Ошибка Купидона
Шрифт:
Но меня это не смутило. Я прикурила сигарету и продолжила свою «обвинительную речь»:
— Нам остается только выяснить, чего добивался этот человек, решившись на подобное правонарушение.
Мне не хватало только мантии и парика!
— Большого чувства к пострадавшей, которое частично могло бы объяснить, если не оправдать, поведение нашего… кхе, кхе… «героя» (поклон в сторону заметно приунывшего адвоката), он не испытывал, о чем красноречиво свидетельствуют видеодокументы. Прошу передать их уважаемому суду.
Вы скажете, что он страдал. (Многозначительная
Безусловно. Обвиняемый пережил несколько тяжелых ударов судьбы. Безвременную кончину горячо любимой сестры и рождение больного ребенка. Увы, это так…
«Кстати, — на секунду прервав игру, подумала я, — а его-то жена куда делась? Ведь не сам же он родил мальчика? Как же я раньше об этом не подумала? А может быть, ребенок вообще не его?»
В добытых Папазяном сведениях про сие ни словом не упоминалось. Хотя существуют еще браки, зарегистрированные лишь на небесах, и они не входят в компетенцию милиции, во всяком случае до тех пор, пока кто-то из супругов не поссорится с законом. Чтобы окончательно не запутаться, я не стала зацикливаться на данном вопросе и, оставив его на «потом», вернулась к прерванной речи.
— Все эти несчастья ни в коей мере не оправдывают его злодеяний. Возненавидев из-за них весь человеческий род, он решил отомстить ему в лице одного из наиболее прекрасных и беззащитных его представителей. Я имею в виду пострадавшую, которая, к сожалению, прикована сейчас к больничной койке и не может предстать перед уважаемым судом…
Мне уже порядком надоела «игра в прокурора», и давно пора было ее прекратить. Но мне словно вожжа под хвост попала, извините за непарламентское выражение, и я еще несколько минут сотрясала воздух скорбными возгласами и риторическими вопросами. Но, между прочим, в результате этой идиотской забавы худо-бедно сформулировала причину хрусталевских поступков.
Месть роду человеческому. Чем не аргумент? Совсем в духе фильмов Дамиано Дамиани или Бертолуччи.
За неимением лучшего, я решила использовать его в качестве рабочей версии. Что позволяло приступить к вполне определенным следственным действиям, к которым мне так не терпелось уже перейти.
Я вообще более склонна к действию, нежели к размышлению, из меня вряд ли получился бы кабинетный ученый. Иной раз я ловлю себя на том, что с большим удовольствием отрежу семь раз, чем стану заниматься бесконечными замерами.
И чтобы никакая новая мысль снова не отвлекла меня от дела, наскоро перекусив, я выскочила из квартиры.
Назначив Хрусталева главным злодеем, сыщик Таня Иванова обрела наконец-то объект наблюдения. К нему-то и лежал ее путь.
Днем уже знакомый мне двор выглядел еще более неприглядно, чем ночью.
Развороченная, вперемежку с песком земля свидетельствовала о недавних ремонтных работах. Ящики с мусором кишели кошками и опустившимися голубями, а компания плутоватых мальчишек поглядывала на мою машину с таким видом, словно собиралась открутить колесо.
В наше время стоящая в углу двора машина вряд ли способна
Удобная это штука — сотовый телефон. В какой-то момент мне показалось, что Хрусталева нет дома, и я решила сделать «контрольный звонок» в его квартиру. Узнать номер его телефона было делом двух минут. По иронии судьбы он отличался от моего всего двумя цифрами, что показалось мне забавным. Я набрала знакомое сочетание, и через пару секунд раздался хриплый сердитый голос:
— Слушаю…
Я злорадно ухмыльнулась, мол, можешь слушать до второго пришествия, разговаривать с тобой я не собираюсь.
Сообразив это, Хрусталев, мягко говоря, чертыхнулся и повесил трубку.
Значит, он не покидал квартиры со вчерашнего вечера и скорее всего ничего не знает о судьбе Светланы.
Что ж, надо воспользоваться ситуацией, потому что долго сидеть в машине, попивать лимонад и слушать музыку способны только малолетние плейбои, да и то в компании с прыщавыми девицами. Теперь задача выманить «красавчика» из квартиры, а заодно немного потрепать ему нервы.
— С вами говорят из третьей горбольницы, — как можно более «протокольным» голосом сообщила я, повторно набрав хрусталевский номер. — К нам поступила ваша знакомая — Зеленина Светлана Борисовна, семьдесят четвертого года рождения. Вы не могли бы подъехать на часик, сообщить нам кое-какие сведения?
Последовала пауза слишком долгая, чтобы ничего не означать.
— А… что с ней? — наконец разродился он ответом.
— Самоубийство, — вздохнула я.
— То есть… Вы хотите сказать…
Он никак не мог сформулировать вопроса, а я не торопилась прийти ему на помощь.
— Она жива? — Хрусталев наконец подобрал нужное слово.
— Положение очень тяжелое, — ответила я уже совершенно гробовым голосом, — поторопитесь.
— А откуда… — успел произнести он, прежде чем я повесила трубку.
Наверняка он хотел узнать, откуда в больнице известен номер его телефона. И именно об этом будет думать всю дорогу. Если бы у меня не было других планов, я с удовольствием посмотрела бы на то, с каким видом он произнесет:
— Моя фамилия Хрусталев, меня просили приехать к Зелениной…
Если в это время у Светланы будет находиться кто-нибудь из милиции — тем лучше.
Но у меня были другие планы. Они созрели в моей голове, пока я парилась под звуки «Pink Floyd» перед его подъездом. И с каждой минутой они казались мне все заманчивей.
Я еле дождалась, когда он наконец появился во дворе и быстрым шагом направился к остановке трамвая. Для надежности я «проводила» его до остановки, убедилась, что он вошел в вагон, и только после этого вернулась во двор.