Основное богословие, или христианская апологетика (Курс лекций, ДВГУ, 2000)
Шрифт:
Но в том-то и дело, что уделяют, и через все работы это проходит красной нитью. Но какова же эта основная мысль? Человек рассматривается как образ и подобие Божие, и поэтому спасение человека, познание человека возможно только лишь в том случае, если мы будем правильно знать Бога. Оказывается, Бог для нас ближе, чем я сам, не говоря уже о душе другого человека. Чтобы познать самого себя, я, прежде всего, должен стать Богом, должен, как говорят протестанты, принять в себя, принять в свое сердце Иисуса Христа. Вот когда я верую в Иисуса Христа, имею истинную веру, тогда я правильно понимаю сам себя. Тогда я имею в себе Бога, тогда я знаю, как спастись, потому что знаю, кто я такой. Фейербах сказал: «Тайна теологии есть антропология», но правильнее сказать наоборот: «Тайна антропологии есть теология». Чтобы понять человека, нужно понять Бога.
Именно поэтому отцы Церкви сравнивали: как описать, как душа соединяется с телом, ведь невозможно описать механизм соединения телесного и духовного
Во втором случае мы тело наше спиритуализируем. Понять механизм соединения материального и духовного мы не можем. И это же подчеркивали отцы Церкви, когда говорили, что, по всей видимости, характер соединения тела и души напоминает нам характер соединения Божественной и человеческой природы в Иисусе Христе. Понимаете? Чтобы понять природу человека, мы должны понять догматически правильно природу нашего Спасителя. А смысл соединения двух природ описывается Халкидонским собором: неслиянно, нераздельно, неразлучно, непреложно. Вот так же и наша душа, наше тело. С одной стороны, неслиянно: вот душа, вот тело, а с другой стороны, нераздельно.
Мы скажем: «А как же нераздельно? А после смерти тело и душа существуют, значит, раздельно!» Но в том-то и дело, что они существуют в ущербном виде, существуют неполноценно, в ожидании последующего воскресения. В ожидании — душа ничего не делает уже. Она не может свободно исправить себя, покаявшись. Представим себе такую ситуацию: человек умер, увидел, что действительно бессмертен и сказал: «Сейчас быстренько исправлюсь. У меня до Второго пришествия еще несколько тысяч лет». Нет, все, душа не может ничего делать, и она покорно ведома ангелами в то место, где ей предстоит ждать. И как бы она там не плакала, не жаловалась, ничего она сделать уже не может, ее состояние уже неполноценно. Поэтому такая важная роль отводится целостному человеку.
Целостный человек — это личность. Христианство привносит в мир совершенно новый философский и богословский термин — личность, по-гречески — ипостась. Опять же здесь приходит к нам на помощь богословское описание. Что говорит нам догмат? Иисус Христос — это две природы: Божественная и человеческая, но одна личность. Так и человек: две природы — духовная и материальная, но одна личность, и эта личность неуничтожима, и в этой личности и сохраняется образ и подобие Божии.
Часто образ и подобие Божии для более легкой критики христианства понимаются по примеру своей испорченной природы. Если материалисты считают, что человек — только лишь тело, то они так же и понимают, что Бог похож на человека только лишь телом. Возникает представление о Боге как о некоем старце, восседающем на облаках. Сказано же: по образу и подобию. Что такое человек? Это голова, две руки, две ноги, больше ничего. Но такого никогда не высказывалось в христианстве.
Во-первых, указывается, что Бог есть дух. А во-вторых, когда мы говорим о полноте образа и подобия, то мы должны говорить об образе и подобии Иисуса Христа. Вот наше телесное подобие Богу — это телесное подобие Иисусу Христу. А в реальности Его исторического существования сомневаться невозможно. И об этом мы будем говорить сегодня на заключительной лекции.
Когда я говорил о том, что человек — это личность, у вас должен был возникнуть такой вопрос: как понять, что такое личность? Иногда мы понимаем личность как синоним слова индивидуальность. У одного мужской пол, у другого женский. У одного темные волосы, у другого светлые. Кто-то умнее, кто-то глупее. Кто-то красивее, кто-то не вышел лицом. У каждого своя индивидуальность. Но личность заключается не в этом, и это понимает любой юноша, любая девушка, когда перед вхождением во взрослую жизнь эта проблема становится самой главной.
Вот представим себе: человек сохранил бессмертие. Он совершил первородный грех и не был изгнан из рая, когда ослушался Бога, и понял, что это не так уж и опасно. Ну, ослушался Бога: ничего такого не случилось. Да, конечно, придется немного потрудиться, чтобы хлеб получить. Бесплатно это было раньше. Ну и что, потрудимся, зато мы бессмертны. Человек есть критерий добра и зла. Он может делать что угодно, ничто его не останавливает. Человек будет готов на разную пакость, на разную мерзость. Он давно от Бога отошел, от Его личного общения и ничто его не останавливает. А что меня остановит? Я могу со своим ближним сделать что угодно: он ведь тоже бессмертный. Поэтому смерть у нас сейчас единственное реальное начало, которое останавливает всех людей. Увы, человек настолько низко пал, что даже смерть останавливает не всех. Но когда мы видим некоего «отморозка», для которого что комара, что человека убить, то мы действительно говорим, что это «отморозок». Это человек, лишенный всяческого человеческого начала, именно потому, что он перешагнул через смерть, через первое святое начало в человеке — жизнь. И мы, как настоящие люди, имеющие в себе нравственное человеческое начало, боимся обидеть другого человека, не говоря уж о том, чтобы его убить, боимся обидеть, потому что понимаем, что это может привести к печальным последствиям. Поэтому смерть — единственное реальное начало, которое мы все знаем, и оно сохраняет в мире нравственность, сохраняет человека человеком. Понятно, что не в этом сущность человека. Человек был по определению бессмертным. Но сейчас у нас другая природа, и по любви своей к нам Бог дал нам ее, понимая, что если лишить человека состояния смерти, то он бы пал настолько низко, как пали ангелы, ставшие бесами, оставшиеся бессмертными. Но им уже закрыта дорога обратно к спасению именно потому, что они являются бессмертными. Из любви к нам Бог дал нам смерть.
Свобода человека
Итак, возвращаясь к вопросу о свободе: как относиться к этому спору между Августином и Пелагием? Православная Церковь занимает иную позицию. С одной стороны, утверждается частичная правота Пелагия: действительно, человек всегда, в любом состоянии сохраняет в себе свободное начало, может выбрать между добром и злом. Однако Православная Церковь сохраняет и правоту Августина, утверждая, что да, действительно человек имеет свободу поврежденную, и соглашается с Августином, который сказал, что ошибка Пелагия состояла в том, что он неправильно определил свободу. Нельзя говорить, что свобода — это выбор между добром и злом. Если дать такое определение свободы, то тогда мы вынуждены будем признать, что Бог несвободен, Бог не есть личность. Ибо Бог не выбирает между добром и злом, иначе Бог не есть Бог. Существует некое добро и некое зло, возвышающиеся над Богом, между которыми Он выбирает. Это элементарное противоречие в определении. Свобода есть независимость. В прямом смысле этого слова — самодеятельность, возможность действовать самостоятельно, независимо ни от чего. Вот что такое свобода. Это совершенно правильное замечание Августина. И наличие свободы в Боге передается человеку. Человек свободен так же как Бог, имея это состояние независимости ни от чего — самодеятельности. Это есть истинное начало свободы, которое сохраняется в человеке всегда. С другой стороны, да, в человеке не сохраняется свобода на уровне понимания ее Пелагием — свобода как выбор между добром и злом.
Это два уровня свободы, о которых учил преп. Максим Исповедник. Есть свобода гномическая (по терминологии преп. Максима), т. е. свобода греховная, возникшая в результате грехопадения как выбор между добром и злом, и свобода сущностная — свобода как самодеятельность. Сущностная свобода неизменяема. Она сохраняется в человеке и составляет его Божественную природу, его сущность.
Свобода как возможность выбора между добром и злом приводит к тому, что человек по нынешней своей природе больше любит зло. Как говорит апостол Павел: «Чего хочу, того не делаю, что не хочу — то делаю». Ибо люди возлюбили грех — он приятнее на глаз, как плод для Адама и Евы. Его легче делать. Поэтому мы, грешные люди, выбираем между добром и злом, и наш выбор останавливается на зле. Его легче делать. Чтобы сделать добро, нужно трудиться, а зло очень просто, оно само предлагает себя. И поэтому в действительности (св. Августин прав) мы всегда выбираем между добром и злом, как правило, зло. Но возможность, благая воля всегда остается. Вот эта возможность свободы в человеке всегда присутствует, и поэтому нужно это всегда иметь в виду, иначе мы не поймем это отношение человека с одной стороны как образа и подобия Божия, как свободного существа, а с другой стороны, человека как раба Божьего.
Почему человек есть раб Божий? Что значит свобода? Подойдите к любому человеку на улице и спросите его об этом, и он скажет: «Свобода — это возможность делать все, что хочу». Правильно ли такое определение свободы? Ну, пожалуйста, захотелось летать — летай. Подымись на крышу дома, расправь руки и полетай, если ты — человек неразумный, как скажем двухлетний ребенок, которому захотелось полетать. Такие печальные случаи бывают достаточно часто. Оставшись без присмотра родителей, ребенок залезает на подоконник, спрыгивает и летает несколько секунд. Почему? Потому что не понимает свою зависимость от законов природы. Он действительно думает, что полностью свободен. Он может плавать свободно, может делать то, что хочет. Чем умнее человек, тем больше он понимает, что он свободен, но в крайне ограниченных рамках. Он зависим от природы, частью которой является. Иначе говоря, человек понимает, что он раб законов природы. Но может ли человек эти законы как-то использовать? Может только лишь в том случае, если поймет, что не он творец этих законов, а их раб. Поняв это, признав это как факт, познав их природу, человек может эти законы использовать. Признав, что не я сотворил закон всемирного тяготения, не я сотворил законы аэродинамики, я могу познать сущность этих законов, могу построить летательный аппарат тяжелее воздуха, и тогда я, значит, научусь летать. Я действительно исполнил свою мечту: я полетел. Тогда, когда я признал, что я раб законов.