Оскар за убойную роль
Шрифт:
– Ой…
«Ну, что еще?!» – чуть не закричала в сердцах Татьяна. И тут увидела: кошка с машины спрыгнула и пулей несется прочь… а сама машина… ее «Тойота»… ее любимая ласточка… вдруг окутывается облаком черного дыма. Всполох пламени, скрежет, звук взрыва – ужасающе громкий, такой, что заложило уши… А потом – снова тишина. И вместо ее машины – только страшный остов, окутанный безмолвным пламенем. И бабка клещами держится за Танину руку и все повторяет: «Господи боже мой!..»
Таня усадила бабку обратно на лавочку… С минуту смотрела, как горит «тойоточка», –
– Таня! Что случилось?!
Хороший вопрос!
Она не ответила. Странно, но она ничего не чувствовала. Ни-че-го. Будто не имеет ни к «Тойоте», ни к взрыву никакого отношения. Внутри у нее все заледенело. И тогда она, обычно такая логичная и здравомыслящая, поступила против всякой логики. Она просто повернулась к Армену спиной и шустро, шустрей, чем дворовая пацанва, бросилась к выходу со двора. Нет, она не вынесет приезда милиции, допросов, нервотрепки… И неизбежного вопроса: «Как вы думаете, кто это сделал?»
Вопрос бесполезный, потому что неизвестно, как на него отвечать. Слишком много тех, кто мог это сделать. Оскорбленный Брячихин. Родственники того парня, которого она сшибла, вполне могли за ночь узнать ее адрес и по-своему, по-народному, расквитаться. Даже Андрей Федорович, не простивший ей своего унижения, – и тот мог. Нанять бандюганов со взрывчаткой в Москве несложно и недорого…
Менты, конечно, удивятся, что хозяйка «Тойоты» исчезла. Ну и пусть удивляются. Пусть ищут. Чем позже найдут, тем лучше. Потому что говорить с ними бесполезно. Толку никакого, только время тратить… Участвуешь ты в следственных действиях или не участвуешь – машину все равно не вернешь. И лучший выход – просто сбежать. Как можно быстрее добраться до Валерочки, упасть ему на плечо и… И все.
Таня выбежала на дорогу, вытянула руку – и уже через секунду остановила ржавую, битую жизнью «копеечку». За рулем (обычное дело для старых «жигулят») восседал «гость столицы», сиял улыбкой, обволакивал томным взглядом: «Садысь, красавица! Домчим, как на диком коне!»
Обычно с кавказцами Татьяна не ездила. Никаких нервов не хватает, когда их «копейки», скрипя от старости и ежеминутно грозя развалиться, мчатся на красный свет, протискиваются меж фурами и подрезают «бимеры». Но, с другой стороны… Когда едешь с явным риском для жизни, о текущих проблемах сразу же забываешь – думаешь только о том, как бы до места назначения доехать в целости и сохранности. К тому же дешево – до Валеры, на другой конец Москвы, кавказец вызвался ехать за сто рублей.
– Годится. – Таня решительно уселась на переднее сиденье. – Только побыстрей.
Кавказец послушно стартанул – так, что пассажиры на автобусной остановке дружно вздрогнули от визга покрышек, а пешеходы, заслышав рев перегазовки, бросились врассыпную. Таня же даже не поморщилась.
– Ты смелый дэвушка, – похвалил кавказец.
– Я сама и круче умею, – зачем-то похвасталась Татьяна.
И закусила губу: уметь-то она умеет. Только вот… Ее «тойоточка», любимая, холеная, красивая машинка, мертва. Но кто все-таки это сделал?! И зачем?!!
Таня держалась изо всех сил, однако, едва отчим отпер ей дверь и она увидела его радушное и озабоченное лицо, слезы сами потекли из глаз. Таня приникла к жирному плечу Валерия Петровича, и рыдала, и хлюпала – совсем как в детстве, когда отчим еще жил с ними и она, в случае самых ужасных и самых диких обид, прибегала жаловаться именно ему – всего два или три раза такое в ее жизни было.
– Ну, что ты? Что случилось, Танюшка? – спрашивал Валера, мягко похлопывая ее по плечу. Как все мужики, будь они трижды супершпионами, он смущался женских слез – тем более когда при нем плакали женщины, которых он любит.
А Татьяна все ревела и ревела и сквозь рыдания выдавила:
– Они мою машину взорва-а-али!
– Кто «они»? Какую машину? – вопросил отчим озабоченно.
– «То-о-ойоту»! – проревела Татьяна, а потом еще пару раз всхлипнула и, наконец, успокоилась, но по-прежнему прижималась к ужасно широкому плечу отчима.
– Давай, Танюшка, – Валерий Петрович погладил ее по спине, – ты умоешься, успокоишься, приведешь себя в порядок, а потом мы с тобой позавтракаем и поговорим. Лады?
Татьяна покивала и всхлипнула, а после оторвалась от любимого Валерочки и, пряча лицо, скрылась в ванной.
…Появилась она спустя минут десять, свежеумытая. Слезы на плече Валеры будто вымыли своим потоком события сегодняшнего утра и вчерашнего дня – те отступили и стали казаться уже не такими ужасными. Татьяна вышла на кухню, где отчим озабоченно смолил свою очередную кошмарно пахнущую сигарету, и делано бодрым голосом спросила:
– Так, Валерочка! Что у тебя сегодня на завтрак?
– На завтрак? – удивленно переспросил Ходасевич – обычно Таня никогда не требовала завтрака, всегда заявляла, что по утрам у нее нет аппетита. И слегка смущенно ответствовал: – Сосиски с макаронами.
Таня округлила глаза в наигранно-веселом удивлении:
– Валерочка! Не узнаю тебя! Ты, гений кулинарии, – и вдруг сосиски?!
– И у гениев случаются творческие спады, – отшутился отчим. – Зато могу угостить тебя прекрасным вином. Настоящее «шабли».
– Так ведь рано еще, только десять… – неуверенно ответила Таня.
Пусть приличные девушки с утра и не пьют, но ей сейчас глотнуть вина ужасно захотелось.
– Для «шабли» никогда не бывает рано, – пожал плечами отчим.
– Звучит, как рекламный слоган, – через силу усмехнулась Таня. – Для «шабли» никогда не бывает рано. Для пива «Глоток» никогда не бывает рано.
– Можешь использовать в своей работе. Дарю.
– В работе! – усмехнулась Татьяна. – А ты знаешь, что меня и со службы поперли?
– За что? – на удивление спокойно спросил Ходасевич.
– Вчера к нам в офис депутат Брячихин приходил. На статью злился. Орал и в Теплицына посудой швырялся. Клялся, что отомстит. Вот меня Теплицын и уволил.
– Ну, это не самое страшное, – безмятежно произнес Валерий Петрович. И задумчиво продолжил: – Это не беда и даже не полбеды. Девочка ты умная, талантливая – найдешь себе службу, да еще лучше, чем прежде… Ладно, давай за стол.