Осколки (Трилогия)
Шрифт:
Усмешка Егеря спряталась в бороде:
— Договорились! А знаете… Я понял: самая нужная помощь это та, которую не принимаешь. Но она должна быть предложена, иначе ничего не получится. Верно?
Вот так. Человек, сведущий в материях более приземленных, нежели я, оказался во сто крат мудрее. Обидно? Нисколько! Наоборот, почему-то чувствую себя довольным донельзя.
«Ты просто начал понимать толк в обучении…»
Но не я его чему-то научил, а он меня.
«Учиться ничуть не менее почетно, чем учить, любовь моя… И ничуть не менее трудно… Но любой труд, потребовавший много сил и принесший радость своим
Ты права. И я согласен получать такие щелчки хоть по сто раз на дню!
«Не зарекайся: от этого нос быстро распухает, а поверь, тебя такое изменение внешнего вида не украсит…»
Не порти настроение!
«И не пытаюсь… Ты с этим делом справляешься сам и гораздо лучше меня…»
К дому Румэна и Юлеми я пробирался задворками, потому что на всех площадях и вообще просторных кусках улиц Вэлэссы привлеченный глашатаями народ начал скапливаться и обсуждать последние новости о предложении пройти осмотр у господских лекарей и в случае болезни излечиться безо всякой платы. Начинались разговоры, обсуждения, обмен мнениями — все то, что создает и направляет отношения между людьми. Сначала кто-то придет лечиться, польстившись на дармовщинку, потом узнает, что, возможно, излечению не подлежит и получит другое предложение: добровольно уйти за Порог, обеспечив своим близким кое-какой доход. Полагаю, денег, вырученных за продажу отравленной воды, вполне хватит для планов герцога. Вернее, моих планов, потому что придумывал, как выкрутиться из беды, я. На свою голову и все прочие части тела.
Девочка спала в своей комнатке и дышала так тихо, что казалось: этот сон из тех, что не прерываются никогда. Я провел пальцами по сухому лбу Юли, убирая прядки волос, норовящие забраться в глаза. Холодный. В прошлый раз ее кожа была куда горячее на ощупь, а это означает… Очень плохое предзнаменование.
— Она совсем ослабла, — сказал Мэтт, появившийся за моей спиной на пороге комнаты.
В голосе мага было немного чувств. Всего одно чувство, если быть точным. Скорбь.
Я достал из сумки обещанную мантию для куклы, завернул Пигалицу в золотистые кружева и положил рядом с головой Юлеми: когда проснется, увидит и хоть немного порадуется.
— Я напоил ее сонным зельем, чтобы она немного расслабилась, — продолжил свой горестный доклад Мэтт.
— Случались боли?
Выхожу вслед за магом в коридор, и мы обосновываемся в кухне — маленькой, светлой, но удивительно безжизненной комнате, словно чувствующей приближение беды и потому скорбящей вместе с нами.
— Возможно. Она отважная девочка и ни разу не проговорилась о том, как ей плохо. Наверное, не хотела печалить брата.
— В самом деле, отважная… Жаль, что эта отвага не может ей помочь.
Мэтт посмотрел на меня исподлобья:
— Ты уверен? Она… умрет?
— Да.
— И ты так легко об этом говоришь?! — На лице молодого человека отразилось отчаянное негодование.
— А что остается? Никому на свете не под силу вернуть этой девочке здоровье. И не только ей, кстати: по улицам города ходит много заболевших и не способных выздороветь. Скоро Вэлэсса будет пылать кострами и днем, и ночью.
— Все настолько опасно?
— Более
— Почему же? Проходит по меньшей мере несколько недель от момента заражения до наступления тяжелых последствий, — возразил маг. — А то и месяцев! Что мешает немного подождать? Можно поставить «полосу» снова и…
— Послушай и постарайся не перебивать. Все горожане, которых нельзя вылечить найденным тобой и Нэнией способом, должны быть немедленно умерщвлены и сожжены. Знаю, что это жестоко, но поверь: если допустить слабину сейчас, в дальнейшем могут возникнуть гораздо большие жертвы.
Мэтт зло мотнул головой:
— Как у тебя все просто! Больные? Подумаешь! Добить и сжечь! А что будут чувствовать их родственники? Друзья? Те, кто останется жив? Думаешь, они тебя простят?
— Я не нуждаюсь в их прощении.
— Да уж! Тебе вообще все равно, что происходит вокруг! Решил раз и навсегда, и исполнил. Неужели все Мастера на самом деле такие?
Я прищурился.
— Откуда ты…
— Можно подумать, Егеря все поголовно хранили молчание! — Язвительно ухмыльнулся маг. — Да та же Нэния первая рассыпалась в восхвалениях! Ах, какой человек! Ах, какой Мастер! Сколько всего он знает и умеет! Ага, но лучше всего ты умеешь лгать!
— Я не лгал никому из вас.
— Конечно! — Интонации Мэтта становились все более и более обвиняющими. — Ты просто утаил от нас правду. Но молчание сродни той же лжи, правильно? И ты должен это знать лучше всех!
— Хорошо, допустим, я виноват. Но в любом случае, не тебе меня в чем-то обвинять, парень! Я не стал рассказывать всего только потому, что…
— Не считал нас достойными доверия! — Торжествующе закончил за меня маг.
— Доверие, и правда, имеет большое значение, но не в том смысле, который используешь ты. Если бы вы сразу были поставлены перед фактом, что отправитесь в путь вместе с Мастером, что бы вы делали?
— Ну… — Пауза, вызванная неуверенностью.
— Вы бы полностью доверились моим суждениям! А это причинило бы куда больший вред, чем моя ненамеренная ложь!
— Неправда! Мы бы…
— Вы бы смотрели мне в рот и не пытались пользоваться собственными мозгами! И какой тогда прок в вашем обучении? Тебе не приходило в голову, почему Рогар до сих пор не допустил вас к экзамену? Потому что вы не умеете действовать без оглядки на Мастера. Да, он очень мудрый и умелый человек, но он не может вечно думать и принимать решения за вас: у него есть и своя жизнь, не так ли? А вы становитесь настоящей обузой, не делая принять пройденные уроки к сведению! Хотя бы пожалели своего наставника, если самих себя не жаль.
Ноздри тонкого носа гневно раздулись, показывая, что Мэтт разозлился, и не в последнюю очередь из-за того, что почувствовал справедливость в моих словах. Вряд ли понял умом: этому трудно научиться в одно мгновение, если раньше не пробовал. Но не почувствовать не мог. Хотя бы потому, что когда я злюсь и сам уверен в праведности своего гнева, то становлюсь весьма убедительным. Забивая собеседника эмоциями. Не слишком честный прием, но время от времени им просто необходимо пользоваться.
— А ты, значит, добренький дяденька, который согласился помочь наставить нас на путь истинный?