Оскар за убойную роль
Шрифт:
– Начнешь с первых четверых: Павленко, Соколова, Пастухов, Колпин. Потом доберешься и до начальства. Ты понял, Родион, что тебе надо говорить? «Документ нужен. За него готовы заплатить. Заплатить хорошие деньги». Вот основные постулаты. Донесешь их до каждого.
– А что мне делать, – пробормотал Щапов (он был совершенно раздавлен), – если кто-нибудь из них вдруг скажет «да»? Что документ – у него?
– Позвонишь мне. Сразу же. Вот телефон.
Господин достал из кармана картонную карточку, на которой не было ни имени, ни должности, только от руки записан
– Кто вы такой? – прошептал Родион.
– Это совершенно неважно.
– А как мне вас называть?
– По телефону просто представишься. Я тебя узнаю.
– Я… я… я не смогу говорить с ними… С этими людьми, на работе…
– Это очень просто. Ты это сделаешь, Родя, и как можно быстрее. Завтра, максимум послезавтра.
– А что потом?
– Все будет хорошо, – уверенно проговорил толстый щеголь.
– И вы от меня отстанете?
– Конечно, – пожал плечами господин. – Слово чести. Да и что нам от тебя еще может понадобиться? Ты же не на секретном заводе работаешь и не во вражеской резидентуре…
Слова гражданина звучали мягко и убедительно.
– И еще раз: не забывай о том, каковы мои возможности, – проговорил он, снова развернув Щапова лицом к себе и пристально вглядываясь ему в лицо из-под своих очков. – Если ты нам реально поможешь, я замолвлю словечко о твоей маме. Ну а будешь ваньку валять – мы тебя уничтожим. Понял?
Родиону ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть.
– Давай, мой дорогой. – Господин поощрительно похлопал его плечу. – Действуй.
Потом оставил в покое Щапова и быстро-быстро пошел в сторону метро.
…Снимая с носа солнцезащитные очки, полковник Ходасевич подумал: «А я уже почти забыл, что такое вербовать агентов. Больше десяти лет этим не занимался. Забыл, какая это муторная и, в общем-то, грязная работа. Но есть еще порох в пороховницах. И мастерство, как говорится, не пропьешь. Все прошло как по маслу. Правда, и объект – мелюзга натуральная. Совершенно нетренированный тип. То ли дело тот торговец оружием в Анголе, к которому мы всей группой подбирались четыре месяца…»
Но, несмотря на легкость добычи, отчим Тани был доволен и даже горд собой. И освежен, словно только что из бани. «Как уж этот Щапов сработает, я не знаю, – подумал он, входя в темный после яркого солнечного света вестибюль метро, – зато документ он и вправду не крал. Это видно. Он слишком глуп и труслив. Так что из списка подозреваемых его можно смело вычеркнуть. Даже я могу теперь за него поручиться».
Два немолодых человека сидели друг напротив друга за угловым столиком ресторанчика «Шашлык-машлык». После того как официантка отошла, приняв заказ – лагман, чебуреки, люля-кебаб, зеленый чай и, конечно же, водка, – первый из них попросил:
– Ну, Валерий Петрович, выкладывай.
– Что? – делано удивился второй.
– Как «что»? Что тебе от меня нужно, – засмеялся первый. Это был человек лет пятидесяти, с полысевшей и при этом наголо побритой головой – так, что было не разобрать, где кончается естественная лысина и начинается бритая поверхность. Он сиял добродушной улыбкой, но глаза его при этом словно бы шурупчиками ввинчивались в лицо собеседника.
– А почему ты решил, что мне от тебя что-то нужно? – улыбнулся его визави – этакий, со стороны глядя, добряк, толстячок, увалень. Старый модник в элегантном костюме и с шейным платочком. (Если, конечно, тоже не брать в расчет его проницательные глаза.)
– Да потому что ты, Валерий Петрович, – проговорил бритый, – первый раз мне звонишь с тех пор, как мы вместе работали. А прошло уже, дай бог, лет десять.
– Одиннадцать, – поправил собеседника Ходасевич.
– Тем более. А ты еще в ресторан меня приглашаешь. На свои-то пенсионные шиши.
– Ты, Вадимыч, я вижу, обо мне справки тоже навел.
– А то как же!
Официантка принесла водку и чебуреки. Расставила тарелки и рюмочки. Налила господам из графинчика, пропела:
– Приятного аппетита!
– Не люблю я за едой о делах разговаривать, – поморщился Татьянин отчим, когда девушка отошла. – Давай сначала пообедаем, а потом уже поговорим.
– Ты что, не знаешь главного принципа капитализма, Петрович? – спросил его собеседник, чокнулся с рюмкой Ходасевича и быстро выпил.
– Их много, этих принципов, – усмехнулся полковник. – Какой из них ты имеешь в виду?
– Время – деньги. – Лысый отрезал кусочек чебурека и отправил его в рот. – У меня на все про все – один час.
– А что потом? – усмехнулся Ходасевич, приветственно вздымая свою рюмку.
– Потом у меня дела.
– Жалко. Я думал, ты меня до дому подкинешь. У тебя ведь, поди, «Мерседес»?
– У меня «Ауди». А ты что, девушка – тебя до дому провожать? – усмехнулся лысый. Тон его с каждой репликой становился все более и более высокомерным по отношению к пенсионеру-полковнику.
– Да, Вадимыч, – вздохнул Ходасевич, – быстро ты, похоже, забыл, как я тогда в Париже твою задницу прикрывал. – Он пристально глянул на собеседника. – А ведь сгорела бы задница-то твоя? А? Что скажешь?
– Петро-ович… – протянул лысый. Тон его сразу сменился, из высокомерно-делового превратился в сладко-елейный. – Конечно, то, что ты для меня сделал, я вечно помнить буду. И вечный твой должник.
– Значит, сейчас ты мне свой должок и отработаешь, – усмехнулся Валерий Петрович.
– Что нужно? – с готовностью отозвался лысый. Он жадно ел чебурек, и узкие губы его стали маслеными. – Денег? На работу кого устроить? Словечко перед боссом замолвить?
– Ни то, ни другое, ни третье. Нужна информация.
– Информация в наше время, – усмехнулся собеседник, – порой дороже любых денег стоит.
– А ты мне ничего не говори. Просто головой кивай, «да» или «нет».
Полковник Ходасевич разлил по рюмкам водку из лафитничка.
– Ну, давай все-таки выпьем за встречу. А то мы и вправду как капиталисты – пьем каждый в одиночку, – проговорил он.
– Давай, за тебя, Валера, – спохватился лысый.
Старые приятели чокнулись.