Осколки чести
Шрифт:
Мать чуть отстранилась, не понимая, продолжая улыбаться. Ее сменил брат Корделии. За ним неуверенно и гордо теснилась его семья, не сводя восторженных глаз с героини в блестящих сапожках.
Корделия увидела членов своего экипажа, тоже одетых в новую форму, – они стояли с какими-то правительственными шишками. Парнелл торжествующе ухмылялся. Подталкиваемая Гоулдом, она приблизилась к президентской трибуне.
Зануда Фредди показался ошеломленной Корделии настоящим великаном. Огромный и громогласный… Может, именно поэтому он так хорошо смотрится на экранах. Он схватил ее руку и поднял кверху
Президент великолепно произнес свою речь, ни разу не заглянув в подсказчик. Эта речь была полна все тех же патриотических заклинаний, которые опьяняли людей перед ее отлетом, и едва ли одно слово из десяти было правдой – даже с бетанской точки зрения. Не спеша и драматично президент вел дело к награде. Когда до Корделии дошло, куда он клонит, у нее неровно забилось сердце. Она повернулась к пресс-секретарю.
– Это – д-для моего экипажа, за плазменные зеркала? – Жалкая попытка спрятаться от неумолимой истины.
– Они свои уже получили. – «Он когда-нибудь перестанет улыбаться?» – Эта – только вам.
– П-понятно.
Оказалось, что медаль будет ей вручена за собственноручно исполненную казнь вражеского адмирала. Зануда Фредди избегал слова «убийство», предпочитая художественные метафоры вроде «освобождения Вселенной от чудовища порока».
Речь наконец благополучно завершилась, и сверкающая медаль на многоцветной ленте, высшая награда Колонии Бета, была торжественно надета президентом на шею героини. Гоулд выволок ее на трибуну и указал на зеленые строки суфлирующего экрана.
– Начинайте читать, – прошептал он.
– Моя очередь? О… Народ Колонии Бета, моей возлюбленной родины… – пока все терпимо… – когда я простилась с вами, чтобы б-бороться с угрозой барраярской тирании, идя на п-помощь нашему другу и союзнику Эскобару, я не п-подозревала, что мне выпадет куда б-более б-благородная миссия.
Тут она перестала следовать тексту и лишь беспомощно наблюдала за собой, словно за обреченной шхуной, погружающейся в морскую пучину.
– Н-не вижу ничего б-благородного в т-том, чтобы з-зарезать этого глупого с-садиста, Форратьера. И я не приняла бы м-медаль за убийство б-безоружного, д-даже если бы и сделала это.
Она стянула медаль через голову. Лента запуталась в волосах и больно дернула. Корделию захлестнула волна мгновенной ярости.
– В последний раз говорю. Не убивала я Форратьера. Форратьера убил один из его собственных солдат. Он схватил его сзади и п-перерезал ему горло. Да, я была там, черт побери. Он меня всю кровью залил. П-пресса обеих сторон кормит вас л-ложью об этой паршивой войне. Д-дураки! А Форкосиган не отвечал за военнопленных, когда в лагере творились безобразия. К-как только он получил командование, он их прекратил. П-п-пристрелил одного из своих офицеров, только для того, чтобы удовлетворить вашу ж-жажду м-мести…
Трансляцию с трибуны прервали. Корделия повернулась к Зануде Фредди, с трудом различая сквозь слезы его изумленное лицо, и со всей силы швырнула в него медалью. Сверкающий кружок пролетел в дюйме от президентского уха и канул в толпу.
Кто-то сзади схватил ее за руки. Это включило оборонительные рефлексы, и она начала лягаться.
Не попытайся Фредди увернуться, с ним ничего бы не случилось. А так носок ее сапога с неожиданной точностью угодил ему в пах. Беззвучно открыв рот, президент согнулся пополам и рухнул с трибуны.
Не в силах справиться с собой, Корделия громко всхлипывала, а десятки рук крепко держали ее за локти, за ноги, за талию.
– П-пожалуйста, не надо меня снова запирать! Я этого не выдержу! Я просто хотела домой! Уберите эту чертову ампулу! Нет! нет! Пожалуйста, пожалуйста, не надо никаких лекарств! Простите меня, простите!
Ее поспешно увели прочь. Самое крупное общественное мероприятие года рухнуло подобно Зануде Фредди.
Корделию сразу же упрятали в какую-то тихую комнату, одно из административных помещений космопорта. Вскоре появился личный врач президента и начал действовать, попросив выйти всех, кроме ее матери. Корделия получила передышку, но понадобился почти час, чтобы справиться со слезами. Наконец чувство неловкости и возмущение улеглись, и она смогла сесть и разговаривать так, словно у нее всего лишь сильный насморк.
– Пожалуйста, извинитесь за меня перед президентом. Если бы кто-нибудь меня предупредил или спросил, готова ли я к такой встрече! Я… я сейчас н-не в лучшей форме.
– Нам самим следовало об этом догадаться, – печально сказал врач. – Ведь, в конце концов, то, что вы пережили, выходит за рамки обычного военного опыта. Это мы должны извиняться за то, что вызвали у вас лишний стресс.
– Мы думали, это будет приятным сюрпризом, – добавила мать.
– Да уж, это было сюрпризом. Я только надеюсь, что меня не засадят в психушку. Мне сейчас как-то не хотелось бы где-нибудь сидеть.
От одного предположения, что ее снова запрут, перехватывало горло.
Интересно, где сейчас Форкосиган, что он делает? Мысль о спиртном привлекала ее все сильнее – хорошо бы сейчас оказаться с ним и напиться до бесчувствия. Она сжала пальцами переносицу, стараясь снять напряжение.
– Мне дозволено ехать домой?
– Толпа еще не разошлась? – озабоченно спросила мать.
– Боюсь, что нет, – ответил доктор. – Мы постараемся их сдержать.
Врач шагал по одну сторону от нее, мать – по другую. Чтобы опять не расплакаться, Корделия на протяжении всего пути к машине вспоминала поцелуй Форкосигана. Толпа еще напирала, но как-то притихла, и лица у сограждан были даже слегка испуганные – первоначальный радостный настрой исчез. Ей было стыдно, что она отняла у них праздник.
У жилой шахты, где была квартира ее матери, тоже ждала толпа. Люди стояли в холле перед лифтами и даже на лестничной площадке. Корделия чуть улыбалась и осторожно помахивала рукой, но в ответ на вопросы только качала головой: она была не уверена, что сможет внятно говорить. Наконец они закрыли за собой дверь.
– Уф! Они, наверное, с самыми лучшими намерениями, но… Господи! Мне казалось, им хочется проглотить меня живьем!
– Из-за войны было столько волнений. Все, на ком сейчас голубая форма экспедиционного корпуса, просто герои. А когда стали возвращаться пленные и рассказали о тебе… Я рада, что к тому времени уже знала, что ты здорова. Бедняжечка моя!