепенно остальные. Вереница телег вытягивалась по дороге в направлении гор. Ратмир шагал рядом с телегой, не выпуская руки Молодилы.
— Буду через год здесь, разыщу тебя, ждать будешь? — прервал затянувшееся молчание кормщик.
— Буду, Ратмирушка, буду, — она вскинула на него влажные глаза и тихо попросила. — Найди меня, не забывай.
Он выпустил её руку и остановился, провожая взглядом. Она тихо всхлипнула, и по щекам её скатились крупные капли. В глазах всё расплывалось от слёз, а она смотрела сквозь эту влажную пелену на удалявшуюся фигуру. Что-то ждёт их впереди, как примут её суровые места?
А Мураван гудел как потревоженный улей. Ровно через семь дней после того, как в тяжёлых родах царица впала в беспамятство и через пять дней, как покинула опальная царевна в своей корзинке столицу, случилось небывалое событие. Средь бела дня погасло Солнце. Бывали и раньше затмения, но в этот раз произошло что-то невероятное. Светило погасло почти мгновенно и не осталось на его месте сияющей короны, а лишь бурое туманное облачко едва светилось на чёрном небе. Будто засохший кровавый след на траурном бархате. Это необычное затмение навело на жителей такой ужас, что весь город словно вымер. Даже собаки перестали лаять, птицы замолкли, а люди в оцепенении смотрели на скорбное небо и не могли издать ни звука. Но затем столицу накрыла волна истеричных воплей. Горожане и гости в панике метались по улицам, истошно кричали. Кто-то плакал, кто-то молился, но все уверены были, что настал конец Света.
Солнце появилось так же внезапно, как и погасло. По городу метались с нервным лаем обезумевшие собаки, в небе повис оглушающий гвалт потревоженных птиц. Люди потихоньку приходили в себя. А через некоторое время на рыночной площади, при огромном скоплении народа заголосила бабка Варвара.
— Ой, люди добрые, злое знамение послал на нас нынче господь! Великое зло грядёт. Не будет мира в нашем царстве-государстве.
— Чего каркаешь, старая, беду накличешь! — выкрикнул кт-то из толпы.