Ослепляющая страсть
Шрифт:
Запах сирени вызывал у меня давние воспоминания: именно сюда я привел в выпускную ночь одноклассницу, которая мне нравилась, – ту самую, которая сейчас поселилась в Греции. Я сделал попытку ее поцеловать – и получил пощечину. Сейчас у меня было такое же чувство – как будто меня ударили по лицу.
Когда поминки закончились, мы с Илоной рядышком зашагали в сторону материнского дома.
– Свен, мы должны решить, что будет с квартирой, – сказала она, когда мы вошли.
– Квартира останется тебе.
– Почему? – удивилась
Она стала настаивать, чтобы мы продали квартиру и поделили деньги пополам, но я не уступил.
– Ты ее заслужила.
– Чем?
Я включил компьютер и открыл почту.
– Сядь.
Она застыла на секунду, но повиновалась.
Я включил видео.
Она догадалась очень скоро и даже покраснела. Затем она выключила запись и встала.
– Не думаешь же ты, что мать покончила с собой из-за такого пустяка?
И тут я врезал ей. Удар был чисто инстинктивным: у меня такого намерения не было, перевоспитывать сестру я не собирался, как и мстить за маму, – я просто почувствовал, что должен ударить, потому что этого требует справедливость, и ударил.
Она айкнула и отступила на пару шагов, но не заплакала и не упала – молодая крепкая женщина, в мать. Она бросила на меня ненавидящий взгляд, но ничего не сказала, и я понял, что, на самом деле, она прекрасно сознает свою вину. И еще я понял, что ее жизнь в Лондоне отнюдь не такая сладкая, как она старается продемонстрировать; еще несколько лет, и она будет не нужна ни белым, ни черным мужчинам. И тогда, подумал я, она вернется на родину и, вполне возможно, поселится в этой квартире.
Я не стал прощаться, вышел, сел в машину и поехал домой.
Дар политика
Мы с Зенобией были женаты уже четыре с половиной года, когда однажды, придя вечером с работы домой, я заметил, что она чем-то встревожена.
– Что случилось? – спросил я.
Она долго увиливала от ответа, клялась, что все в порядке, но я не отставал, и, наконец, она призналась:
– Начальник стал приставать.
– Кто? Верблюд?
– Нет, босс.
Прямого начальника Зенобии, которого мы из-за его длинного, как будто клещами вытянутого, лица между собой называли Верблюдом, я бы не опасался: это был, что называется, старый хрыч, чьи ухаживания вряд ли зашли бы дальше сальных взглядов и беглых прикосновений, но босс, владелец фирмы и директор в одном лице, действительно мог представлять опасность: замкнутый, молчаливый, один из тех, о ком ты никогда не знаешь, что он на самом деле думает; к тому же он недавно развелся.
– Конкретно, что он сделал?
– Даже не знаю, как тебе объяснить. Такие вещи женщины носом чуют.
– Лапать пробовал?
Зенобия покраснела и потупилась:
– Да, пару раз.
Это мне уж совсем не понравилось – а кому бы понравилось? Возможно, следовало велеть Зенобии немедленно написать заявление, но время было трудное, уйти с работы – легче легкого, а найти новую – еще та задача; на нас же висели кредиты за квартиру и машину.
– Ладно, постарайся несколько дней продержаться, я подумаю, что с этим делать, – сказал я уже позже, в постели, после весьма бурного соития; вынужден признать, что ситуация меня возбудила.
Зенобия начала уверять, что не стоит беспокоиться, что она сможет за себя постоять, но я уже принял решение. Такие дела, говорила мне интуиция, надо решать сразу, что называется, пресекать на корню.
На следующий день я отпросился с работы пораньше, поехал к фирме Зенобии, поставил машину в некотором отдалении и стал ждать. По рассказам Зенобии, я знал, что босс – трудоголик, вечно засиживающийся в кабинете, когда все уже разошлись по домам; оставалось надеяться, что он не собирается рыться в бумагах до полуночи, но даже к этому я был готов.
Я увидел, как работники, Верблюд в том числе, один за другим покинули здание. Среди последних вышла Зенобия, села в свой маленький «фольксваген», который мы ей недавно купили, чтобы мне не возить ее каждый день на работу и обратно, и бесшумно уехала.
Прошел еще почти час, пока наконец в том окне, за которым, по моим расчетам, корпел босс, погас свет.
И вот он вышел – молодой, стройный, в дорогой зимней куртке, примерно такой, как у Путина.
Я планировал, если он выйдет с кем-то вместе, поехать за ним и попытаться остановить его по дороге, но сейчас необходимость в этом отпала.
Выскочив из машины, я пошел прямо в его сторону – наверное, таким решительным шагом, что он поначалу как будто испугался и успокоился только после того, как узнал меня, – мы с ним встречались на вечеринках фирмы.
– Здравствуйте, – сказал я, остановившись перед ним.
– Добрый вечер, – ответил он осторожно.
– Я муж Зенобии.
– Да, я помню вас.
– У меня к вам дело, но я хочу, чтобы это осталось между нами. Чтобы никто никогда об этом не узнал. Кстати, это и в ваших интересах. Вы мне обещаете?
– Предположим, – обронил он неопределенно.
– Обещаете или нет? – повторил я настойчиво.
– Ладно, обещаю, если это для вас так важно, – пожал он плечами.
– Я хочу, чтобы между нами все было предельно ясно. Чтобы не оставалось ничего недосказанного. Я хочу, чтобы моя жена продолжала работать в вашей фирме. Эта должность ей подходит, она довольна. Но мне не нравится, если от нее ждут чего-то такого, что не входит в ее служебные обязанности.
Он посмотрел на меня маленькими холодными глазками, и было совершенно невозможно угадать, о чем он думает.
– Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду, я не понимаю.
«Ах, ты не понимаешь», – подумал я со злостью и рявкнул:
– Не лапайте чужих жен!
Он казался удивленным, сперва я подумал, что причина – в моей прямолинейности, но вдруг на его лице появилась ухмылка, и мне показалось, он даже тихо прыснул.
– Мне кажется, вас неправильно информировали. Можете быть совершенно спокойны: ваша кикимора меня не интересует.
Бывают вещи, которые мужчины делают машинально. Так и я – я отдал себе отчет в том, что случилось, лишь когда увидел, что босс лежит в сугробе, губа в крови.