Основное богословие, или христианская апологетика (Курс лекций, ДВГУ, 2000)
Шрифт:
Я говорил, что в современном обществе религии порой уделяется нравственная роль, что Православная Церковь должна отвечать за нравственность. Вот как раз имеется в виду этот аспект. Мы понимаем, что наша милиция, наша армия, наша прокуратура продажны и ничего сделать не могут. Но Церковь должна что-то сделать. Мы готовы пустить священников в армию, школы, лишь бы нас не трогали. Так я цинично утрирую. Я думаю, что я все-таки не слишком утрирую, т. к. к этому сводится суть современного отношения к Православной Церкви. И суть этой концепции о заблуждении заключается в том, что религия возникает как обман определенных людей. Эта концепция исходит из той позиции, что человечество безрелигиозно.
Возьмем, к примеру, работы Маркса и Энгельса, основателей марксизма и ленинизма. Энгельс писал в своей работе «Происхождение семьи,
С другой стороны, представим себе, каким образом реализуется эта концепция обмана. Давайте смоделируем ситуацию, проведем мысленный эксперимент. Вот мы с вами жрецы, хитрые и умные правители. Нам нужно все сделать, чтобы оболванить наших подданных. Нет телевидения, нет газет, нет ничего. Общество первобытное. Есть различные племена. Я, конечно умный египетский царь, но не подозреваю вообще, что есть народы в Китае, в Америке, а в Америке вообще ничего не знают о Китае. Во-первых, я должен сам себя убедить, чтобы вызвать своих советников и сказать: так-то и так-то. И я скажу им: «Это обман, это заговор». Они скажут это своим женам, детям: «Нам на ушко сказали, что это хитрый заговор». В результате все узнают, что это обман. Я должен убедить своих министров. Я должен разработать богословие. Я должен быть гениален, но даже мое имя забыли, что очень странно, поскольку история обычно знает имена гениев, а тут гений, разработавший богословие, создавший религию, остался неизвестным. Так не бывает. Но, допустим, забыли. Посмотрим, что происходит дальше. Невозможно в древнем обществе создать такую разветвленную сеть убежденных людей, которые будут доказывать, что есть такой бог. Люди ничего не знали о богах. Но приходит некий проповедник и говорит:
— Ты знаешь, есть некий Аполлон, есть Зевс-громовержец, он тебя накажет.
— Какой громовержец?! У меня дела и поважнее есть. Засуха сейчас, поливать надо.
Поэтому невозможно представить, что человечество поверит таким вот обманщикам. Но даже если представить себе (опять третье допущение нужно делать), что собрались опять-таки гениальные проповедники и гениальные слушатели, которые очень быстро в себя все это впитали. Представьте опять — это в большинстве своем безграмотное общество: крестьяне, солдаты и прочие. Однако, несмотря на отсутствие образования, все гениальные, умные, способные ученики — все впитали. Мы представили себе такой эксперимент над Римом. А греки за морем, индейцы за океаном? И там должна быть религия, и там много таких обманщиков. Эпоха Возрождения называет трех великих обманщиков: Моисей, Христос, Магомет. Но должно быть не трое таких обманщиков. Задолго до Моисея религия существовала, и там должны были быть обманщики. Но слишком наивная такая концепция. Она легко воспринимается некритически.
Поэтому возникает другая концепция, которая также появляется в Древнем Риме. Суть этой концепции: религия возникает вследствие страха: перед природой, перед богами. У известного древнего философа, эпикурейца, вольнодумца, атеиста Тита Лукреция Кара «первых богов создал страх». Как правило, на эту концепцию накладывается предыдущая. Люди боятся, поэтому придумали богов, потом появляются хитрые обманщики, которые используют страх в своих интересах. Так возникают новые религии. Но что значит страх перед природой? Человек боится проявлений природы: грозы, грома, землетрясения, наводнения, вулканов, хищных зверей. Поэтому человек придумывает себе как бы сверхъестественные силы, которые этими природными силами управляют, и думает, что, боясь этих сил, я могу управлять природными стихиями. Конечно, я не настолько всемогущ, чтобы заткнуть вулкан, прекратить землетрясение, но я настолько всемогущ, чтобы познать волю бога Гефеста, который может этот вулкан задуть; познать волю Посейдона, чтобы он прекратил шторм на море. Конечно, в этом есть некоторая доля истины, но такая версия тоже должна заслуживать проверки.
Сейчас живем в современном обществе. Мы не боимся землетрясений, даже если живем в сейсмоопасной зоне. Мы не боимся грома и молнии, потому что мы знаем, что можно сделать громоотвод. А вот говорим, что древние люди боялись. Есть этнографические записки исследователей, которые ходили к современным диким племенам в попытке найти подтверждение каким-либо концепциям. Они беседовали с современными папуасами или неграми в Африке, или индейцами в дебрях Амазонки, которые остались в такой дикой форме развития. Эти этнографы с удивлением обнаруживают, что никакого страха у них нет. Они ничего не боятся. Возьмем, к примеру, такой разговор. Вот путешественник, который провел первую ночь в хижине дикаря. Утром спрашивает у него, так как всю ночь сам дрожал от страха:
— Ночью крики раздавались…
— Ну, какие там крики? Филин кричал. Ничего страшного… Ну, лев там прошелся. Льва что ли боимся? Он рычал потому, что антилопа там была. А я здесь при чем?
Люди в джунглях у себя дома. Чего им там бояться? Представьте себе, мы дома сидим у телевизора. Чего нам бояться? Конечно, телевизор может взорваться, сосед сверху может залить, снизу могут поджечь. Но мы об этом не думаем. Страх, конечно, должен присутствовать. Страх — это индикатор, если человек живет в своей атмосфере. Но если дикаря перевести сейчас в современный город, ему станет страшно. Огнедышащие чудовища на колесах ездят. Непонятные существа, говорящие в коробках. Страшно! А в том мире он чувствует себя дома. Чего ему бояться? Такая концепция не учитывает всех особенностей бытия человека. Человек, если бы он боялся, иначе бы реагировал. Когда человек придумывает себе богов, то делает это не из страха. Это скорее некоторый философский поиск, доступный как истинный философский поиск только лишь некоторым отдельным людям, но не каждому человеку. А если мы говорим о религиозности людей, то мы говорим о религиозности всех людей. Не нужно об этом забывать.
Здесь я скажу то, от чего я вас предостерегал на прошлой лекции, а именно: здесь я покажу во всех своих лекциях (вчерашних, сегодняшних и последующих) то, что истинно научный подход, истинно разумный подход подводит нас к вере в Пресвятую Троицу, в Иисуса Христа. Все атеистические выводы — это подгонка под ответ. Ни один атеистический вывод не может быть строго разумным. Всегда мы можем увидеть чисто логическую ошибку, подмену понятий, как это мы видели в тех концепциях, с которыми мы с вами знакомились.
И еще несколько слов о страхе как о причине возникновения религии. Как известно, английский ученый-биолог Чарльз Дарвин также разделял эту концепцию. И он, будучи сторонником традиционной теории эволюции, считал, что человеческий страх сродни страху животному, и поскольку именно страх создает богов, то, следовательно, некоторые зачатки религиозного чувства должны быть и у животных. Такая логика вполне правильная, и Дарвин рассуждал вполне логично и разумно, подводя под такие выводы. Но такая логика, можно сказать, сыграла злую шутку с самим основателем эволюционной теории, поскольку очевидно, что религия существует только у человека. Да, Дарвин говорил, что физиологический страх проявляется у животного и у человека одинаково, т. е. появляются некоторые нервные импульсы, начинают дрожать мышцы и другие физиологические реакции имеются. Но физиологические реакции могут быть исходные, а выводы, которые отсюда вытекают, тем не менее, совершенно отличные.
Да, Дарвин, правильно указывает на то, что животное, например собака, совсем иначе относится к своему хозяину, чем к другим людям. Она встречает хозяина, которого давно не видела, не просто радостно, а как бы с обожанием, выделяя его из всего остального мира. Но ни одна собака, ни одно высокоорганизованное существо никогда с таким же обожанием не относится к вымышленному объекту. Ни один собаковед не скажет, что собака уединяется в своей конуре для того, чтобы помолиться некоторому существу, которое она из-за страха перед палкой выдумала себе. Очевидно, что этого не может быть ни у низшего, ни у высшего животного. Но страх действительно существует у всех животных. Поэтому страх страху рознь. Одно дело — чисто физиологическая реакция у животных, а другое дело — оценка этой ситуации человеком. Человек — это существо разумное, и говорить о родстве человека с животными совершенно нельзя.