Осколки (Трилогия)
Шрифт:
Господам Гарсену и Богорту тоже не найти часа-другого меня навестить: помогают герцогу в его нелегком труде разделения всех подданных на здоровых, не очень здоровых и нездоровых совершенно. Где-то там же подвизается и Паллан, проявивший, как говорят, чудеса отваги при штурме резиденции покойного мэнсьера. В это верю без малейших сомнений, потому что если мои предположения, основанные на подсказках Мантии, верны, милейший капитан вообще должен был костьми лечь, но не допустить, чтобы со мной случилось что-то нехорошее. Надо будет при встрече сказать «спасибо». И ему, и Ксаррону. Вот ведь гад! Сделал вид, что отправляет меня в неизвестность,
Так что, лежу в кровати и в одиночестве, от коего нисколько не страдаю. Даже наоборот, испытываю определенное удовольствие. Если есть на свете роскошь общения, то не менее драгоценна и возможность побыть наедине с собой. Ну, почти наедине.
Правда, Мантия, надо отдать ей должное, не донимала меня разговорами и нравоучительными наставлениями. Первый день потому, что я в основном спал. А начиная со второго утра лишь изредка осведомлялась, каковы будут мои дальнейшие планы, на что получала один и тот же ответ. Какой? Поживем — увидим.
Створка двери беззвучно и очень медленно отползла на ширину пары ладоней от своего изначального, то бишь, закрытого положения, после чего снова замерла. Прошло около минуты, но из коридора все же послышалось тихое:
— Позволите войти, господин?
— Да, — буркнул я, наученный горьким опытом: местные слуги, даже если их отсылали прочь, добросовестно ныли под дверьми, пока меня не покидало терпение, и в полет не отправлялись предметы убранства занимаемой мной комнаты. Как понимаю, до меня в ней проживал кто-то из не шибко любимых племянников мэнсьера, потому что уюта вокруг не наблюдалось. Впрочем, кровать есть, лежать на ней можно, и ладно.
Дверь раскрылась пошире, и в образовавшийся проход просочилась девушка, памятная мне с головы до ног по процессу извлечения накра.
Мариса, так ее зовут. Но имя я узнал не от нее самой, а от одной из словоохотливых служанок, которая в какой-то момент утратила робость, неизменно охватывающую всех, кто приближался к «самому Мастеру». Кретинизм… И как только Рогар терпит? Меня уже не просто коробит от всеобщего почитания, а почти трясет.
Девушка поставила на столик рядом с кроватью кувшин, наполненный очередным травяным настоем: стараниями Богорта — единственного мага в городе, которому можно было доверять без опаски, меня потчевали этой гадостью с утра до вечера. Правда, и более существенную еду тоже приносили, но это питье было обязательным. И единственным, потому что вина мне не давали. Подозреваю, из-за того, что герцогу в любой момент могли потребоваться мои услуги, а пьяный Мастер… В лучшем случае, весело. В худшем… тоже скучно не будет.
Тугая коса уложена вокруг головы, рубашка застегнута, несмотря на жару, складки юбок безупречно заглажены. Скромница, да и только. Хотя…
— Ты что-то хотела, милая?
Она кивнула, не поворачивая головы. Да и вообще, с момента появления в комнате девушка на меня
— Я слушаю.
— Господин, мне…
— Вот что, милая. Если будешь продолжать бормотать себе под нос, я ничего не услышу. Поэтому будь любезна подойти и присесть рядом со мной.
Она повела плечами, но протестовать не посмела и выполнила указания в точности. А когда подняла взгляд и увидела в моих руках вязание, удивленно взмахнула ресницами:
— Вы…
— Вяжу. Это тебя удивляет?
— Нет, но…
— Неподходящее занятие для мужчины? А мне так не кажется. Ты думаешь иначе?
Мариса испуганно округлила агатовые глаза.
— Нет, господин, я вовсе не…
— Не думаешь? А вот это плохо, милая. Думать надо. Хотя бы изредка. Попробуй как-нибудь, вдруг понравится?
Она вдумалась в смысл моих слов и несмело улыбнулась, заслужив ответную улыбку.
— Вот так-то лучше! А теперь поговорим. Что тебя привело?
— Господин, вы…
Девушка снова погрустнела: видимо, предметом разговора должна была стать смерть ее благодетеля.
— Я должен извиниться перед тобой.
— За что, господин? Чем я могла… — Теперь явный испуг появился и в звонком голосе.
— Ничем, милая. Это я совершил ошибку. Твой… Мэнсьер мог остаться в живых, если бы я действовал обдуманнее.
Мариса опустила голову. Тонкие пальцы сжались, сминая отутюженные складки верхней юбки.
— Честно говоря, мне только потом стала понятна собственная неосторожность. Дурак, признаю. И очень хотел бы вернуть все обратно, но не могу.
— Не надо… обратно.
Какую чушь я несу?! Конечно, не надо!
— Прости, милая, я совершенно не слежу за своим языком. Тебе сейчас так тяжело, а тут еще мои глупые откровения… Прости.
— Не вините себя, господин, — агатовые глаза снова смотрят на меня. — Вы… мы не думали, что можно спастись. Что я могу спастись.
Правильно, не думали. Да и мало какой маг смог бы вам помочь, разве что знаток накров, к тому же разбирающийся в строении человеческого тела. Вы даже не надеялись, вот что особенно печально. Если бы в ком-то из вас теплилась надежда, я бы это почувствовал и, возможно, вел себя осмотрительнее… А, что обманываться? Таким же олухом и был бы, только сомневался бы больше.
— Ты любила его? Сильно?
Тень улыбки падает на искусанные тревогой губы.
— Как можно не любить своего отца, господин?
— Запросто. Я, например, к своему питаю… Что ты сказала? Отца?! Мэнсьер был твоим отцом?
— Да, господин. Вы этого не знали?
— К сожалению.
Откуда я мог знать? Пусть история любвеобильного старикана, заимевшего ребенка от служанки, известна всему городу, но у меня просто не было времени ее услышать! А ведь если знать заранее… Фрэлл!
Мариса удивленно проводила взглядом вязание, которое полетело прочь.
— Я думала, вы знаете. Вы подошли прямо ко мне и…
С силой провожу ладонями по лицу и сцепляю их в замок. Вот же олух! Надо же так опростоволосится… А уж какое впечатление произвел, наверное, на зрителей, уверенных, что действую, обладая всей возможной и невозможной полнотой сведений… Мрак. Да, в Вэлэссе мне больше показываться не стоит. Прохода не дадут. Очевидцы расскажут своим знакомым, те своим, и дальше, дальше, дальше. Ах, какой замечательный Мастер! Ах, как легко он узнал тайну мэнсьера! Ах, как умело он… Тьфу.