Осколки Русского зеркала
Шрифт:
– Что?! И ты молчал?!
– Стоп, стоп, – одёрнул девушку Давид. – Кто-то перебил меня и потребовал вместо рассказа о библиотеке откровения о личности. Или я что-то перепутал?
– Да, было, – призналась Вилена. – Только мне показалось, что ты пытаешься с помощью рассказа о библиотеке увильнуть от откровенности. Прости, пожалуйста!
– Господь простит, – улыбнулся Давид.
– А ты? – не отставала Чижик. – А ты можешь простить, или для этого нужно написать заявление в трёх экземплярах и ждать положенные тридцать дней?
– Можно и без заявления, – снизошёл парень. – Господь простит и я вместе с Ним.
Вилена поджала губы. Видимо, снисходительное прощение ей не очень-то понравилось, но на этом не стоило заострять внимание.
– Ну, чем же кончились твои поиски? – продолжила девушка.
– Я пришёл слишком поздно, – объяснил Давид. – Из ворот вышел какой-то охранник и прогнал меня. Признаться, видок у него был, как у какого-то вурдалака из Голливудских ужастиков. У меня даже мурашки по спине пробежали. Хорошо, что он отпустил меня живым, а то уже поздно было и на улице – никого. Я думал ещё, как бы в метро не опоздать.
– Так что ты скажешь, если мы сейчас соберёмся и попробуем вместе проникнуть в библиотеку? Тем более, что мне сегодня и завтра на работу не надо, у меня отгулы.
– Класс! – согласился Давид. – Даже не ожидал, что обзаведусь таким прекрасным помощником! Только давай приготовим на обед что-нибудь посущественнее, а то я голоден, как сорок тараканов. Не возражаешь?
Глава 5
Александр Благословенный сел в коляску и сильнее запахнул гражданскую шинель, но суконную фуражку одевать не стал, потому как коляска ещё находилась на территории Александро-Невской Лавры. Кучер отпустил вожжи, и кони резво понесли коляску к собору, где на паперти стоял настоятель митрополит Серафим, два архимандрита и вся братия в облачении. Священство вышло на паперть, дабы проводить отправляющегося в неизвестность Государя Всея Руси. Александр вышел из коляски и обошёл всех провожающих, заглядывая в глаза и пожимая руки.
– Помолитесь обо мне и о жене моей, – чуть слышно сказал он.
Затем Государь, еле сдерживая рыдания, рвавшиеся из груди, отвернулся, сел в коляску и велел кучеру:
– Трогай!..
Певчие, тоже вышедшие на паперть, запели: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достоянье Твое. Победы православным христианам над супротивныя даруяй и Твое сохраняя крестом Твоим жительство…».
– Слышишь, Илья? – обратился Государь к кучеру. – Это они мне отходную поют!
– Полноте, полноте, Ваше Императорское Величие, – отмахнулся кучер. – Они-де обязаны вас в дорогу проводить, вот и…
Кучер не успел договорить, привстал на козлах и рухнул снова, потому что впереди по тёмному небосклону над городом пронеслась ещё более тёмная комета. Лишь хвост у кометы змеился седыми проблесками, вздыбившимися в сторону Балтийского моря. И это было настоящее чудо. Такой кометы учёные мужи Запада и Востока ещё никогда не наблюдали! Если кто видел в эту ночь тёмную комету, пролетевшую над Санкт-Петербургом с запада на восток, то, скорее всего, не поверил глазам своим. [45]
45
1-го сентября 1825 года над Санкт-Петербургом зарегистрирован полёт необычной кометы.
– Ты видел! Видел! – вскричал Александр. – Вот тебе и благословление в дорогу! Как думаешь, что она предвещает?
Кучер перекрестился дрожащей рукой и обернулся к императору:
– Не к добру это, Государь, не к добру. Явно, Господь предупреждает. Может, вернёмся во дворец, всё-жаки?
– Поздно, братец мой, поздно, – сжал губы Александр. – Видно так Богу угодно… Погоняй, брат, лошадей. На постоялом дворе за Лиговкой меня уже дожидается Елизавета Алексеевна и граф Воронцов с генерал-адъютантом бароном Дибичем.
– Зачем же вы супругу в путешествие берёте Ваше Величество? – поинтересовался царский кучер. – Мне моя жена Матрёна Николаевна надысь поведала, что наш Государь на юг собирается, но один, без свиты.
– Так ли права твоя супруга, Илья? – вопросом на вопрос ответил император. – Елизавете Алексеевне надо здоровье поправить, а мне не в тягость ближнему помощь оказать.
– Так-то оно так, – хмыкнул Илья. – Только опять вам на пути следования встречи будут учинять, балы разные, парады.
– Нет! – отрезал император. – На сей момент ничего такого не предвидится. Поедем инкогнито. Впрочем, инкогнито, верно, не получится, но и встреч с проводами устраивать не позволю. Постой-ка…
Илья оглянулся. Коляска в этот момент выкатила на пригорок за околицей, и весь Петербург лежал как на ладони. Государь Всея Руси, стоя в коляске, всматривался в город, будто навеки с ним прощался. Знакомые с детства улицы, дворцы и особняки именитого купечества просматривались в это время, как будто окутанные петербуржским туманом, налетевшим со стороны Кронштадтского залива. Даже шпиль адмиралтейства виден был во всей красе. И в одно мгновенье, адмиралтейская игла будто бы покачнулась, также прощаясь навсегда с Александром Благословенным.
– Трогай, Илья, трогай, – император упал на сиденье и даже не пытался вытереть слёзы, ручьём катившие из глаз.
Город остался позади, оставляя за собой право владения императорской памятью. Что принесёт Таганрог и принесёт ли – но будет так, как Богу угодно. Позади оставалась бурная и не очень благочестивая жизнь русского царя. Во всяком случае, так казалось самому Александру. Воспоминания нахлынули на его сознание, как бурная Нева в паводок. А ведь действительно, в 1777 году перед рождением будущего императора Государства Российского было большое наводнение. Вторым наводнением отмечено вступление Александра I на престол. И, наконец, прошлой осенью ноября седьмого дня тоже случилось наводнение. Правда, не такое великое, но все столичные гадалки и предсказатели в один голос принялись уверять народ, что не пройдёт и года, как на страну обрушатся великие перемены. А какие из перемен могут затмить смерть императора?
Александр был ещё не совсем уверен, что делает всё так, как Богу угодно, поэтому ещё раз перекрестился и чуть слышно промолвил:
– Господи, да минет меня чаша сия! Но не моя, а токмо Твоя воля да сопутствует этому…
Предместье Петербурга показалось императору знакомым. В этих местах, конечно же, он проезжал неисчислимое количество раз, но в предутреннем тумане окрестности российской столицы напомнили императору не менее живописные окрестности Парижа. Господи! Как же давно это было! Вспомнилась, прежде всего, самая модная в Европе госпожа Ленорман. Эта гадалка, ворожея и предсказательница открыла великосветский салон, где принимала довольно известных в Европе людей. С посетителями у госпожи Ленорман проблем не возникало, потому что даже в трудные военные годы падения империи Наполеона и оккупации Парижа различными иноземцами, в её салоне всегда присутствовали гости.