Осколки войны
Шрифт:
– Кто там еще? – проворчал сердито тот, усаживаясь на нары и с трудом продирая глаза.
– Гаврош твой заявился! Иди встречай, Макаренко!
Гурнов выглянул наружу, щурясь от яркого солнца. У шлагбаума в стоптанных десантных ботинках маячил Санька и широко, во весь рот, приветливо улыбался. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял маленький чумазый пацаненок лет пяти. Вцепившись ручонкой в Санькину куртку, он испуганно смотрел на военных.
– Пропусти! Это ко мне! – крикнул старший лейтенант
Мальчишки, обойдя заграждение из колючей проволоки, подошли к стене, испещренной многочисленными оспинами от пуль и осколков.
– Ну, здорово, Санчес!
– Здорово!
– Братишка твой, что ли? – омоновец, сладко зевнув, кивнул на кроху.
– Нет, это Мурад! Живем вместе. У него тоже родичи погибли.
Черные глазенки малыша исподлобья выжидательно, не мигая, смотрели на Гурнова. На бледном худеньком личике видны были следы потеков от слез. Одет он был зимнюю болоньевую куртку; на ногах женские резиновые сапоги с продетой веревкой через прорези в голенищах, чтобы не сваливались с ног. Смуглый, в натянутой на уши, когда-то голубой, шерстяной шапке, он был похож на маленького цыганенка, вроде тех, что попрошайничают по вокзалам и подземным переходам.
«Как мой Сережка, – подумал Гурнов, взглянув на его сопливую мордашку. – Только моему, наверное, поменьше будет. Да и щеки пухлее».
– Ну, как дела, пацаны? – бодро спросил он, присев на корточки перед шмыгающим носом мальцом и поправляя на нем криво торчащую шапку. – На рынок навострили лыжи?
– За добычей вот идем! Может, что-нибудь обломится. Андреич, у тебя закурить не найдется? – делая хитрую физиономию, Санька как-то замялся и сплюнул себе под ноги.
Гурнов усмехнулся и достал из кармана пачку.
– На, держи, брат! – старший лейтенант вытряхнул с пяток сигарет в ладонь мальчишки.
Санька лихо заложил одну за ухо, а остальные бережно спрятал в карман.
– Санек, все хотел тебя спросить. Может, у тебя документы какие-нибудь сохранились? От родителей! Может, фотки какие-нибудь. Если найдешь, принеси. Соседей поспрашивай. Может, они чего знают. Поищем твоего дядю.
– Как его, блин, теперь найдешь? Если даже не знаю ни фамилии, ни где живет.
– Ну, это уж, шкет, не твоя забота.
– Посмотрю, вроде осталось несколько фотографий.
– Сказал, найдем! Значит, найдем!
– Ладно, Андреич, мы пойдем! Некогда нам! – почему-то вдруг заторопился погрустневший пацан.
– Погоди, старик, я сейчас! – Гурнов нырнул в бетонное укрытие. Через некоторое время он появился с большой краюхой хлеба и банкой тушенки.
– Андреич! Гони попрошаек к чертовой матери! Здесь что, богадельня? – отозвался из чрева «бетонной хижины» всегда угрюмый старший сержант Касаткин, подбрасывая деревяшки от сломанного ящика в гудящую буржуйку.
–
– Тоже мне, Иисус Христос выискался? Всех не накормишь! Самим скоро жрать нечего будет!
Что-то звякнуло. Сержант Егоров, весь напрягшись, поднял «ворон» к глазам. На обочине дороги явно кто-то копошился. Передернув затвор, он дал из «РПК» короткую очередь в темноту.
И тут ночь взорвалась фейерверком. По блокпосту долбанули из гранатомета; пулеметные очереди, ударившие со стороны руин, слились в бешенную барабанную дробь. Шквал огня из развалин обрушился на маленькую крепость. Пули выбивали искры из бетонных блоков. Некоторые через бойницы влетали внутрь. Одну из огневых точек тут же засекли, стреляли с третьего этажа, где накануне была обнаружена снайперская «лежка». Бой длился около часа. Потом стрельба утихла так же внезапно, как и началась. Бойцы, сидя в темноте у амбразур в пороховом дыму, ждали рассвета.
– Все живы? Ни кого не зацепило?
– Слава богу! Вроде все целы!
– Помнишь? В прошлый раз пуля, влетев, Коляну в жопу саданула!
– Да, не повезло тогда парню!
– Это как сказать! Скорее наоборот!
– Это точно, Петрович! Еще неизвестно, кому из нас повезло!
– Смольнуть бы! – из дальнего угла раздался заунывный голос Черенкова.
– Я те щас смольну, мудозвон! – раздраженно отозвался лежащий у входа прапорщик Волков.
– Подмогу вызвали? – спросил простуженный Артюхин.
– Ты что, охренел! Кто к тебе ночью на помощь примчится? Чтобы в засаду вляпаться! Ребят положить?
– Будем ждать утра! Мужики, глядеть в оба! – сказал Гурнов. – Странный какой-то обстрел! Совсем не нравится мне это! Не к добру это!
– Игорь, пальни еще разок по тем руинам! – попросил товарища Волков. – Похоже, кто-то там мельтешит!
– Дай-ка взглянуть! – Малахов потянулся за биноклем…
Рассвело. Над дорогой висел густой туман, накрыв, словно легким пуховым одеялом, развалины. Савченко через прицел «эсвэдэшки» напряженно всматривался в темный бугор на обочине в метрах семидесяти от блокпоста, который с каждой минутой все больше приобретал очертания неподвижно лежащего на боку человека.
Утром на обочине нашли труп пацана. Гурнов сразу признал в убитом беспризорника Саньку. Оборвыш лежал, сжавшись в комок, прижимая, покрытые расчесами руки к животу. Уткнувшись восковым лицом в колею, прямо в след от протектора «зилка», что четко отпечатался в грязи. Из-за уха у него выглядывала белым концом сигарета, которую он стрельнул днем у омоновца. Рядом с убитым валялись: ржавая саперная лопатка со сколотым черенком и старая рваная мешковина, в которой бойцы обнаружили фугас и электродетонатор.