Осквернители (Тени пустыни - 1)
Шрифт:
– Вельможа, чуть ли не принц... Разве достойна вас такая подачка? Ваша милость, пожалейте старуху, снизойдите к ее бедности. Когда-то за один взгляд на мою грудь вы отдали бы все богатства мира. Увы, сейчас я дряхла и уродлива. Мой удел - нищенская милостыня.
– Заговоришь ты наконец?!
Он снова выхватил из кармана кошелек, но шнурок запутался. Затрещал шелк, желтые кружочки червонцев покатились на палас.
– Скажешь ты?!
Шушаник-бану не была бы сама собой, если бы она развязала свой язык сразу же. Она тщательно подобрала и пересчитала золотые, завернула в платок и спрятала за пазуху.
– Пусть меня оттащат на доску для обмывания трупов, если я виновата.
Гулям воскликнул:
– Что случилось? Где жена?
– Клянусь, вины моей нет, - запричитала старуха.
– О Абулфаиз, я пальцем не притронулась к этому делу. Мне пригрозили... Меня напугали... О, я вся дрожу...
– Свинья!
– не выдержал Гулям.
– Тебя наконец вырвет твоей проклятой тайной!
– Сейчас, сейчас, ваше высочество. Я все скажу. Поклянитесь, что вы не назовете моего имени ни сегодня, ни завтра, никогда.
– Твое поганое имя?.. Не назову!!!
– Поклянитесь чревом своей матери.
– Да, да.
– Ф-фу! Теперь скажу. Твоя жена, министр, уехала в Мешхед.
– Куда? В Мешхед?
– Она уехала в Мешхед на автомобиле, на вашем прекрасном автомобиле. Утром уехала... Час назад уехала...
– С кем она уехала?
– Сегодня утром, когда вы с приезжим инглизом стреляли куропаток на холмах, ваша жена гуляла в саду. Она дошла до ограды. И вдруг явились два жандарма. Они разговаривали с вашей женой. О чем, я не знаю. Я видела, но не слышала. Я стояла далеко.
Гулям бросился к двери, но тотчас же вернулся:
– Ты говоришь, они схватили Настю?
– Нет, они поговорили с ней, и она сама побежала во двор и села в автомобиль. Жандармы тоже сели, и... ду-ду... они уехали.
– Жандармы встретили жену в аллее?
– Да, в конце аллеи, за деревьями.
– Откуда они узнали, что жена туда пойдет, в ту аллею?
– Ты что же думаешь, что я аджина*? Что я все знаю? Нет, я не знаю.
_______________
* А д ж и н а - волшебница.
Людям Востока нельзя отказать в проницательности. Возбуждение не помешало Гуляму заметить, что голос старухи чуть дрогнул. Шушаник-бану схватилась за грудь. Не за сердце, а за то место, куда она спрятала золото. Старуха от страха причитала чуть ли не стихами:
– Ох! Глядишь на меня раненным стрелой барсом, рыкаешь на меня львом в цепях. А я ни при чем. Вот! И ничем не докажешь.
Но Гулям уже все понял.
– За сколько ты продалась сегодня?
Он не кричал. Он говорил спокойно. Странное это было спокойствие. И госпожа Шушаник-бану по-настоящему испугалась. Замотав головой, она промычала что-то насчет благородства инглизов.
– Каких инглизов?
Гулям побледнел. Он мог ни о чем больше не спрашивать.
Тихо повизгивая от ужаса, старуха поднялась с ковра и пятилась к двери.
– Не трогайте меня! Не смейте!.. Берегитесь!.. Сам господин консул не позволит.
– Никто тебя бить не собирается... Таких вшей давят... ногой.
– Не смейте!
– Это ты ее уговорила туда пойти?
– А почему бы ей не пойти... Не встретить после охоты любимого супруга?..
– Кто сказал, что я вернусь по той аллее?
– Я сказала... Что тут такого?.. А-а-а!..
Она
Так вот что значили слова консула Анко Хамбера: "Персидская полиция очень интересуется вашей супругой... Можете рассчитывать на мое содействие".
Житель гор и пустыни в минуту опасности не рассуждает. Он наносит удары. Пуштун безрассуден, жесток, даже коварен, но он не терпит торгашества, трусливой изворотливости. Суровость, черствость характера, порожденные войной и кровью, не вытравили в Гуляме добрых чувств. Он не терпел насилия сильного над слабым. Еще совсем юнцом он однажды навлек гнев эмира Абдуррахмана. В горных дебрях Шугнана он увидел, как солдаты-патаны привязывали к деревням женщин и колотили палками, чтобы вопли и крики заставили мужей и отцов спуститься с гор и уплатить налоги. Такой способ выколачивания налогов в те времена не считался предосудительным во многих странах Азии. Но Гулям не стерпел и, ни слова не говоря, зарубил двух солдат и разрезал путы. Это не мешало ему позже с равнодушным любопытством взирать на муки пленников, извивавшихся под плетями из буйволовой кожи.
На Востоке считают, что человек наделен пятью познавательными способностями: слухом, зрением, обонянием, вкусом и осязанием. При помощи их человек постигает окружающий мир. Но гораздо большее значение для восточного человека имеют другие его способности, помогающие постичь мир: память, представление, впечатление, воображение, фантазия. Под маской сухости и черствости в Гуляме бурлило пламя воображения и фантазии.
Пока он бежал по террасе алиалискеровского дворца, перед мысленным взором его промчались фантастические картины. Он уже отчетливо представил, как издеваются в жандармерии над Настей-ханум, над его женой. Он почувствовал нестерпимое жжение в сердце. Кулаками он обрушился на массивную дверь комнаты Анко Хамбера и забарабанил в нее так, что грохот раздался по всему Баге Багу. Но на стук никто не отозвался. А Гулям все колотил в дверь и колотил, не чувствуя боли в разбитых в кровь руках. Он рисовал в своем воображении картины одну ужаснее другой.
Анко Хамбер исчез. Он все рассчитал и взвесил. От встречи с неистовым пуштуном ждать ничего хорошего не приходилось. Сам он всегда во всеуслышание заявлял даже в присутствии Гуляма: "У пуштунов дурной нрав. Если пуштун увидит на своем пастбище овцу родного брата, он зарежет и овцу и брата". Анко Хамбер не пожелал встречаться с Гулямом.
Форда Али Алескера во дворе не оказалось. Привратник путался и бормотал какую-то чепуху. Впрочем, можно было понять одно - хозяин Баге Багу уехал расправляться с непокорными сарыками.
Трудно коню соревноватья с автомобилем, но от Баге Багу до Мешхеда нет и восьмидесяти километров. Для резвого коня это день пути.
Но в конюшне все стойла оказались пусты. Только в одном, понурив голову, дремал конь, вывихнувший ногу на последних скачках. Али Алескер не позволил его пристрелить. Доброе сердце имел хорасанский помещик Али Алескер. Уезжая, добрый хозяин Али Алескер забрал с собой всех способных носить оружие.
В полном отчаянии Гулям бегал по двору, ломая руки. Он убил бы Али Алескера, если бы встретил его сейчас.