Ошибка сыщика Дюпена. Том 2
Шрифт:
В Свиштове жили отец и мать Николая, два младших брата Илия и Петко. Встретили молодоженов радушно. В большом просторном доме Димитра Катранова— богатого торговца, пользующегося в городе всеобщим уважением за справедливость и смелость (во время Крымской войны он тайком снабжал русские войска товарами), места хватало всем. Николай сразу же приступил к осуществлению своих планов. Верный взглядам своих учителей-просветителей, он ведет активную преподавательскую деятельность, готовится к выступлению свиштовского подполья. Вскоре на него обращают внимание турецкие власти, начинают преследовать.
В этот момент события принимают неожиданный оборот. Чахотка острой формы поражает его организм. Вместе с Ларисой спешит он обратно в Москву— в надежде на врачей и материальную
Однако и венские светила оказываются не в силах чем-либо помочь. Их совет — уповать на целительный воздух Италии. В апреле 1853 года Николай и Лариса приезжают в Венецию.
Из письма двоюродного брата Николая известно, что болезнь Катранова протекала тяжело, родные очень беспокоились за него. Ждали вестей из Венеции и его друзья. Щедрый И. Н. Денкоглу, готовый снова помочь, предлагает возвратиться в Свиштов или в Софию. Ему кажется, что здесь, благодаря родному воздуху, Николай скорее выздоровеет.
Но в Венеции молчат. Видимо, там было не до переписки. Да и изменить что-либо никто уже не мог.
Что же случилось с Николаем Катрановым в Венеции? Во время прогулки в гондоле по каналу он сильно простудился. Для такого больного это означало конец. Он умер на руках у Ларисы пятого мая. Похоронили его на острове Сан-Христофоро. В записи о смерти, составленной священником греческой православной церкви Святого Георгия, говорилось: «Катранов Никола, родом из Болгарии, в возрасте 24 лет, скончался вчера, 5 мая сего года, и похоронен на кладбище Сан-Христофоро».
В романе «Накануне» Тургенев довольно подробно рассказывает о пребывании Инсарова и Елены в Венеции. Приезжают они сюда в конце марта из Вены, где больной Инсаров «пролежал почти два месяца». Тургенев упоминает и о злополучной прогулке по каналу, и о простуде, и о смерти на руках жены. Возникает предположение, что и в этом случае Тургенев пользовался подлинными фактами биографии прототипа своего героя. Но откуда он мог узнать о них? Ведь в тетради В. Каратеева события конца жизни Н. Катранова изложены несколько по-иному. В своих записях Каратеев весьма кратко, на трех полустраничках, писал, что заболевший Н. Катранов оказался в Италии, в то время как Катерина, его жена, находилась в Париже, где заканчивала свое музыкальное образование. Здесь она и получает известие о смерти мужа, к которому лишь собиралась ехать.
Явное различие. Оно несомненно говорит о том, что Тургенев во время работы над романом интересовался судьбой прототипа Инсарова. Не случайны свидетельства болгар, утверждавших, что Катранов был «нарисован таким, каким был в действительности, не идеализирован и не приукрашен». На это обращает внимание и профессор В. Велчев. Возможно, Иван Сергеевич расспрашивал о прототипе своего героя московских болгар, с которыми встречался. «Сведения о болгарской патриотической интеллигенции, — пишет B. Велчев, — в частности, о Катранове, Тургенев мог почерпнуть также от Аксаковых, . П. Погодина, C. П. Шевырева и других, с которыми болгары, учившиеся в Москве, поддерживали связь». В самом деле, может быть, Тургенев слышал о печальном конце Н. Катранова и о том, что спутница его оставалась неизменно рядом с ним, в доме Аксаковых? А те в свою очередь знали о судьбе Николая Катранова от Ивана Николаевича Денкоглу или от П. А. Бессонова, дружившего с болгарином в университете. Два года спустя после смерти Н. Катранова, в 1855 году, П.А. Бессонов, верный памяти друга, издал записанные им 22 народные песни. В предисловии он писал о нем: «Это был студент факультета, природный болгарин, весьма даровитый и горячо преданный задачам своего родного слова, а потому много обещавший в будущем». П.А. Бессонов сообщал далее, что болезнь заставила его отправиться в Венецию и что, уезжая, он дал списать свой сборник, сам же скоро за границей скончался. «Желая сохранить для болгар его память, а вместе с тем очень дорожа оставленными им народными памятниками, — писал П.А.
Весьма вероятно, что этот сборник оказался у И. С. Тургенева. После чего он специально встретился с П.А. Бессоновым, а возможно, и с самим И. Н. Денкоглу и разузнал подробности последних месяцев жизни прототипа Инсарова. Предположения эти вполне правомерны, если иметь в виду, что многие из окружения болгарина И. Н. Денкоглу, несомненно осведомленного о том, что произошло с Катрановым, входили в сферу косвенных соприкосновений с И. С. Тургеневым.
Случайно ли то, что русский писатель выбрал в качестве главного героя своего романа «болгара», как он его называет?
Вопрос этот стал предметом острой полемики после выхода романа в свет в 1860 году. «Господа критики… — вспоминал позже Тургенев, — удивляясь моей странной затее выбрать именно болгарина, спрашивали: Почему? С какой стати? Какой смысл!» Тогда писатель не счел нужным давать объяснения, рассказывать о тетради В. Каратеева, где говорилось о болгарском патриоте — герое, которого «между тогдашними русскими еще не было». В кратких записях соседа помещика писатель гениально усмотрел актуальную тему социально-политического романа. Для русского общества тех дней, находившегося в преддверии крестьянской реформы, как считал Тургенев, начала новой эпохи, такие фигуры, как Елена и Инсаров, являлись «провозвестниками того, что пришло позже». Наступали времена (писатель это чувствовал), когда вместо бездеятельных дворян-интеллигентов требовались «герои другого калибра». И Тургенев одним из первых русских писателей высказал «мысль о необходимости для России сознательно-героических натур», чтобы «дело продвинулось вперед».
Когда в апреле 1876 года войска турецкого султана подавили в крови всенародное восстание болгар, в России поднялась мощная волна протеста. В защиту славянских братьев выступили Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, В. М. Гаршин и И. С. Аксаков, Я. П. Полонский и Вас. И. Немирович-Данченко, Д. И. Менделеев и А. Г. Столетов. Одним из первых среди них возвысил свой голос И. С. Тургенев.
Писатель приветствовал русских добровольцев, в числе которых были художники В. Верещагин, Н. Каразин, О. Шамота, А. Балдингер. На фронте оказались и его собратья по перу — В. М. Гаршин и Вас. И. Немирович-Данченко. Они, как и многие «обыкновенные русские люди, пошли на бой не по прихоти барина, а по свободному зову сердца, своей собственной совести», — писал Гаршин.
С гневом И. С. Тургенев писал о «болгарских безобразиях» и приветствовал голос всей передовой России, требовавший оказать помощь болгарам. Его возмущали не только жестокость поработителей, но и фарисейство и лицемерие европейских реакционных кругов, о чем он писал в стихотворении «Крокет в Виндзоре». В другом стихотворении в прозе — «Памяти Ю. П. Вревской» Тургенев описал самоотверженность русской женщины, которая добровольно пошла в сестры милосердия и погибла на болгарской земле. В подвиге Вревской усматривают воздействие романа «Накануне» на русскую интеллигенцию.
В свою очередь болгарские литературоведы отмечают то значение, которое роман русского писателя оказал на болгарского читателя, вначале знакомившегося с сочинением Тургенева по русским изданиям.
Прошли годы. Смолкли голоса гайдуцких ружей на Старой Планине — надежном укрытии бунтарей. Угасли сполохи мятежного Апреля. Отгремел грохот орудий под Плевной и на Шипке. Наступила весна 1878 года, ставшая для Болгарии долгожданной весной освобождения.
Через год, в апреле 1879 года, в газете «Болгарин», издававшейся в городе Рущук (Русе), появилась корреспонденция из Москвы, подписанная именем Стефана Бобчева. В ней описывались торжества по случаю пребывания И. С. Тургенева в Москве и говорилось о встрече автора заметки с русским писателем, имя которого было уже хорошо известно в Болгарии. «В конце семидесятых годов, — отмечает тот же В. Велчев, — все, что ни выходило из-под пера Тургенева, сразу же вызывало отклик болгарской печати».