Осколки чести
Шрифт:
Тщательно прожарив свой ужин, они расселись вокруг костра и с чисто дикарским удовольствием впились в дымящиеся кусочки мяса. Даже Дюбауэр, соблазненный божественным ароматом, самостоятельно подцепил себе несколько ломтиков. Мясо получилось жестковатым, обуглившимся снаружи, и вдобавок имело горьковатый привкус, однако никто не предложил приправить блюдо овсянкой или рокфором.
Корделия находилась в смятенных чувствах. Ее спутник сидел перед огнем — мокрый, грязный, на комбинезоне пятна крови после разделки туши — впрочем, и ее одежда тоже заляпана. Он оброс трехдневной щетиной, в отсветах
— От космонавтов до пещерных людей за три дня, — подумала она вслух. — И с чего мы взяли, будто наша цивилизация — в нас самих, когда на самом деле она заключается в вещах, которыми мы окружаем себя?
Криво улыбнувшись, Форкосиган глянул на заботливо ухоженного Дюбауэра.
— Вам, похоже, удается сохранять свою цивилизацию в себе.
Корделия неловко покраснела, радуясь, что в оранжевых отблесках костра это не так заметно.
— Каждый делает то, что велит ему долг.
— Для некоторых долг — гораздо более растяжимое понятие. Или… вы были влюблены в него?
— В Дюбауэра? Господи, нет! Я же не растлитель малолетних. Просто он был хорошим пареньком. Я бы хотела вернуть его домой, к семье.
— А у вас есть семья?
— Конечно. Дома, на Колонии Бета, у меня мама и брат. Мой отец тоже служил в Экспедиции.
— Он был одним из тех, что не вернулись?
— Нет, он погиб при аварии в космопорте, меньше чем в десяти километрах от дома. Он был дома в отпуске и как раз отправлялся обратно.
— Мои соболезнования.
— О, это было давным-давно. — «Сдается мне, он нарочно переводит разговор на личные темы», — подумала Корделия. Но это все же лучше, чем сопротивляться военному допросу. Она от всей души надеялась, что беседа не затронет кое-каких щекотливых вопросов — например, последних технических новинок Беты. — А вы? У вас есть семья? — Она внезапно осознала, что это вежливый вариант вопроса «Женаты ли вы?»
— Мой отец жив. Он граф Форкосиган. А моя мать… знаете, ведь она была наполовину бетанкой, — неуверенно поделился барраярец.
Корделия решила, что если по-военному немногословный Форкосиган кажется довольно грозным, то Форкосиган, пытающийся быть любезным, нагоняет прямо-таки панический ужас. Но любопытство пересилило желание прервать опасный разговор:
— Какая необычная история. Как это случилось?
— Мой дед с материнской стороны, принц Ксав Форбарра, был дипломатом. В юности, еще до Первой Цетагандийской Войны, он служил послом на Колонии Бета. Кажется, моя бабка работала в вашем министерстве межзвездной торговли.
— Вы хорошо ее знали?
— После того, как моя мать… умерла, и закончилась гражданская война Юрия Форбарры, я несколько раз гостил на каникулах в столичной резиденции принца. Правда, он не ладил с моим отцом — и до, и после войны: они принадлежали к разным политическим партиям. В те времена Ксав был путеводной звездой
— Ваша бабушка была счастлива на Барраяре? — Корделия прикинула, что школьные годы Форкосигана закончились лет тридцать назад.
— По-моему, она так и не сумела до конца приспособиться к нашей жизни. Ну и конечно, война Юрия… — Он немного помолчал, потом заговорил снова. — Люди с других планет — в особенности вы, бетанцы, — представляют себе Барраяр как некий монолит. Не знаю, право, почему. На самом деле у нас крайне разобщенное общество. Правительству вечно приходится бороться с центробежными тенденциями.
Форкосиган наклонился вперед и подбросил в костер сухую ветку. Искры взметнулись вверх, словно вихрь крошечных оранжевых звездочек, плывущих домой, в небо. Корделии вдруг мучительно захотелось улететь вместе с ними.
— А к какой партии принадлежите вы? — спросила она, надеясь перевести разговор в менее личностное русло. — Вы поддерживаете отца?
— Пока он жив. Я всегда хотел быть солдатом, и избегать всяческих партий. У меня отвращение к политике: она погубила мою семью. Но пора кому-то взяться за этих чертовых бюрократов и их соглядатаев. Они воображают себя могучей волной, несущейся к будущему, хотя на самом деле они всего лишь сточная вода, катящаяся под уклон.
— Если вы так же откровенно высказываетесь у себя дома, неудивительно, что политика следует за вами по пятам. — Она разворошила палкой костер, отправив в странствие новую стайку искр.
Благодаря болеутоляющему Дюбауэр быстро угомонился и заснул, но Корделия долго лежала без сна, вспоминая их удручающую беседу. Ну какое ей, в сущности, дело, если этот барраярец хочет лезть в петлю? У нее нет причин ввязываться в это. Никаких причин. Абсолютно. Даже если его квадратные крепкие ладони — само олицетворение силы…
Глубокой ночью ее разбудил какой-то шум. Но это был всего лишь треск костра, в который Форкосиган только что подбросил целую связку дров. Корделия села, моргая и щурясь, и он подошел к ней.
— Хорошо, что вы проснулись. Вы нужны мне. — Он вложил ей в руку свой боевой нож. — Похоже, эта туша кого-то приманила. Я намереваюсь сбросить ее в реку. Вы подержите факел?
— Конечно. — Она потянулась, встала, нашла подходящую для факела ветку и, протирая глаза, поплелась за ним к воде. Мерцающее оранжевое пламя отбрасывало неспокойные черные тени: разглядеть что-либо при таком освещении было еще сложнее, чем в ровном свете звезд. Когда они достигли берега, Корделия уловила краем глаза какое-то движение среди камней. Оттуда раздалось царапанье и знакомое шипение.
— Ух ты. Там, выше по течению, слева — компания «крабов»-трупоедов.
— Ясно.
Форкосиган зашвырнул остатки их ужина в середину реки, где они исчезли с глухим бульканьем. Послышался еще один всплеск — более громкий. «Ага! — подумала Корделия. — Я видела, ты тоже подскочил, барраярец». Но то, что плеснуло по воде, на поверхность больше не вынырнуло, и разбегающиеся круги были подхвачены течением. Снова раздалось шипение и душераздирающий визг — теперь уже ниже по течению. Форкосиган вскинул парализатор.