Осознание
Шрифт:
– Ольга Дмитриевна! – теперь уже была очередь Эдварда вспыхнуть чуть ли не до самых корней волос, – Все совершенно не так, как вы думаете! Между нами ничего даже не было… Все гораздо сложнее… Потому я и хочу спросить у вас совета…
– И какого же совета ты хочешь спросить у вожатой? – Ольга Дмитриевна сделала серьезное лицо, но сама не выдержала и заулыбалась, – Давай, садись уже, что ты в самом деле, как не родной какой-то… – она указала на ступеньки крыльца и Эдвард быстро согласился с таким предложением, сев прямо на уже успевшие высохнуть на жарком солнце доски,.
– Ольга Дмитриевна, поймите… Я даже сам не знаю, что чувствую к Алисе… Получается, она рядом со мной с первого дня, и мне
– Нет, не понимаю, – вожатая покачала головой, окончательно отложив книгу и нагнувшись ближе к нему, положив руки на колени, – Уже половина лагеря галдит о том, что новенький все время с Алисой проводит, они чуть ли не встречаются, а сейчас ты мне говоришь, что не хочешь допускать ничего подобного. Почему?
– Хотя бы потому, что это будет длиться всего лишь две недели! – нашелся Эдвард, – А потом все закончится! Я не хочу устраивать из всего этого какой-то портовый романчик со всеми вытекающими… Поиграться и бросить… Я себя в жизни не прощу за то, что так поступил с Алисой, – пусть это и было не самой важной причиной, но ведь не станет же сейчас есть объяснять про свою старую историю с Изабеллой, произошедшее там, про то, как все, кого он подпускал к себе слишком близко, страдали и умирали. И что не может позволить подобному случиться хоть с кем-то из этих девушек, что уже расшевелили в его сердце больше эмоций, чем испытывал за последние несколько лет.
– Никогда не думала, что мальчишки могут заботиться о таком, – вожатой, кажется, такой ответ понравился, – Да, смена закончится, но ведь мы же не в каменном веке живем. Почта есть и телефон, вам никто не сможет запретить общаться, если, конечно, не устанете друг от друга, – она внимательно на него посмотрела, словно предупреждая, – а на следующее лето снова сюда приедете. Эдвард, я ведь с тобой сейчас не как вожатая разговариваю, но все равно предупреждаю, чтобы ничего такого у вас не было!
– Ольга Дмитриевна! – простонал Эдвард, – Вам сейчас легко говорить… А если я уверен, что там, куда отправлюсь после лагеря, у меня не будет возможности не позвонить ей, ни написать. Ни даже быть уверенным, что с ней все хорошо… Что тогда? Что тогда вы мне посоветуете сделать?
– А вот теперь я посоветую тебе поменьше думать, – улыбнулась Ольга Дмитриевна и даже погладила его по голове. Эдвард не стал отдергиваться, легкое поглаживание по волосам оказалось весьма приятным и каким-то… ему даже сложно было подобрать подходящее прилагательное, чтобы описать это ощущение. Ближе всего стояло слово «домашним», – Ты так рассуждаешь, как будто собираешься автомобиль покупать, а не с девушкой познакомиться. Если у вас не просто какое-то мимолетное увлечение, то потом ты все равно найдешь способ ее найти. Ты же упрямый какой… – она снова рассмеялась, как маленькая девчонка. Интересно, насколько она старше своих подопечных, если только университет закончила? На четыре года? На пять лет? Не настолько существенная разница, чтобы полностью перестроить свое сознание. Студенческие годы вряд ли сильно отличаются от курсантской службы, если только большей свободой, и в это время еще веришь каким-то идеалам, смотришь на жизнь куда наивнее, чем подобает взрослому человеку. А Ольга Дмитриевна почти все время проводит с такими детьми, только вступающими в пору взросления, и, конечно, очень много от них перенимает.
– Вы так считаете? – разочарованно протянул Эдвард.
– Конечно, – кивнула вожатая, – Знаешь, как говорят, что любовь не знает преград? Ведь не зря так говорят. Если только вы на самом деле захотите…
– Мы получаем далеко не все, что хотим на самом деле, – отрицательно покачал головой Эдвард, когда заиграл горн, призывая пионеров на завтрак.
– За Алису теперь отвечаешь, – уже серьезнее предупредила Ольга Дмитриевна, – Уж никогда не думала, что она себе тут пару найдет… Но раз уж так случилось, надеюсь только на твою ответственность. Я ведь могу рассчитывать, что ты не позволишь себе ничего за пределами правил?
– Могу на клинке поклясться, – все еще погруженный в свои мысли, брякнул Эдвард, но заметив, как бровь его собеседницы удивленно поползла вверх, быстро исправился, – Даю честное пионерское! – разговор нисколько не разгрузил сознание, даже наоборот, загрузил его еще больше. Он и Алиса? Можно ли допустить подобное? Нет. Сейчас действительно не стоит торопить события, надо еще на нее посмотреть, может быть, эта блажь пройдет, и эмоции наконец-то успокоятся. Привычным образом с ними справляться уже не получалось. Два дня! Два чертовых дня, и он превратился в какую-то размазню! Демон его раздери, вот сейчас бы точно не помешало что-нибудь алкогольное, а потом в рейд куда-нибудь, на полудикий анклав, вырезать там всех подчистую, выбросить из себя все скопившееся напряжение. Да и потом, в полевой обстановке действительно легче думается, чем среди этих с ума сводящих пионерок.
До столовой он дошел вместе с вожатой, по пути обгоняемый опаздывавшими пионерами, но уже перед самым входом в столовую вожатая вдруг его снова придержала, сразу же получив в свою сторону удивленный взгляд.
– Я думаю, ты должен знать, – неуверенно сказала вожатая, когда уже подходили к двери столовой, – Алиса ведь не такая, как остальные… – взгляд Эдварда изменился с удивленного на скептический, но все-таки услышал продолжение, – У нее ведь нет родителей, а сюда приехала от детского дома, – произнесла эти слова так, словно после этого ее собеседник должен был сбежать, оглашая округу паническими воплями.
– И что? – спросил он, не совсем понимая, какой реакции от него ожидали, – Ольга Дмитриевна, я уже давно вышел из того состояния, когда судят человека по его родителям и принадлежности к расе или благородной крови… Если бы вы мне сейчас сказали, что она… неважно, все равно не имеет значения,- он почти произнес слово «мутант», но вовремя одумался, решив пока что не впадать в крайности. Несмотря на собственное дворянское происхождение, он никогда не задумывался об этом как о предмете гордости. Еще в раннем детстве в него вбили, что последнее, чем человек может гордиться, так это своим рождением, поскольку в этом никоим образом не участвовал. А чувство гордости можно испытывать лишь за то, что сделал сам, добился собственным трудом и собственными усилиями, возможно, даже и кровью. Все остальное значения не имеет.
– Тогда Алисе точно повезло, – улыбнулась вожатая и снова погладила его по голове. Он ответил ей самой едкой улыбкой, на которую только был в состоянии, прежде чем открыл перед ней дверь, сразу же обрушив на себя гул пионерских голосов, набившихся за столами так тесно, что места свободного не оставалось. Казалось, что свободных стульев не было вовсе, но здесь хотя бы удалось сбежать от вожатой, сразу отправившейся на кухню. Взяв один из подносов, Эдвард уже без лишней спешки добрался до раздаточной, где от галдящей толпы в красных галстуках не осталось и следа. От уже уставшего повара, каких даже различать не получалось, одинаково толстые, потные и в заляпанных белых халатах, получил свою порцию вместе с тихим бурчанием про вечных опаздывающих. В этот раз меню «Совенка» предлагало на завтрак зерновую кашу, похожую на белую зернистую лепешку, размазанную по тарелке, сладкий и горячий чай с очередной булкой. Уже разглядывая, куда сесть, Эдвард обнаружил парочку рыжих, деливших столик с Мику, и рядом с японкой оставалось свободное место. Алиса тоже его заметила и помахала рукой, приглашая в их компанию.