ОСС 117. Совершенно секретно

Брюс Жан

Пьяный Глазовский немного заплетающимся языком рассказывал Юберу, изображавшему такую же степень опьянения, чтобы упростить разговор:

– Невинность я потерял в Италии, – словоохотливо объяснял русский летчик. – В посольстве был итальянский персонал, в том числе одна женщина, лет, наверное, сорока, весившая на двадцать кило больше, чем нужно. Это случилось зимой, когда у меня начиналась ангина. Врач прописал мне висмутные свечи, я это хорошо помню. Их надо было менять каждые три часа. Мария, ее звали Мария, очень оригинально для

итальянки, вызвалась делать это ночью... Но, может быть, вам неинтересно, Стив?

– Что вы, интересно, – ответил Юбер. – Она была похожа на Ирину Витинову?

Федор секунду поколебался.

– Очень, – ответил он, – хотя она была брюнеткой, а Ирина блондинка. Она была толстой, очень толстой, а Ирина худенькая.

– Очень худенькая, – бросил Юбер, сильно кивнув головой.

– Очень худенькая, но не тощая, – запротестовал Федор. – Не тощая.

– Ирина занимается любовью лучше, чем Мария? – спросил Юбер искренне заинтересованным и дружеским тоном.

Федор ответил через несколько секунд:

– Не знаю, старина. Правда, не знаю...

– Вы не помните, как прошло с Марией?

– Нет... То есть, я очень хорошо помню. Она была жуткой шлюхой и имела огненный темперамент. Нет, не в этом дело... В общем... между Ириной и мной еще ничего не было.

Юбер контролировал свое дыхание и время от времени, когда молодой лейтенант смотрел на него, морщился, как пьяный.

– Она не хочет?

– О! Хочет... Она полностью согласна. Я ее прямо спросил об этом! Я ей сказал: "Дорогая Ирина, вам доставит удовольствие заняться со мной любовью?" А она мне ответила, что умирает от желания. Мило, а?

– Раз она согласна, – удивился Юбер, – чего же вы ждете?

Федор бессильно развел руками.

– Случай, старина. Случай! Полковник ревнив, как тигр, и всякий раз, когда его жена выезжает из лагеря, он делает так, чтобы я остался здесь. Заниматься этим тут неудобно. Ирина все-таки не такая женщина, которую можно взять тайком в темном коридоре или на столе. Нет, я хочу, чтобы у нее осталось хорошее воспоминание о первом разе. Хотя бы о первом...

– Вы совершенно правы, и эта забота делает вам честь, – наставительно сказал Юбер.

– Правда?

Федор снова налил водки себе и наполнил стакан Юбера. Тот стал расхаживать по комнате с единственной целью: вылить спиртное в глиняный горшок, стоявший на углу стола, в тот момент, когда лейтенант будет смотреть в другую сторону.

– У меня есть идея, – бросил он.

– Да? – переспросил лейтенант.

– Вчера Скирвин возил меня по окрестностям и показал заброшенный аэродром в двадцати километрах к юго-западу отсюда. Кажется, полоса в хорошем состоянии, во всяком случае на нее может сесть самолет весом меньше десяти тонн. Так сказал Скирвин...

– Это верно, – подтвердил Глазовский. – А чем это может мне помочь?

Лейтенант с силой потер глаза кулаками, и Юбер воспользовался этим, чтобы вылить водку.

– Подождите! В один прекрасный день Ирина... Вы позволите мне называть ее так?

– Конечно, старина, конечно, – великодушно разрешил лейтенант.

– Итак, Ирина выезжает на машине и, никому ничего не сказав, направляется на тот аэродром. Через некоторое время вы вылетаете в тренировочный полет и приземляетесь прямо там. Делаете с Ириной свое дельце, а потом разъезжаетесь в разные стороны...

Короткая пауза.

– Полная чушь! – бросил лейтенант, пытаясь засмеяться.

Юбер притворился обиженным.

– Я просто пытаюсь вам помочь. Делайте, как хотите... Лично мне на это глубоко наплевать.

Глазовский отпил два глотка, громко рыгнул и объяснил:

– Полная чушь по двум причинам, которые я вам сейчас изложу, милейший!

Он сделал паузу, поднял палец.

– Причина первая: Ирина никогда не выезжает одна. Она ездит с шофером, а подключить к делу постороннего человека означает рисковать налететь на крупные неприятности. Вторая причина: я летаю только на МИГах и не могу оставить самолет на полосе с включенными реакторами, пока буду заниматься... своим дельцем, как вы это называете. Я не смогу взлететь без помощи.

Юбер задумчиво поскреб подбородок.

– Об этом я не подумал, – признался он. – Но должен же существовать способ...

– А потом, – добавил Глазовский, – нам категорически запрещено оставлять самолет хотя бы на секунду под угрозой трибунала.

Юбер засмеялся.

– Серьезно? Вот смех-то! Боятся, что его украдут?

– Не знаю, – ответил Глазовский, пожимая плечами. – А зачем кому-то красть МИГ?

Юбер ответил непринужденным тоном:

– Зачем? Ну, старина, правительство США предложило сто тысяч долларов тому, кто доставит ему этот самолет. Думаю, предложение остается в силе...

– А на кой черт он им сдался? – спросил Глазовский, который не интересовался ничем, кроме женщин и самолетов.

– Не знаю, – сказал Юбер. – Они хотят последнюю модель.

– Я летаю на последней, – гордо сообщил лейтенант. – На семнадцатой, старина. Отличная машина, можешь мне поверить.

В коридоре послышались шаги. В дверь постучали.

– Кто там? – едва выговорил Глазовский.

– Скирвин. Мне сказали, Николе здесь, у вас.

– Я здесь, – подтвердил Юбер.

– Заходите! – пригласил лейтенант.

Томас Скирвин вошел и, увидев его, Юбер подумал, что никогда не сможет привыкнуть к его физиономии фавна, которой не хватало только бородки клинышком. У Скирвина был озабоченный вид.

– Что такого интересного вы можете рассказывать? – спросил он.

Глазовский просветил его:

– Ваш друг говорит, что американцы пообещали сто тысяч долларов тому, кто доставит им МИГ последней модели. Забавно, да?

Скирвин остался невозмутимым, а его веки полуприкрылись, и острый взгляд остановился на Юбере, который заставил себя засмеяться.