Оскомина
Шрифт:
– На что-то он здесь намекает, – осторожно предположила тетя Зинаида, любительница всяких ребусов и шарад, а тетя Олимпия, всегда опережавшая сестру в своих догадках, тотчас подхватила:
– Да не на что-то, а на своего друга Свечина. Свеча – это Свечин. Ты что – не
– Ну и какой же смысл в этом намеке?
– А такой, что Свечин тоже отбывал срок в лагере.
– Ну и что? – Тетя Зинаида осталась при своем недоумении.
– А то, что наш Гордей унаследовал лагерный опыт Свечина и пришел к таким же выводам, как и он.
– Откуда ему знать, к каким выводам пришел Свечин?
– Наверное, они переписывались. – Тетя Олимпия сначала это сказала, не слишком уверенная в своей правоте, а затем подумала и убедилась, что была полностью права. – Да не наверное, а наверняка. И сейчас переписываются, хотя их роли поменялись и Свечин теперь на свободе, а Гордей мотает срок.
– Все это как-то сложно. Я не совсем улавливаю. – Тетю Зинаиду всегда утомляло то, чего она не понимала.
Тетя Олимпия, наоборот, не знала утомления, если непонимание вело ее куда-то, где загадочно мерцала возможность что-то понять и объяснить – пусть даже не самой себе, а кому-то другому.
– Все станет ясно, стоит лишь допустить, что два этих интеллигента неким образом постигли в лагере смысл… – Своего слова у нее не нашлось, и она воспользовалась распространенным лексиконом: – Смысл социалистических преобразований, превращения нас в молодое и сильное государство. Может быть, самое сильное в Европе и в мире. Мы как
– Фуй! Фуй! Как ты заговорила! Агитпроп! Агитпроп во всей красе!
– Вот ты с твоим умишком фыркаешь и брюзжишь, а Гордей и Свечин на то и философы, чтобы распознавать скрытую суть вещей. Наши тридцатые годы – уникальное время. Оно больше не повторится. «Никогда власть, сосредоточенная в одних руках, не будет в такой степени выражать интересы России». Кто сказал? Дед! «За сороковые уже не поручусь, а с пятидесятых и вовсе начнутся разброд и шатание». Чьи слова? Нашего деда!
– А аресты? А судебные процессы? А дело этой самой несчастной Промпартии? А подавление Тамбовского и Кронштадтского восстания? А те же лагеря? – Тетя Зинаида показывала, что хотя бы иногда читает газеты. – И вообще гонения на личность – это тебе как?
– Тс-с-с, – на всякий случай предостерегла тетя Олимпия. – «Это тебе как?» Не мне, не мне, голубушка. Я такая же обывательница и дуреха, как и ты. Я тут ничего не смыслю. Но умные люди, в том числе Свечин и наш Гордей, говорят: идет государственное строительство такого размаха, что личные интересы можно и попридержать. Во всяком случае, не время с ними носиться как с писаной торбой. К тому же отдельной личности и не снились такие взлеты, экстазы и всплески энтузиазма, кои переживает общество в целом.
Конец ознакомительного фрагмента.