Останови их! Как справиться с обидчиками и преследователями
Шрифт:
Вместо «все равно он первый начал» – сказать «я подошел и дал ему в морду».
Что же для этого нужно говорить мучителю?
– Четко и подробно расскажи мне о случившемся.
– Меня не волнует, кто начал, скажи, что делал ты.
– У тебя не было необходимости его бить. Ты сам хотел это сделать.
– Как, по-твоему, он себя в это время чувствовал?
– Каким образом ты можешь теперь исправить ситуацию?
Как только ребенок признает факт хулиганства, вы можете помочь ему разобраться в том, почему он это сделал:
– Чего ты хотел этим добиться? Ты просто хотел позабавиться? Или хотел привлечь к себе внимание?
– Что
– Может, тебя что-то гнетет и ты поэтому цепляешься к окружающим?
– Зачем ты издеваешься над людьми? Что поможет тебе перестать это делать?
Вы не в состоянии заставить хулигана измениться. Но вам по силам дать ему понять, что наказание должно быть для него результатом вполне предсказуемым.Невинных наблюдателей не бывает
Дети смиряются с ролью жертвы
«Когда все вокруг просто стоят и смотрят, начинаешь думать, что тебе достается по заслугам».
В 2006 году Стэн Дэвис с коллегами, исследуя 1400 детей в диапазоне возрастов от детсадовских подготовительных групп до 12-х классов школы, попросили их выбрать вариант концовки следующего предложения.
Когда я вижу, что кого-то дразнят или бьют, я думаю:
А) ОН ПОЛУЧАЕТ ПО ЗАСЛУГАМ;
Б) ОН ЭТОГО НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ.
Как можно понять из приведенной ниже диаграммы, 93 % малышей детсадовского возраста относятся к жертве издевательств с сочувствием. Но к 16 или 17 годам сочувствующих жертве остается всего 65 %.
Короче говоря
Чем старше становится ребенок, тем больше вероятности, что он скажет: «Жертвы получают по заслугам».
Если взрослые и одноклассники будут безучастно наблюдать за происходящим, дети вполне могут прийти к выводу, что в издевательствах нет ничего страшного.
И что же делать?
Взрослым легко говорить: «Дети, наблюдающие за школьными издевательствами, должны сами положить этому конец!»
Но, может, мы с вами просто смотрим на все это глазами взрослого человека? Ведь взрослым гораздо легче пресечь жестокое поведение детей!
Взрослые:
• обладают большим опытом в деле разрешения конфликтов;
• не задаются вопросом, понравятся ли какому-то 10-летнему бандиту;
• не рискуют потерять друзей, дав отпор мучителю, а также
• не боятся, что уже завтра этот самый 10-летний бандит хорошенько намылит им шею!
Но поставьте себя в ситуацию, в которой вы не будете чувствовать себя так уж уверенно…
Представьте, что вы посреди ночи едете в электричке. Внезапно в дальнем конце вагона распахивается дверь, и в салон вваливаются четыре здоровенных амбала. У каждого до фига татуировок и колец в носу, но маловато зубов во рту. Они тащат с собой пятого… один из них держит в «стальном зажиме» его шею, другой заломил ему руку. Судя по всему, все они хорошо знакомы.
Хулиганы снимают с жертвы ботинки и выкидывают их через окошко на улицу. Один отнимает у него сумку. Второй говорит:
– Попался, г…нюк с…ный, мы тебя сейчас научим уму-разуму.
Вы, даже сидя в самом дальнем конце вагона, чувствуете запах абсолютной паники.
Этого парня сейчас не спасет даже звонок в полицию… кому-то надо за него немедленно вступиться. В вагоне вместе с вами едет десятка два пассажиров, но они молчат в тряпочку. Мало того, все они сидят гораздо ближе к эпицентру событий, чем вы.
И что же вам теперь делать?
Броситься на помощь жертве?
Сказать себе: «Наверно, поделом ему это все! Он небось спер у них всех бумажники с деньгами!..»
Благодарить небеса за то, что вы оказались в дальнем конце вагона, и с облегчением выдохнуть, когда
Почему я был шпаной
Энгус Уотсон все школьные годы измывался над слабыми. Теперь он хочет объяснить, почему это делал и как прекратил.
С 9 до 11 лет я был настоящим бандитом. Любого одногодка, посмевшего выглядеть не как остальные, вести себя нестандартно, говорить непонятными словами или даже странно пахнуть, я считал законным кандидатом на физические и психологические атаки. Если я даже и не был самым главным «быком», то уж заводилой-то был наверняка.
Спектр издевательств был широк: от психологических – постоянно долдонить человеку, что он толстый или вонючий, что он иностранец, или «голубой», или «провинился» по всем четырем этим параметрам, до физических – колоть его циркулем, бодать его в живот головой, пинать ногой в самые болезненные места.
Был у нас один парнишка, Эдмунд Джонс, желтокожий и с гигантскими ушами. От него все время воняло мочой. Его тихоня-отец работал в школе учителем французского. К несчастью, в результате жестокого стечения всех этих обстоятельств Эдмунд стал у нас главным мальчиком для битья.
Как-то днем в наш класс вошел мой приятель Билл Девис, который учился на класс старше меня. Включая Джонса, нас в классе оказалось четверо.
– Чем занимаетесь? – спросил Девис.
– Доводим Джонса до слез, – ответил я.
– Не, доводить до слез надо не так, – сказал Девис. Он схватил тяжеленный дешевый портфель Джонса, побегал вокруг столов по классу, чтобы набрать скорость, а потом резко затормозил перед Джонсом, швырнув сумку вперед. Портфель ударил Джонса в грудь с силой осадного тарана и раскрылся. По всему классу разлетелись бумаги, книги и конфетные фантики. – Во как довести Джонса до слез! – сказал Девис, когда рыдающий Джонс выбежал из класса.
Брутальный стиль и изобретательность Девиса произвели на меня неизгладимое впечатление. С этого дня я стал действовать гораздо смелее, вдохновеннее и безжалостнее. Я ломал дорогущие карандаши и ручки на глазах у их владельцев, высмеивал дурацкие прически мамаш своих жертв, бросался палками, перемазанными в овечьем помете и т. д. Словом, я творил ужасные вещи, и теперь, вспоминая обо всем этом, я понимаю, что гордиться мне нечем. Так почему же я все это делал?
Если не считать факта, что я был законченным мерзавцем, такое поведение было следствием того, что мне пришлось пережить в детстве. Мой старший брат не упускал случая поразвлекаться и отвесить мне оплеуху-другую. Точно так же вели себя и все старосты комнат в интернате, где я поначалу учился. Один из них, например, заставлял нас пить воду до тех пор, пока нас не вырвет. Другой вынудил моего друга порезать меня армейским консервным ножом.
Мы с друзьями просто для хохмы кололи друг друга и самих себя циркулями. Мы поливали себя дезодорантом, держа баллончик как можно ближе к коже, чтобы на ней получались волдыри. У меня от этого до сих пор остались шрамы. Боль окружала нас со всех сторон, и, издеваясь над слабыми, мы, как я понимаю, просто передавали ее дальше по цепочке.
Прекратил я все это лет в 12. Мне кажется, это произошло после того, как я начал общаться с девочками. Мои родители вскладчину с еще одной семьей купили летний домик в Айл-оф-Уайте. В той семье росли две девочки моего возраста. Я попробовал произвести на них и их подруг впечатление, унижая тех, кто поменьше и послабее, но это вызвало у них отвращение, о чем они мне сразу и сказали. В результате я просто перестал быть шпаной. По крайней мере теперь, когда я вспоминаю те времена, мне кажется, что все произошло именно по этой причине. Хотя, может, я просто перерос это поведение.