Осколки (Трилогия)
Шрифт:
— Почему вы покинули вверенный вам пост?
Ну вот, совсем другое дело! Даже усы выглядят расслабленно. За что ненавижу воинские обычаи, так именно за это! Как только появляется вышестоящий офицер, принятие решений по всем вопросам радостно и быстро переваливается на него. Да, он не будет сам следить за чистотой нужников и сытностью еды на полевой кухне, а поручит кому-нибудь, но все равно останется в ответе. Старшим. Фрэлл! Капитан ужаснулся бы, узнав, насколько я далек от того места, которое он мне отвел в своем воображении.
— Я получил донесение от полевого агента в Вэлэссе и прибыл на встречу с ним.
—
— Не так, как мы рассчитывали. Агент умер, не успев ничего сообщить.
— Когда это произошло?
— Сегодня на рассвете.
— Почему же вы встали лагерем, а не вернулись обратно?
Капитан сделал паузу, явно подбирая слова, чтобы точнее выразить свои опасения.
— Дело в том, что некоторое время назад он заболел.
— Чем?
— Этого мы не знаем. Но болезнь, несомненно, явилась причиной смерти, и если она будет распространяться, а последние донесения указывают, что сходными недомоганиями страдают и другие жители Вэлэссы.
Я нахмурился.
— Думаете, мор?
— Мы не знаем.
— Но, возможно, скоро будем знать! — Заявила женщина, откинувшая полог палатки и подошедшая к нам.
Высокая, худощавая, с уверенными, жестко фиксирующимися движениями: видимо, занимается тем, что требует точности и твердости в исполнении. Загорелая кожа отливает желтизной, черты лица резковаты, нос слишком длинен и вкупе с иссиня-черными волосами напоминает о вороне. И глаза такие же, как у птицы: круглые и внимательные. Одежда не слишком уже молодой, но далекой и от увядания дамы ничем не отличается от костюмов ее спутников: те же штаны со шнуровкой, рубашка, довольно плотно облегающая тело, с высокими манжетами, короткие сапоги, чулком сидящие на ноге. Накрыть все это сверху маскировочной накидкой, и получится еще один Егерь. Впрочем, она и так к ним принадлежит. Но какие задачи выполняет? Не сражается же в первых рядах.
— С кем имею честь говорить?
— Это Нэния, наш лекарь.
— Мне не доводилось раньше видеть Мастера так близко, — с непосредственностью ребенка заявила брюнетка. — Но я всегда думала, что добиться столь выского титула в таком… молодом возрасте невозможно.
— И это говорит человек, который только и делает, что спасает жизни? Уж вы-то должны знать, госпожа, что для сердца, в котором пылает огонь, нет ничего невозможного!
Женщина опустила ресницы, потом снова взглянула на меня. С интересом, который вовсе не воодушевил капитана: Хигил проследил ее взгляд и с трудом удержался от восклицания, полагаю, в мой адрес и совершенно нелестного. Вроде того, что нечего отбивать чужих подружек.
Ну, я тоже хорош: парней предупреждал, а сам не ведаю, что творю. Но в чем моя вина, если вежливое и искреннее уважение принимается собеседницами едва ли не за признание в безоговорочной симпатии? Конечно, женщинам такая мысль всячески льстит: неважно, насколько невзрачен тот, кто тебе кланяется, значение имеет сам поклон.
— И все же… — Она сделала вид, что пропустила комплимент мимо ушей, но губы предательски дрогнули, стараясь справиться с торжествующей улыбкой: наверное, иного отношения к себе лекарка, слегка испорченная повышенным вниманием окружающих ее мужчин, и не ожидала. — Трудно представить, какие заслуги помогли вам получить титул Мастера.
Я с трудом удержал вздох в груди.
Вот
— Поверьте, госпожа, даром мне не досталось ничего.
В моих словах не было ни тени лжи, и Нэния это почувствовала:
— Простите… Кажется, я была излишне настойчивой?
— Вы вели себя весьма достойно и в полном соответствии со своим положением, — спешу успокоить лекарку, которая хоть и не может безоговорочно поверить в мое «мастерство», но не хочет неуместной дерзостью принести неприятности своим сослуживцам, поскольку оскорбление Мастера способно повлечь за собой все, что угодно. Со стороны самого Мастера, конечно же, и со стороны иных официальных лиц.
Она кивает, словно принося и одновременно принимая извинения, а я продолжаю:
— Если взаимные приветствия закончены, хотелось бы ознакомиться с причиной вашего нахождения здесь. Это возможно?
— Разумеется! Прошу вас… Мастер.
Лекарка широким жестом пригласила меня первым ступить под полог палатки, что я и сделал, надеясь избавить глаза от яркости солнечного дня. Наивный! Внутри было светло, как днем. И даже светлее.
Впрочем, масляные лампы, на корпусах которых были закреплены кусочки зеркал, отражающие и направляющие свет в нужное место, добавляли тепла к уже имеющемуся, а потому тяжелый вздох все-таки вырвался наружу, и Нэния понимающе ухмыльнулась:
— Да, здесь немного жарковато… Хотите воды? Ребята совсем недавно ходил к источнику, и она не успела нагреться.
— Нет, спасибо. Чем больше пьешь на жаре, тем больше хочется… Предпочитаю справляться со зноем другими способами.
— И как, получается?
— Представьте себе. Если какое-то время потерпеть и не вливать в себя лишнюю жидкость, можно довольно долго обходиться без питья. Да и потом для восстановления потребуется совсем немного влаги.
— А я не могу отказать себе в удовольствии.
Она поднесла кувшин к губам и сделала глоток, слишком большой, чтобы удержать во рту: струйки воды скользнули с уголков губ на подбородок, пробежались по длинной шее и исчезли за расстегнутым воротом рубашки. При известной доле воображения можно было представить, как они прокладывают себе дорогу между небольшими, но упругими полушариями, по межреберной ложбинке, плоскому мускулистому животу… М-да. Не о том я думаю, совсем не о том. А мысли отражаются во взгляде и становятся достоянием остального мира. В частности, лекарки, довольно поглядывающей на меня поверх кувшина.