Осколки нас

Грин Эмилия

И я свихнулась.

Тело отозвалось, со всем жаром выдавая ответ на ласки любимого мужчины.

Что он творил? Что мы творили?

Я даже не догадывалась, что в реальности Кирилл искупает меня в неразбавленном концентрате любви. Это было настолько болюче и остро. Маниакально даже. Как скальпелем вскрывали нервные окончания друг друга, заставляя каждое полыхать. Дорвались.

Ты ли это, Алина?

Можно ли позволять мужчине такое в самый первый раз?

Я пыталась ему противостоять. Честно пыталась…Не реагировать, когда

Кирилл творил какую-то чертовщину, погружаясь в меня одновременно пальцами и языком… Мягко. Сладко. Но при этом настойчиво. Он доминировал, заставив подчиниться. Сил на споры, все равно, не осталось…

Воронов вел себя как одержимый, а я, с широко распахнутыми глазами, и, не менее широко разведенными ногами, мысленно аплодировала его бесам. Они будто залезли мне под кожу и тянули за нужные ниточки.

А самое поразительное — задыхаясь от своей первой кульминации, я упустила момент, когда Кирилл лег сверху, и, растолкав мои ножки, мягко погрузился внутрь. Вот так просто, без единого сомнения, начал заниматься со мной любовью…

Где-то на задворках замутненного сознания щелкнуло — мы ведь не предохраняемся… Воронов даже не потрудился обсудить эту щекотливую тему. Его самоуправство шокировало. И дико завело.

Боль растворилась.

Запреты стерлись.

Та самая, опаснейшая химия, накрыла нас с головой.

Страшно не потерять любовь. Страшно никогда ее не найти. Сегодня ночью Кирилл Воронов любил меня до невозможности чутко и страстно.

Близость. Вот что это было. Бескомпромиссная. Особенная. Наша первая настоящая близость. И даже после обоюдного финиша он не спешил покидать мое тело…

Грешным делом, почувствовала, что Кирилл практически сразу вернулся в состояние боевой готовности. Однако он не настаивал на продолжении, наоборот, вдруг, испугался, что вел себя слишком грубо. А потом, как какой-нибудь пещерный человек, не отпускал меня в душ. Натурально пришлось отвоевывать себе право сходить помыться… И смех, и грех.

Присев, я вздрогнула от постороннего шума, доносящегося из-за двери. Когда глаза привыкли к темноте, с досадой убедилась — его здесь нет.

Обнаружив на тумбочке бутылку с водой, я сделала несколько жадных глотков, и, поставив ее обратно, пошарила рукой в поисках одежды.

Увы, мои вещи, в том числе и нижнее белье, как корова языком слизала… Поэтому, как была, в футболке Кирилла на голое тело, я покинула спальню, вновь направляясь в небольшую гостиную, совмещенную с кухней.

Распахнув дверь, я застыла на пороге, часто-часто моргая…

Обстановка в помещении изменилась до неузнаваемости. Идеальный порядок сменил жуткий погромом. На полу валялись стулья, кухонная утварь, осколки посуды. Торшер, перевернутым, лежал в самом углу…

— Кирилл…? — сердце колотилось так, что вздохнуть было больно.

По пояс обнаженным, он стоял ко мне спиной, ладонями упираясь в подоконник, и рвано дышал.

— Алин, иди спать. — не оборачиваясь.

Идти спать? Серьёзно?

— Что происходит? — оторопело рассматривала нанесенный им помещению ущерб.

— Давай утром поговорим? Тебе надо отоспаться… — сорванным шепотом.

Однако, я не собиралась никуда уходить. Осторожно переставляя ноги, чтобы не пораниться, я сократила расстояние, прижимаясь к нему грудью.

— Проснулась, а тебя нет… — сомкнув ладони на его плоском напряженном животе, отметила, что любимый мужчина дрожит.

И не просто дрожит: его прямо-таки потряхивало. Я обняла его так крепко, как только могла, с облегчением обнаружив, что Кирилл немного расслабляется в моих объятиях.

— Пять лет… Алин, ты хоть понимаешь? С*ка, пять лет! Да я был готов на тебе жениться еще тогда! Думал, ты переедешь ко мне летом, и мы распишемся…

Внезапно Кирилл отпрянул, и, не глядя на меня, несколько раз прошелся от одной стены к другой, после чего рухнул на диван. Он откинул голову, и, стиснув челюсти, шмыгая носом, зажмурил глаза.

Сердце неистово тарахтело, болезненно отдаваясь где-то под ребрами. Приблизившись к Кириллу, я забралась к нему на колени, положила голову на грудь. Он больше меня не отталкивал. Какое-то время мы, молча, сидели крепко-крепко обнявшись.

Наконец, он посмотрел на меня помутневшим расфокусированным взглядом. А я впитывала его образ — бледное как мел лицо, натянутый кадык, покрасневшие глаза-щели. Таким мне его видеть еще не приходилось.

Оголенный провод.

— Тебе надо отдохнуть… — повторял, как мантру, — Я, итак, под конец конкретно перегнул… — прохрипел с искренним сожалением.

— Хочешь, чтобы я снова ушла? — сглотнула предательски подступающие слезы, — И ничего ты не перегнул… Я впервые в жизни это испытала…

— Не хочу, чтобы ты видела меня таким… — на мертвецки бледном лице Кирилла задвигались желваки.

Какое-то время, не произнося ни звука, мы слушали капли дождя за окном.

— Лебедева, пять лет… Пять долбанных лет! Ты хоть это понимаешь??? — все с тем же надрывом, — Ты даже не представляешь, как мне херово, Алин… Все эти годы я мысленно клял тебя последними словами… А оказалось… — он стиснул переносицу, конвульсивно вздохнув.

Глядя на то, как его, в прямом смысле, ломает, я сопоставила кое-какие факты, тихо предположив.

— Тебе рассказали что-то про меня? Да?

Он судорожно кивнул.

— И ты поверил?

Загробное молчание послужило мне ответом.

Хотя, это было вполне закономерно, учитывая, что я собственноручно отказалась от наших отношений. Наверняка, Кирилл искал причину, и ему «помогли» ее найти…

— Про то, что случилось с отцом, знали только Ксюша с Мариной. Я попросила их не распространяться на эту тему в школе. Официальная версия нашего отъезда — папу уволили, и мы вернулись в родной город. Наверное, кто-то из бывших одноклассников что-то про меня насочинял?