Ослиная Шура
Шрифт:
– Ладно, хватит клоуна из себя корчить, – нахмурилась девочка. – Я пойду с тобой. Но только…
– Без всяких только, – перебил её мальчик. – Я тоже кое-чем рискую. Придём – увидишь.
Дальнейший путь они проделали молча. Вовочка не соврал, он действительно жил недалеко от школы. Всё же, поднявшись за своим спутником на второй этаж, и видя как мальчик открывает собственным ключом дверь в квартиру, Шурочка почему-то вдруг засомневалась – вдруг ошиблась?! Но она калёным железом вырвала из пустой головы непутёвые мысли, дескать, что с возу упало, то не вырубишь топором.
Квартира, где жил её одноклассник, называлась в
Но у Володи книги были совершенно иного направления. Сразу в глаза бросились четыре внушительных фолианта, где на корешках золотыми буквами было написано – Иоанн Златоуст. Рядом с четырёхтомником стояли книги Блаженного Августина «Исповедь», Ивана Шмелёва «Лето Господне» и полное собрание сочинений полузапрещённого русского философа Ивана Ильина. Много было исторических книг, и даже ветхие фолианты про Древнюю Русь, которая существовала всё-таки ещё до Рождества Христова.
Наконец, девочка поняла, какие темы и науки интересовали её одноклассника, и она совсем уже по-другому взглянула на него. Володя стоял за спиной, приветливо улыбался и молчал. Шурочка сначала хотела было пристать с расспросами, но потом решила, что все расспросы станут выглядеть глупо. Мальчик, увидев растерянность подружки, сам пришёл к ней на помощь:
– Теперь ты понимаешь, что «юбочником» и «агрессором-соблазнителем» меня окрестили только наши девчонки. Надо же им молиться на какого-то идола!
Шура понимающе кивнула, и ей тут же стало стыдно за себя, ведь Шурочка совсем недавно сама подозревала Вовочку во всех тяжких. А сама она шла сюда разве не для того, чтобы испытать насильственно изгоняемые из души страхи? Уверяла себя, что ничего не может быть, потому что не может. И подспудно надеялась, что самый красивый мальчик в классе будет её собственностью! Хоть на краткое время, но собственностью. Вот тогда-то локти стали бы кусать и Райка, и бросивший её Олег!
Мальчик вторично пришёл на помощь неожиданно растерявшейся подружке. Она сейчас выглядела далеко не одинокой волчицей или Орлеанской девственницей Жанной д’Арк, поразившей своей воинственностью мужиков всех времён и народов, а одинокой беззащитной девочкой, которая защищалась от нападок внешнего мира как могла.
Володя подошёл к ней, взял голову Шурочки в обе руки, открыто заглянул ей в глаза и улыбнулся:
– Может быть, я не то что-то делаю, но должен сказать, что ты мне давно нравишься. В школе я никогда бы тебе этого не сказал, потому что там я веду себя, как Штирлиц среди чужих. И «наехал» на тебя из-за Владимира Ильича специально. Там, в нашем классе, меня никогда не поймут, лучше закидают камнями – вот это будет понятно каждому. А здесь… здесь можно сказать всё, потому что ты поймёшь…
Губы их слились в том, днями, неделями, месяцами ожидаемом, но всегда неожиданном первом поцелуе. Может быть, Вовочка и целовался уже, но у Шурочки это был настоящий первый поцелуй. Голова у девочки закружилась, ноги не держали, и она опустилась на стоящий у
Если Вовочка действительно был бы сексуальным пиратом, каким обрисовывали его одноклассницы, то никогда не упустил бы благоприятный момент девичьей слабости. Но, похоже, голова у него тоже пошла кругом. Мальчик смог только добраться до стола, где стояла бутылка минералки. Отпившись и отдышавшись, он протянул бутылку Шурочке. Та не отказалась.
Пока девочка приводила себя в порядок, Володя полез на книжную полку и вытащил оттуда один из старинных фолиантов, которыми была богата его библиотека.
– Вот та книга, – протянул Володя фолиант Шурочке. – Вот та самая книга, ради которой ты согласилась прийти сюда.
– Что это?
Девочка взяла книгу, открыла и не поверила своим глазам. На титульном листе большими буквами славянской вязи значилось: «БИБЛИЯ».
– Вот те раз! – Шурочка вскинула восхищённые глаза на своего – уже своего – поклонника. – Ведь это же настоящая Библия! Она же запрещена!
– Считай, что не ты нашла книгу, а она тебя! – усмехнулся Володя. – Я хочу сделать тебе такой вот маленький подарок. Можно?
– Ой! – зарделась Шура. – У меня как раз завтра день рождения!
– Я знаю, – кивнул Володя. – Поэтому и отважился пригласить тебя в гости.
– Спасибо, – Шура даже чуть не заплакала, но вовремя сдержалась. – Спасибо, Володя. Но как ты узнал, что я давно искала эту книгу?
– О тебе – вопрос особый, могла бы и не спрашивать, – ответил мальчик. – В нашем Советском Союзе многие книги запрещены захватившими власть большевиками. Несмотря на то, что большинство из делающих революцию, оказались жидами, я считаю, что жидом является каждый, желающий смерти ближнему, называющий убийство честью и обязательным исполнением долга. Какого долга? Долга перед законом, написанным полуграмотным ещё одним жидом? Никогда ни один из этих долбаных революционеров не задавал себе вопроса: если я убиваю, то смогу ли оживить человека? – ведь не умея оживлять, не имеешь права лишать того, что сам дать не в силах!
К тому же, я думаю, что всё население земли делится на четыре нации: жиды – поклоняющиеся деньгам; нелюди – отморозки с такой же родословной; белые вороны – вся творческая интеллигенция; и остальная, требующая хлеба и зрелищ толпа. К какой национальности ты принадлежишь – решает каждый сам за себя и никак иначе.
Шурочка с ранних лет была знакома с политиканской философией стоящих у «кормила» власти, но слова Володи поразили её. Это не какой-нибудь дешёвый анекдот, пусть даже рассказанный публично. Это убеждение уже вполне взрослого состоявшегося мужчины, который в силу своих возможностей будет мешать процветанию философского мусора на свалке России.
– Человек, в результате технократии, утратил контроль над окружающим жизненным пространством, – продолжил Володя. – Нарушился масштаб личности и общества: мегаполис вместо хутора, монополия вместо артели, толпа на Манеже, слушающая «правозащитницу» Новодворскую, вместо поля с ромашками! Представляешь?
– Но ведь мы живём в конце двадцатого века, то есть на изломе времён, – возразила Шура. – Как ты не понимаешь. Нас с детства уверяли в самодостаточности и поощряли всякую дерзновенность. Вместо того, чтобы как наши пращуры учиться прислушиваться к природе, опираться на интуицию, то есть, на чутьё. Просто нам планомерно прививают какую-то нечеловеческую массокультуру.