Особая папка «Барбаросса»
Шрифт:
Когда же советско-франко-английские переговоры стали реальностью, усилия гитлеровской дипломатии были сосредоточены на том, чтобы не допустить создания единого антинацистского фронта. Так, 7 августа 1939 года из высказываний немецкого военно-воздушного атташе в Польше Герстенберга стало известно:
«В настоящее время решение принято. Еще в этом году у нас будет война с Польшей. Из совершенно надежного источника я [то есть Герстенберг. — Л. Б.j знаю, что Гитлер принял решение в этом смысле. После визита Вольтата в Лондон Гитлер убежден в том, что в случае конфликта Англия останется нейтральной. Переговоры западных держав с Москвой п входят неблагоприятно для нас. Но и это является для Гитлера еще одним доводом в пользу ускорения акции против Польши. Гитлер говорит себе, что в настоящее время Англия, Франция и Советский Союз еще не объединились; для достижения соглашения между генеральными
156
Там же, стр. 537.
Итак, имея возможность суммировать данные, поступавшие в Москву по всем возможным каналам — от советских дипломатов, от друзей нашей страны за рубежом, от нашей внешнеполитической разведки, — Советское правительство шло по единственно верному пути срыва замыслов империалистических держав. В сложнейшей обстановке оно должно было искать средства для обеспечения интересов первой в мире страны социализма.
«Перед Коммунистической партией и Советским правительством, — отмечается в «Истории КПСС», — со всей остротой встала задача не допустить международной изоляции СССР, создания единого империалистического фронта. При решении этой важнейшей внешнеполитической задачи партия руководствовалась указаниями В. И. Ленина, который неоднократно подчеркивал необходимость использования разногласий между империалистическими державами, чтобы затруднить их объединение в антисоветских целях. Он говорил: «...правильна ли наша политика использования розни между ними (империалистами. — Ред.), чтобы затруднить для них соединение против нас? Конечно, такая политика правильна»...» [157] .
157
«История КПСС», т. V, кн. 1, стр. 72.
Именно из этих ленинских указаний исходили Коммунистическая партия и Советское правительство, решая принять неоднократно выдвигавшееся Германией предложение заключить с ней договор о ненападении. Советско-германский договор о ненападении был подписан 23 августа 1939 года сроком на десять лет.
Если бы ждали дольше...
Очень трудно исследовать гипотетические положения и точно сказать, что случилось бы, если бы Советский Союз осенью 1939 года продолжил бесконечные тройственные переговоры.
Все же иногда бывает полезно рассмотреть возможное, чтобы понять реальное. Попытаемся же разобраться в данной гипотетической ситуации по частям.
Проблема первая: что дало бы продолжение тройственных переговоров?
Этот вопрос я задавал Ивану Михайловичу Майскому и Николаю Герасимовичу Кузнецову. Оба убеждены, что затягивание переговоров с англо-французской стороны носило не тактический, а «стратегический» характер. Ни Англия, ни Франция не имели целью заключить соглашение — в противном случае они могли бы заставить Польшу и Румынию дать согласие на пропуск советских войск через свою территорию. Сама идея договора с СССР казалась таким деятелям, как Чемберлен, немыслимой.
Не следует забывать, подчеркивал И. М. Майский, что в то время мы имели дело не с Англией Черчилля, а с Англией Чемберлена и Галифакса.
По свидетельству Н. Г Кузнецова, в среде советской делегации поведение английских и французских уполномоченных вскоре~ после начала переговоров вызвало серьезное недоверие, и это недоверие потом лишь укреплялось. Таково же было мнение И. В. Сталина, которому советская делегация каждый день докладывала о ходе переговоров.
Но если бы Советский Союз уступил своим западным партнерам и не прервал переговоры, а стал ждать ответа? Существовал ли шанс, что Польша и Румыния изменят свою позицию?
Если вернуться к трудным дням августа 1939 года, то хроника этих дней говорит: 21 августа 1939 года польское правительство снова категорически заявило, что оно не разрешит пройти советским войскам. Такова же была позиция Румынии. Правда, 23 августа полковник Бек дал свое согласие — но не на проход советских войск, а па «возможное сотрудничество» Польши и СССР в случае германской агрессии. Однако даже в этой ситуации Бек ставил условия, а именно: он соглашался лишь «на рассмотрение во время переговоров в Москве всех гипотез возможного сотрудничества». В принципе это согласие ничего не значило. Во-первых, оно было дано слишком поздно, то есть тогда, когда и Галифакс, и Бек уже знали, что польский ответ ничего не изменит. Во-вторых, оно означало лишь еще одну оттяжку. Да к тому же абсолютно неясно, поступило ли бы вообще это согласие, если бы не сообщение о визите Риббентропа в Москву. Бек дал согласие 23 августа, уже зная о визите и будучи почти уверенным, что это его согласие никому не нужно.
Тогда напрашивается другой вопрос: можно ли было подписывать соглашение на основе англо-французских предложений? Предположим, что СССР все-таки подписал военную конвенцию, проект которой предлагали Англия и Франция. Этот проект, как известно, содержал три пункта:
конвенция осуществляется «как следствие постановлений договоров» в тех случаях, которые предусмотрены этими договорами;
союзники обязываются установить «непрерывные, прочные и долговременные фронты» на восточных и западных границах Германии;
союзники будут «действовать всеми своими силами... на всех... фронтах до низвержения германской мощи», и их решения будут «согласовываться по мере развития событий».
...И вот начинается война. Германия вторгается в Польшу. Все три страны, подписавшие конвенцию, вступают в состояние войны — но с одной особенностью. Англия и Франция остаются в своем «прекрасном далеке»: Англия — за Ла-Маншем, а Франция, согласно подлинному плану Гамелена (а не обещаниям Думенка), спокойно наблюдает за событиями из-за линии Мажино. Зато обе они достигают желанной цели: Советский Союз вовлечен в мировую войну. Вермахт быстро проходит через Польшу, а Советский Союз не может ввести в Польшу свои войска. Через 2 — 3 недели вермахт уже на советских границах, и перед ним СССР, находящийся в состоянии войны с Германией. Итог — война в 1939 году.
Разберем две возможные ситуации. Первая: СССР не вступает в схватку за Польшу (что, кстати, наложило бы на него такое же клеймо предателя, как на Англию и Францию). Тогда вермахт выходит к Негорелому (60 километров от Минска) и вступает в соприкосновение с Красной Армией. Весьма проблематично, что такое противостояние не означало бы войну. Еще в 1939 году известный французский публицист Пертинакс полагал, что «Россия, поставляя оружие [союзникам. — Л. Б.], навлекла бы на себя гнев Гитлера и поставила бы себя под удар со стороны польского тыла» [158] . А. Верт указывает, что «русским надо было готовиться к неизбежности нового гитлеровского натиска на Восток» [159] . А Грегоре Гафенку (отнюдь не друг СССР) считал, что «если бы, несмотря па достижение принципиального соглашения [между тремя державами. — Л. Б.], война все же вспыхнула, Германия повернула бы главные свои силы против СССР» [160] . Наконец, во время московских переговоров адмирал Дракс сам рисовал невеселую перспективу того, что Польша и Румыния «станут немецкими провинциями».
158
Цит. по: М. Торез, Избр. соч., М., 1962, т. 2, стр. 5
159
. Werth, ор. cit., S. 44.
160
G. Gаfеnu, ор. cit.
Сколько времени продлилось бы советско-германское «противостояние» на границе? Зная любовь Гитлера к провокациям, можно полагать, что недолго. Ведь обе страны находились бы в состоянии войны! Если Гитлер в 1941 году напал на нашу страну, имея с ней пакт о ненападении, то что помешало бы ему сделать это, находясь в состоянии войны с нами?
Разумеется, была бы и вторая возможность: не дожидаясь выхода немецких войск к Негорелому, встретить их на территории Польши. Но это подавно означало бы, что Советский Союз немедленно оказался бы втянутым в войну (да еще вдобавок имея Польшу своим противником, поскольку не было бы ее согласия на пропуск Красной Армии!).