Осознание
Шрифт:
– Так, все, мне это действительно надоело! – рявкнул он, – С Олькой я потом поговорю, но вот тебя я утихомирю, – и пошел в наступление под аккомпанемент испуганного писка Алисы, не ожидавшей, что дело дойдет до настоящей драки. А вот сам Эдвард успел отметить, что за последние два дня ему действительно стало интересно. То, что Борис Викторович по-настоящему драться не умел, стало ясно после первых секунд, этот человек слишком сильно увлечен самой мускулатурой, но немногое знает о том, как правильно ее использовать. Увернувшись от примитивного захвата, Эдвард быстрым движением провел удар в бок под ребра, проверяя надежность его корпуса, а также то, насколько крепко стоит на ногах. Весовые категории, конечно, отличаются сильно, но за свою жизнь он валил и не таких великанов. Оказалось, что в боевой стойке физрук тоже
Борису Викторовичу самому уже стало не до смеха, чуть не врезавшись в стенку зала, он посмотрел на Эдварда ничего не понимающим взглядом, а тот спокойно встал в приветственную стойку каты «солнца», одной из тех, что его обучали в монастыре убийц. Данная ката предназначена не для того, чтобы уничтожить противника, а для того, чтобы просто победить и, если есть такая необходимость, оставить в живых, пусть и не в целости и не совсем в порядке, если применять более жесткие приемы.
– Ну, пионер, держись! – сдаваться учитель физкультуры тоже не хотел, не желая признавать, что какой-то мальчишка оказался сильнее его в спарринге, ведь ему достаточно лишь одного хорошего удара, что сразу расставить все точки. И первый промах всегда можно свести на собственные недочеты.
Эдвард рассчитывал их схватку на два шага вперед, поскольку действия физрука были предсказуемы и до смешного примитивные, как и у большинства тех, кто привык использовать лишь грубую силу как подавляющий противника фактор. Увернувшись от первого захвата, он снова ударил под ребра, но больше не для того, чтобы попытаться причинить вред, а продолжая удерживать на себе внимание, в ответ получив еще один прямой удар в грудь, но ушел в сторону. Затем сразу же последовал второй, но тоже мимо. Используя преимущество в подвижности, Эдвард только злил своего противника, уже вкладывающего в каждый удар всю свою силу, но так и не достигающего цели. Еще один выпад, но в этот раз уже ответный прием, Эдвард перехватил руку физрука и ударил коленом в живот, выбивая противнику воздух из легких, потом сразу же переход и второй удар, ногой сзади в коленный сустав, лишая точки опоры, а дальше, по отработанной схеме, используя руку противника как рычаг, уложить лицом в пол. На все последовательность действий потребовалось чуть больше секунды.
Борис Викторович что-то замычал, уткнувшись лицом в землю, но Эдвард уже высвободил его руку, отходя в сторону. В этот же момент к нему подскочила Алиса, испуганно схватив за плечи, с круглыми от удивления глазами, явно не совсем понимая, что только что произошло. Для неподготовленного человека схватка с применением таких отработанных техник выглядит как сплошная мешанина движений, в монастыре их специально заставляли драться одновременно с несколькими неподготовленными к схватками рабами, просто для того, чтобы продемонстрировать, как простые люди могут реагировать на то, что для самих бойцов кажется обыденностью. Только тогда схватки заканчивались, когда дышать переставал последний из выпущенных рабов.
– Эдвард! Перестань! Слышишь! Немедленно перестань! – испуганно вцепившись в него, просила Алиса, но окончательно ее из колеи выбила его ответная спокойная улыбка.
– Не волнуйся, все в порядке, – он погладил ее по щеке, а потом протянул руку, чтобы помочь физруку подняться, находившегося в этот момент в слегка оглушенном состоянии и тоже не понимавшего, каким образом оказался на полу, поваленный пионером, выглядевшим как подросток.
– Надеюсь, вам этого достаточно? – спросил Эдвард, когда физрук даже присел обратно на маты, чтобы собрать в кучку мысли, сейчас разбежавшиеся по разным углам черепной коробки. Подобрав с пола скомканный обходной лист и снова протянув его Борису Викторовичу, добавил, – подпишите листок, и мы наконец-то избавимся от общества друг друга.
– Ты этим занимался что ли? – спросил, наконец-то, Борис Викторович, подписывая листок и протягивая его обратно Эдварду, – Черт тебя побери, парень, меня так еще никогда не били…
– Занимался, – кивнул он в ответ, – Долго и упорно. И я надеюсь, что этот инцидент останется только между нами, – проверив подпись и аккуратно снова сложив листок, убрал его в карман своих шорт, – со своей стороны могу дать гарантию этого.
– Ага, еще мне не хватало всем рассказывать, что меня ребенок отделал, – грустно усмехнулся физрук, – Парень, тебе в сборную надо, за страну выступать, а не по лагерям ездить… Такой талант пропадает!
– Такие таланты не стоит использовать слишком часто, – покачал головой Эдвард, вспоминая, для чего действительно служат такие техники боя, – Они не для такого предназначены. Доброго дня! – по привычке приложив два пальца ко лбу, взял за руку Алису, все еще никак не выходящую из состояния шока от увиденного, и направился к выходу, только уже за дверьми позволив себе вздохнуть и даже рассмеяться. На кого он становится похож? Устроить драку по такому глупому поводу, да еще и с учителем, которого, по идее, бояться должен, но при этом не чувствует никакого раскаяния за содеянное. Словно именно такой разрядки ему и не хватало за последнее время, даже скопившееся в душе напряжение от незнакомого места словно отступило, разгружая сознание и вновь позволяя дышать полной грудью. Конечно, в реальности, он никому бы не позволил так с собой разговаривать, и, как дворянин, имел полное право убить этого качка за подобное обращение. Однако здесь он был пионером… Черт возьми! Он пионер, только что использовавший технику смертельного контактного боя лишь для того, чтобы не приходить на дополнительные занятия по физической культуре! Эта мысль почему-то его очень смешила, но вот Алисе, стоявшей рядом, было не до смеха.
– Это что сейчас произошло? – девушка толкнула его в плечо, больше испуганная, чем разозленная, – Эдвард! Ты что сейчас вообще творил! Ты с учителем подрался! Такого, сколько помню, еще никто не делал… да и дрался ты…
– Дрался так, как ты хотела, чтобы научил тебя, – кивнул Эдвард, – это называется контактный бой. Во всяком случае, мы так это называем...
– Кто мы? – кажется, в этот раз Алиса была всерьез настроена выпытать из него данные сведения, и в очередной раз отвязаться тем, что не самое подходящее время, больше не получится, судя по твердой настойчивости, буквально прорисованной на ее лице, – Что ты все время каким-то общими словами отвечаешь, но так ничего и не говоришь. Я такое только в боевиках видела, но там все постановки, а тут… ты ведь убить его мог, понимаешь? Или руку сломать! А ты после всего этого смеешься!
– Не мог, а должен был, – вздохнул Эдвард, – пошли, присядем куда-нибудь, чтобы рядом никого не было. Может, тебе действительно стоит это услышать… Только помни, что то, что тебе сейчас расскажу, должно остаться строго между нами, ни одна живая душа больше не должна это узнать. Понятно? – Алиса только кивнула, а потом повела его в сторону от спортплощадки, ближе к лесу. Сначала Эдвард думал, что она знает какую-то скрытую ото всех полянку неподалеку от опушки, но за спортплощадкой, оказывается, было что-то вроде территории для прогулок, где луг со скошенной тропой пересекали вытоптанные тропинки, на которых еще стояли старые деревянные скамейки, изрезанные инициалами пионеров из предыдущих групп и изрисованные рисунками самого различного содержания, от простых рожиц до грубых непристойностей. Одна из таких скамеек стояла в тени большого дерева, с длинными и гибкими ветвями, опускавшимися совсем низко, что создавало почти что беседку вокруг скамейки, милую и уютную.
– Здесь у нас, вообще-то… – Алиса почему-то замялась, а ее прежний строгий настрой куда-то делся, – парочки вечерами целуются, поскольку думают, что никто их не увидит, зато днем тут глухо и нет никого. Да и от лагеря далеко… – она снова смутилась, – поэтому и привела сюда, никто не услышит.
– Ага, и ты как про эту лавочку и ее предназначение узнала? – спросил Эдвард, поглядывая по сторонам. Ствол дерева и сама лавочка действительно были изрезаны инициалами, сердечками и плюсиками, что влюбленные вырезали в память о своих недолгих романах, остававшихся только в их воспоминаниях и в черте лагеря.