Осиновая корона
Шрифт:
— Ты останешься в платье? — Индрис выгнула бровь, критически оглядев Уну. — С подолом можно будет попрощаться. Я бы советовала штаны, — и колдунья с усмешкой похлопала по собственным брюкам; мужская рубаха и куртка, надо признать, тоже ей шли. Уне на миг представилось, как нелепо в этом наряде (а тем более — в балахоне Отражений) выглядела бы она сама.
Тётя Алисия часто повторяла, что внешность и титул в Обетованном ничего не решают. Может, она была права — только вот теперь это вовсе не утешает.
— У меня нет штанов, — терпеливо ответила Уна, пряча смущение.
— Не
— Не положено.
— Что ж, тогда придётся ограничиться этим, — Индрис спрыгнула с подоконника и закрыла окно; Уна с облегчением почувствовала, как прервался, точно перебитый на полуслове, поток холодного воздуха. Ледяная летняя ночь — обычное дело в предгорьях. Матери будет не по себе: она ненавидит мёрзнуть. — Мои, боюсь, будут тебе великоваты… Ну, а в вещи Гэрхо ты и сама побрезгуешь лезть — и я тебя прекрасно пойму. Леди Мора согласилась и ждёт нас внизу. Луна растущая, — колдунья, запрокинув голову, жадно заглянула в ночное небо — хотя Уна знала, что из-за выступов на крыше башни из её окна мало что можно там рассмотреть. — Как нам и нужно… В фазе третьего дня. Близится полночь. Слышишь, ученица, как кричат совы? А как летучие мыши резвятся в вашей усыпальнице?
Уна поёжилась.
— Не так уж смешно.
— А я и не шучу.
Индрис подхватила свой узелок и с полупоклоном открыла перед Уной дверь.
— Прошу на выход, миледи.
Едва Уна сделала несколько шагов по коридору и ступила на витую лестницу, как в глаза ей ударил свет факела. За ним маячило бледное остроносое лицо. Уна была так напряжена и раздосадована мыслями о матери, ежевике и нетопырях в усыпальнице, что нелюбезно вскрикнула — а уже потом сообразила, кто перед ней.
— Господин Нитлот… Простите. Я не узнала Вас, — Уна прижала сумку к груди, как щит, а волшебник смущённо попятился и, кажется, чуть не полетел с полутёмных ступеней. — Не думала, что Вы зайдёте в мою башню. Просто мы уже уходим.
— Знаю, миледи. Это Вы извините меня, — бесцветные губы мастера Нитлота растянулись в улыбке. Он опять пожирал глазами Уну — будто увидел привидение; Индрис с явным намёком кашлянула, и эхо гулко отпрыгнуло от каменных стен. — Не хотел напугать. Не позволите ли к Вам присоединиться? Я варил са'атхэ что-то около семидесяти раз и мог бы подсказать, какие ветви лучше подходят… Советую нижние, а ещё — те, на которые больше попадает лунный свет.
— Са'атхэ?
— Зелье, укрепляющее воинские силы. У нас его ещё зовут «Глоток храбрости», — волшебник улыбнулся ещё шире — с нотками заискивания. — Надеюсь своей помощью исправить утреннюю грубость. Всё-таки я приехал, чтобы понаблюдать за Вашим обучением, а не чтобы… ставить Вас в неловкое положение. Простите ещё раз.
— Зануда, да ты говоришь как придворный. Ох уж мне этот Энтор, — пробормотала Индрис себе под нос. Мастер Нитлот не удостоил её ответом. Уна видела своё отражение у него в зрачках, под редкими ресницами.
«Глоток храбрости». Это зелье уже сейчас не помешало бы ей — как его ни назови.
— Разумеется, господин Нитлот. Пойдёмте с нами.
— Благодарю,
Маг прижался к стене, вежливо пропуская её вперёд.
— Готовить зелье Вы тоже мне поможете?
— Если Вы не будете возражать.
— Если я не буду возражать, — невозмутимо поправила Индрис. — Я всё ещё наставница леди Уны… Но это так, к слову.
Уна была уверена, что всё происходящее, включая «соперничество» за неё — только искусно подготовленный спектакль. Она шла, выпрямив спину, по знакомому пути: лестница, коридор, ещё одна лестница, переход в центральную башню… Факел мастера Нитлота чадил, тускло освещая гобелены, картины и гербы с пучком осиновых прутьев. Над проржавелыми доспехами её прапрадедушки — лорда Тилмуда, редкого среди Тоури силача — образовалась паутина, и жирный паук копошился в ней, нисколько не боясь шагов и света. Сколько мух за это лето окончили тут свои дни?
— Для меня помогать Вам — это честь. И всё же я знал человека, который был бы лучшим наставником для Вас в искусстве изготовления зелий и снадобий, нежели я, леди Уна.
Слишком неуклюже. Индрис могла бы помочь своему «другу» и придумать что-нибудь поизобретательнее.
Уна не обернулась и не замедлила шаг, крепче прижимая к груди сумку.
— Кого, мастер Нитлот?
— Вашего дядю.
Ну что ж — можно хотя бы не прикидываться дурочкой, делая вид, что она не понимает, о каком именно дяде речь.
— Вы знали лорда Альена?
— О да, довольно близко. И…
— Я не знала его, — перебила Уна, почти бегом пролетая очередной коридор. Страх гнал её, как лань на охоте; добраться бы уже до матери и до этих проклятых зарослей ежевики, не хочу обсуждать это, не хочу знать, не надо… Дар, наоборот, тянул совсем в другую сторону. От присутствия бледного волшебника зеркало нагревалось, сыто впитывая силу. Пожалуйста, только не сейчас. — И не могу судить о его талантах.
— Но, миледи, я хотел бы…
— Чуть позже, господин Нитлот, лучше завтра, прошу Вас, — протараторила Уна, мысленно считая шаги до обеденного зала, где ждала мать. Ещё примерно двадцать… пятнадцать… десять… а вот и двери, чудесно. — Я устала, и мне нужно сосредоточиться. С удовольствием выслушаю всё, что Вы собирались мне рассказать о лорде Альене, но завтра, завтра.
«С удовольствием»? Это вряд ли.
Тётя Алисия говорила о Ривэне, лорде Заэру — его ближайшем друге. О том, кто знает его судьбу. Он тоже в Дорелии. Знакомы ли они с этим бледным, так метко прозванным Индрис Занудой? И если да — стоит ли…
Мастер Нитлот издал невнятный звук за её спиной, однако было поздно. Уна перешагнула порог; мать поднялась со стула ей навстречу.
Леди Мора устроилась у камина и грела ноги, поставив их на обитую бархатом скамеечку. Как только она встала, скамеечку услужливо отодвинула Савия. Мать с прищуром поглядела сначала на Уну, потом — на обоих волшебников, но ни с кем не поздоровалась.
— Опаздывать — дурной тон, господа. Особенно ночью. Особенно в чужом доме, — она напоказ зевнула, прикрыв ладонью рот. — Ну что, мы идём наконец? За земляникой — или что там вам нужно?…