Остановить Гудериана. 50-я армия в сражениях за Тулу и Калугу. 1941-1942
Шрифт:
Больше полутора месяцев длилась осада Тулы. Бои то затихали на день-другой, когда немцы решались атаковать севернее или южнее, пытаясь обойти город, блокировать его, чтобы додавить в полной изоляции, то вспыхивали с прежней яростью.
Но был бой, который, возможно, решил судьбу тульского противостояния.
Это был самый первый бой. Надо вернуться к нему. Он проявил многое.
В оперативной сводке штаба Брянского фронта о бое 29–30 октября на южных окраинах Тулы говорится скупо:
«Части 50 А (258, 154, 260, 217 сд, 108 тд, полк рабочих вели бой с танками и мотопехотой пр-ка на юго-западной и южной окраине ТУЛА.
С 14.00 30.10 велись уличные бои на южной окраине ТУЛА с прорвавшимися 19-ю танками пр-ка.
В уличных боях уничтожено 5 танков.
32 тбр, выгрузившись к 14.00 30.10 в районе ст. ХОМЯКОВО, направлена в ТУЛА.
О 41 кд, 173, 290, 299, 194 сд, 58 зсп, 11 тбр – сведений не поступило» [33] .
Стоп. Давайте в этом месте остановимся и наложим смысл только что прочитанного на известные события, происходившие под Тулой, попытаемся понять то, что до сих пор в истории обороны города еще покрыто тайной.
Дело в том, что в некоторых публикациях говорится о том, что штаб 50-й армии якобы принял решение Тулу не оборонять и отвести войска восточнее, на новый рубеж. Этой версии придерживаются исследователи и та часть тульских краеведов, которые склонны возложить лавры защитника Тулы на голову первого секретаря обкома партии Жаворонкова, считая, что командующий 50-й армией генерал Ермаков смалодушничал и приказал выходящим из окружения дивизиям идти через Тулу дальше на восток. Из рассказов бывшего сержанта 732-го зенитно-артиллерийского полка, принявшего первый удар немецких танков, Тимофея Дмитриевича Дубинина, полковника в отставке, долгие годы изучавшего историю тульской обороны: «Севернее Тулы были остановлены остатки дивизии, не хочу называть ее номера, во главе с командиром – генерал-майором, которые по своей территории, несмотря ни на какие приказы, продолжали уходить на восток. Те окруженцы, которые отходили в Тулу, представляли собой малоприятное зрелище. Я своими глазами видел, как они отступали прямо через наши боевые порядки. Представьте себе, что чувствовали наши бойцы, видя, как красноармейцы бегут от немцев. Они рванули к винному заводу и начали громить его. Из автоматов стреляли по цистернам со спиртом, подставляли к дыркам котелки. Как мне рассказывали, один боец пытался зачерпнуть спирт из цистерны сверху, упал в нее и утонул. Спирт тек по земле ручьями».
История об утонувшем в цистерне со спиртом бойце одна из самых распространенных времен войны. «Тонули» наши бойцы и в Польше, и в Восточной Пруссии, и в других странах и городах Европы. Может, кто-то по дурости и вправду утонул в вольном спирте, но, надо признать, эта бродячая по всем фронтам и многим устам легенда похожа больше на развернутую метафору. Что же касается вида вышедших из окружения, то, пожалуй, да, выскочившие из ада выглядят не блестяще… К тому же – голодные, злые…
Далее: «Руководил обороной города первый секретарь Тульского обкома партии и руководитель городского комитета обороны Василий Гаврилович Жаворонков – сам артиллерийский офицер запаса. Вместе с командиром полка он выбирал позиции на самых танкоопасных направлениях. Потом приезжал, проверял, как они оборудованы, как подготовлены расчеты. Держался он, приезжая к нам, удивительно спокойно. Вот только кобура у него была постоянно расстегнута, и на его сиденье в машине появился автомат. Причин его спокойствия и уверенности тогда никто не понимал. Солдаты поговаривали, что будто бы Сталин вызвал к себе Жаворонкова и приказал Тулу врагу не сдавать».
Тимофей Дмитриевич Дубинин пишет о том, что командование 50-й армии не разделяло уверенности первого секретаря: «Назначенный командующим 50-й армией генерал-майор Ермаков сразу же вывел штаб армии из Тулы, на северо-восток, в ближний тыл. А через месяц отступление части войск 50-й армии привело к окружению города. Как мне рассказывал Жаворонков, ему позвонил секретарь Сталиногорского райкома партии и сказал, что войска получили приказ отходить. Жаворонков начал искать Ермакова – тот где-то в частях. Попросил передать, что нужно срочно переговорить. Ермаков пригласил его вместе с членами комитета обороны в штаб армии. Там Ермаков заявил им, что у армии нет сил для защиты Тулы и надо отойти. И предложил руководству города и области уйти вместе со штабом. Жаворонков пытался с ним спорить. Но тот ничего не хотел слушать, да и уже не мог ничего изменить – войска отступали».
Последний эпизод относится к сдаче Сталиногорска. У нас еще будет возможность почитать сводки и боевые донесения об этих боях. А теперь несколько комментариев.
Конечно, эти воспоминания написаны сторонником обкомовской версии обороны Тулы.
Невозможно умалить значения тульских коммунистов в обороне города осенью – зимой 41-го года, но и тотальное преувеличение их подвига и при этом умаление роли войск не служит поиску истины, а только запутывает обстоятельства, уводит в сторону, порождает ненужную интригу. Желание подправить историю у нас явление весьма распространенное. Когда существует «социальный заказ» на то, чтобы представить те или иные события в более презентабельном виде, тут же появляется и штатный исполнитель этого проекта. Вот такие «истории» финансируются щедро. А попробуй найди среди чиновников покровителя и заказчика на написание правдивой истории без прикрас… Кому она нужна, такая – без прикрас? Ведь чиновник совершенно искренне убежден в том, что неприукрашенной правдой нельзя воспитывать молодежь – это плохо повлияет на их нежные души. А что подумают недруги?
Однако для военной истории, в том числе местной (у каждого города, у каждого района есть своя история, свой эпизод времен войны), наступает эпоха возвращения правды. Правды действительных событий. И эта правда, как категория нравственная, возвращает из небытия многие забытые имена.
Воспитывать детей и побеждать недругов можно только правдой. Делай не ложью – все выйдет по-Божью…
Никакого приказа об оставлении Тулы, подписанного штабом 50-й армии и разосланного в дивизии и бригады, как обычно бывает в подобных случаях, в архивах найти не удалось. Так что свои минувшие дни бойцы вспоминают по-разному…
Позиции у города заняли и тульские ополченцы, и регулярные войска, в том числе и вчерашние окруженцы. Конечно, последние представляли собой жалкое зрелище: из окружения, как уже было сказано, вырвались не красавцами. Но правда такова, что город защищали и они.
Штаб же армии находился там, где ему было положено находиться, – в ближнем тылу. В здании обкома немецкие пикировщики его могли накрыть одним точным попаданием и обезглавить армию. Такие случаи уже были, а потому командиры различных уровней имели указание размещать свои управления в малоприметных местах и тщательно их маскировать.
Можно предположить, что нервозность обкомовских работников, которые не спали ночей, чтобы обеспечить оборону города, вызвал факт оставления Тулы 238-й стрелковой дивизией. Эта дивизия прибыла из Казахстана в начале октября специально для обеспечения обороны города. В это время вовсю шла эвакуация промышленных предприятий и специалистов. Но многое оставалось в цехах. В какой-то момент стало очевидным, что все не вывезти. 14 октября пришло известие о том, что немцы заняли Калугу. Город тогда относился к Тульской области. У многих туляков там жила родня. Поэтому известие было воспринято как огромная трагедия. Разведка доносила, что из Калуги, тесня разрозненные части 49-й армии генерала Захаркина, противник двинулся в направлении Ферзикова и Алексина. Возникла угроза захвата Тулы с юго-запада и юга. И тогда 238-ю стрелковую дивизию ускоренным маршем перебросили в район Алексина «для его обороны и недопущения прорыва на дорогу Москва– Тула».
Согласно директиве замначальника Генштаба Красной армии генерала А.М. Василевского, командиру 238-й стрелковой дивизии полковнику Короткову было приказано:
«В связи со стремлением противника нанести удар от Калуги на Подольск, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает 238 сд к утру 18.10 выйти в район г. Алексин, занять рубеж для обороны Бундырево – Алексин– Щукино и быть готовой с него нанести удар в направлении на Петрищево во фланг противника, при его попытке к наступлению на Подольск.
С выходом на р. Ока прочно прикрыть свой левый фланг со стороны района Лихвин – Перемышль».
Дивизией командовал полковник Геннадий Петрович Коротков, прекрасный офицер с великолепным военным образованием и опытом. Дивизия будет отчаянно и храбро сражаться под Алексином и, несомненно, внесет свою достойную лепту в оборону Тулы. Она удерживала фронт на рубеже Погиблово – Карташево – Божениново – Битюги. Потери дивизии за период с 27 ноября по 2 декабря 1941 года составили: убитыми – 537 человек, ранеными – 770 человек и пропавшими без вести – 693 человека. Потери противника перед ее фронтом за этот же период: убитыми и ранеными свыше 4 тысяч человек, 2 танка, 16 минометов, 24 станковых пулемета и 42 ручных пулемета. Дивизия вскоре будет передана 49-й армии. На реке Угре под Юхновом она получит наименование 30-й гвардейской. Полковник Коротков станет генералом. Некоторое время будет руководить штабом 49-й армии. Затем возглавит 5-й гвардейский стрелковый корпус, потом 53-ю армию. Войну закончит командующим 22-й армией [34] .
Вот такие офицеры командовали нашими дивизиями под Москвой. Они были не хуже командиров вермахта. И образования, и опыта им было не занимать. А когда получили в руки инициативу и возможность самостоятельно принимать решения, силы Красной армии как будто удвоились.
После ухода полнокровной дивизии город будто осиротел и оставшимся в нем жителям и войскам, силы которых были весьма незначительны, стало действительно жутко.
29 октября в 10.00 после артподготовки противник силой до двух батальонов, при поддержке танков и штурмовой авиации, которая действовала непосредственно на поле боя, атаковал позиции 290-й стрелковой дивизии севернее Щёкина. Оборона была прорвана, и к 11.00 немецкие танки уже подходили к Ясной Поляне. После полудня немецкий авангард подошел к Косой Горе. Противник наращивал удар, и к исходу дня на фронте прорыва действовало уже около ста немецких танков. Заняты Ивановские дачи, Новобасово, станция «Подземгаз». Правды ради следует отметить, что Ясная Поляна и Косая Гора были сданы 290-й стрелковой дивизией полковника Ревякина и 31-й кавдивизией полковника Пивнева без боя.
Немецкие танкисты в прицелы башенных пушек уже разглядывали южные кварталы Тулы. Но вначале им предстояло пройти через позиции Тульского рабочего полка, остатков наших дивизий и подавить огневые 732-го зенитно-артиллерийского полка.
Назревала решающая дуэль.
20 октября Ставка отдала приказ командованию Дальневосточного фронта направить в распоряжение 50-й армии 112-ю танковую и 239-ю стрелковую дивизии, с Юго-Западного фронта срочно снимали и перебрасывали в район Тулы 2-й кавалерийский корпус генерала Белова. Эшелоны с танками и пехотой были в пути. Кавалеристы Белова тоже были в нескольких переходах от города. «Быстроходный Гейнц» снова опережал. Лавры покорителя Тулы жаждал сорвать командир 24-го моторизованного корпуса генерал-лейтенант Брейт.
Как уже было сказано, командир танковой бригады 3-й танковой дивизии полковник Эбербах вел ударную группу по шоссе Орёл – Тула и вдоль него.
На участке, к которому выскочили танки Эбербаха и грузовики с пехотой, оборону держали защитники южного боевого участка. Им командовал только что назначенный на эту должность майор Кравченко. Ему предстояло «смывать свою вину» перед полковником Серёгиным кровью. Правда, судя по поступкам, Кравченко имел твердый и прямой характер и вины своей ни перед кем не чувствовал, а просто честно воевал.
Под рукой у майора Кравченко к тому времени была 69-я бригада войск НКВД, 732-й зенитно-артиллерийский полк и Тульский рабочий полк.
Левее, на Воронежском шоссе, окопалась 260-я стрелковая дивизия полковника В.Д. Хохлова. Впрочем, дивизией отряд полковника Хохлова назвать можно было лишь условно. 200 человек без материальной части изготовились связками гранат и бутылками с КС встретить танки Эбербаха. На Одоевском шоссе оборону занял батальон тульской милиции.
Атака началась 30 октября. Бой длился до 1 ноября. Эбербах, видя, что его танки и мотопехота не могут преодолеть обороны по Орловскому и Воронежскому шоссе, пытался маневрировать, искать обходные пути и щели, но везде его встречали огнем. Вскоре силы его группы начали иссякать. Настроение и у экипажей, и у пехотинцев тоже было поганое.
То, что прошло при взятии Орла и Брянска – стремительная атака малыми силами и паника противника, – здесь не прошло. Горели танки, гибли лучшие экипажи, залегла и не могла поднять головы прошедшая Польшу, Францию, белорусские леса и смоленские поля пехота. У немцев ничего не получалось. Русские стояли как вкопанные. Точно стреляли их орудия. Упорно держалась в своих окопах пехота. Они тоже гибли, но оказались настолько нечувствительны к потерям, что порядки их так и не удалось нарушить.
Поразительно, но фон Бок в своем дневнике в записи за 29 октября 1941 года тульский участок фронта удостоил такой записью: «С установившимся легким морозцем и при некотором общем улучшении погоды 2-й танковой армии при поддержке люфтваффе удалось достичь района в пяти километрах от Тулы. Пехотные корпуса танковой армии, переправившись через Оку, также продолжают движение в северо-восточном направлении».
Тон записок спокойный, уверенный. А ведь он, командующий группой армий «Центр», судя по этому тону, еще не знал, что на южной окраине Тулы рабочие, бойцы бригады НКВД (охранявшие тульские заводы), милиционеры и немногочисленные красноармейцы из числа вчерашних окруженцев, усиленные зенитными расчетами, пожгли столько их танков, что южное крыло «Тайфуна» уже не могло с прежней мощью продвигаться к Москве, чтобы выполнить первоначальную задачу.
И только на следующий день появляется запись, в которой уже чувствуется некая тревога: «Ослабленное острие наступления Гудериана достигло южных пригородов Тулы, которую противник готовится оборонять. Остальная техника отстает и вязнет в грязи на ужасных дорогах. Кроме выхода авангарда Гудериана к Туле, других существенных изменений на фронте не отмечалось. Погода мерзкая».
Мерзкая погода… Мерзкие дороги… Мерзкие известия из-под Тулы… Мерзкие рабочие тульских заводов… Мерзкие красноармейцы из 50-й армии, недобитой Гудерианом на Рессете, за что он теперь и расплачивается…
А ведь еще накануне фельдмаршал любовался хорошей погодой, легким морозцем. Впрочем, погода, как известно, меняется в зависимости от обстановки на передовой…
Через несколько дней, когда станет ясно, что в лоб Тулу не взять, фон Бок запишет: «Положение Гудериана завидным не назовешь».
Вот уж действительно.
30 октября защитники Тулы отбили четыре атаки. В них каждый раз участвовало от двадцати до пятидесяти танков и до батальона пехоты.
А теперь представьте, если бы эти двадцать или даже пятнадцать танков с батальоном пехоты ворвались в город. За ними бы хлынули остальные силы. И – все, Тула оказалась бы у ног Гудериана. Но этого не произошло.
31 октября Эбербах сумел организовать уже только три атаки.
1 ноября сил хватило только на две.
За три дня боев, учитывая и схватки с мелкими группами противника на других участках обороны Тулы, было уничтожено 38 танков и до 500 солдат и офицеров противника. Наши потери: три подбитых танка, три орудия, четыре станковых пулемета, пять противотанковых ружей, убито 84 человека, ранено 212.
Туляки и бойцы 50-й армии одержали победу, которая решила судьбу города, армии, фронта и, возможно, Москвы. Потому что бои под Москвой перешли в ту стадию, когда все могло решиться на любом участке фронта, наступлением взвода пехоты при поддержке двух-трех танков, когда в образовавшуюся брешь тут же могли, как в воронку, увеличивающуюся с каждым мгновением, втянуться основные силы.
31 октября в район Тулы с Дальнего Востока прибыла в эшелонах и разгрузилась 413-я стрелковая дивизия генерал-майора А.Д. Терешкова. Полки тут же заняли оборону на южных подступах к городу в районе Дедилово.
В тот же день прямо из города по врагу ударили «катюши».
1 ноября там же, на южных окраинах, заняла позиции
32-я танковая бригада.
Из тыла прибывали другие части. Тульская оборона наращивала силы, эшелонировала свои боевые порядки в глубину.
Гудериан упустил свой шанс.
Ночь на 2 ноября прошла относительно спокойно. Мелкие группы автоматчиков то приближались к позициям защитников города, то снова отходили. Обе стороны вели усиленную разведку. Утром начался обстрел города из орудий. Наши батареи тут же ответили. Начались позиционные бои и мелкие схватки, которые уже не могли существенно повлиять на ход событий.
Центральные газеты в эти дни рассказывали о беспримерной обороне героической Тулы. Отмечались подразделения командиров Фоканова, Гордиенко, Зубкова.
Отличились все. Но весь ужас схватки с немецкими танками суждено было пережить зенитчикам.
Из воспоминаний политрука 732-го зенитно-артиллерийского пока Михаила Ивановича Сизова: «Было нас немного. Всего двадцать один человек: командир взвода лейтенант Григорий Матвеевич Волнянский, командиры орудий ефрейторы Федор Никитович Никитенко и Иван Герасимович Казак, наводчики красноармейцы Беспалов и Шведов, заряжающие красноармеец Александр Васильевич Волокиткин и замполитрука Василий Федосеевич Шейко, бойцы орудийной прислуги ефрейторы Сиренко и Жарков, красноармеец Евдокимов, разведчики красноармейцы Колобашкин, Арифметиков, Голуб и другие. Командиру группы Волнянскому только что исполнилось двадцать лет».
Лейтенанты вытащили основную тяжесть командирской работы на той войне. С этим, конечно, можно поспорить. Но я не стану. Лейтенанты командовали стрелковыми и огневыми взводами, иногда батареями, минометными ротами, стрелковыми ротами, иногда батальонами. Лейтенанты командовали тяжелыми танками. Основной состав истребительной и штурмовой авиации тоже был лейтенантским. Лейтенанты командовали взводами и батареями противотанковых пушек, зачастую сами вставали к панорамам прицелов, сами заряжали орудия.
Туле в то утро просто повезло. На основной позиции у Орловского шоссе оборону занимал огневой взвод лейтенанта Волнянского.
По воспоминаниям выживших в том бою, Волнянский готовился к бою основательно. Произвел необходимые топографические расчеты, «заранее обсудил с командирами орудий и наводчиками возможные варианты боя, с утра до позднего вечера отрабатывал с ними приемы стрельбы по наземным целям». Лейтенант Волнянский был классическим лейтенантом Великой Отечественной войны, каким этот героический образ донесли до нас книги Юрия Бондарева, Григория Бакланова, Василя Быкова и Константина Воробьева. Этот образ, с налетом суровой романтики, в советские годы талантливо переносил на широкий экран отечественный кинематограф. К сожалению, сейчас эта культура утрачена, отстранена конъюнктурным валом нелепых фэнтези и бездарных поделок в виде картонных сериалов, где лейтенантов 41-го года пытаются изображать столичные актеры с излишним весом.
Коренному туляку Валентину Ивановичу Пудовееву в ту осень было 12 лет. Родительский дом Пудовеева стоял рядом с тем самым Орловским шоссе, откуда ждали атаки и откуда она вскоре последовала. Он наблюдал этот бой. Вот что он вспоминает:
«Когда командира зенитного заслона Г. Волнянского инструктировали в штабе обороны города Тулы, ему наверняка показали схему укрепрайона в зоне предполагаемой первой атаки немцев. Не мог он не знать расположения полей наших противотанковых и противопехотных мин. С большой долей уверенности можно предположить, знал он и о минировании правой стороны Орловского шоссе от съезда к воротам кирпичного завода имени «12 октября». Левая сторона шоссе была надежно защищена от танков глубоким оврагом, тянувшимся почти до Воронежского шоссе.
Когда в 6 часов 30 минут синяя ракета, выпущенная нашими разведчиками из района Зеленстроя, оповестила оборону о продвижении немецких танков, Волнянский наверняка ожидал первых их подрывов на минах. Однако танки свободно шли через минное поле. Это обстоятельство не могло не повлиять на нервозность наших зенитчиков, которые дали несколько промахов, обнаружив себя вспышками выстрелов в утренней темноте. По светящимся трассерам зенитных орудий Волнянский откорректировал прицелы орудий. Первый танк был подбит в 300 метрах от расположения зенитной батареи. Но сразу же на наши позиции обрушился шквал артиллерийского, минометного и пулеметного огня. Немецкие танки двигались по булыжному шоссе и маневрировали, стараясь увернуться от зенитного огня, и потому стреляли не прицельно. Завесу огня создавали перед нами немецкие минометы и пушки, которые вели огонь с Зеленстроя, Басово, «Подземгаза», Ивановских дач.
В атаке участвовали танки типа PzKplW трех модификаций – Е, F, G выпуска 1940–1941 годов. Вес этих машин достигал 21 тонны, толщина лобовой брони и передней части башни – 25–30 мм, задняя часть башни и боковая – 15–20 мм, днище – 10 мм. Максимальная скорость – 40 км/час, запас топлива на 250 километров. Танки были вооружены одной пушкой калибра 42–50 мм и тремя пулеметами калибра 7,92 мм. В боезапас входило 99 выстрелов и 2500 патронов. Вся эта бронированная армада беспрестанно стреляла, создавая невообразимый грохот. Волнянскому приходилось подавать команды не голосом, а жестами, выпрямившись во весь рост, чтобы его видели наводчики зениток.
Один вопрос постоянно мучил меня: почему не сработали мины? Читая воспоминания очевидцев о первом бое под Тулой, я ни в одном из них не встречал упоминания об этом. Наконец, после долгих размышлений, у меня появилась более-менее правдоподобная версия. 28–29 октября подразделение саперов минировало основное шоссе и правую его сторону. Но видимо, получили приказ – мины на боевой взвод не ставить, пока не последует команда сверху. Полагаю, это можно объяснить тем, что с Косой Горы ожидался подход наших отступающих частей: остатков артиллерии, живой силы…
В поддержку этой версии говорит и тот факт, что для постановки мин на боевой взвод оставили двух саперов. Но дальше события развивались трагичным и непонятным образом – саперы, получившие наконец команду ставить взрыватели, погибли: либо от взрыва чьей-то гранаты, либо подорвавшись на собственной мине. Это случилось после обеда 29 октября. Рабочие кирпичного завода и бойцы рабочего полка похоронили саперов у плакучей ивы на правой стороне Орловского шоссе.
Возникает вопрос: почему не прислали других саперов, тем более что за ночь с 29 на 30 октября со стороны Косой Горы подошло несколько раненых бойцов да трое верховых на лошадях? Как оказалось, вся наша техника – тягачи, автомобили, артиллерия – были брошены на пути танкового прорыва немцев от Мценска к Туле… Может быть, гибель саперов чей-то злой умысел и кто-то из высокого командования подыграл немцам? К сожалению, этот эпизод так и остался непроясненным до сих пор…
Шоссе до поселка Басово просматривалось отлично. По его обочинам, слева и справа, стояли столбы трамвайной электросети и телеграфные укрепленные на четверть в высоту кусками трамвайных рельсов. Эти столбы представляли помеху для фланговых выстрелов – трудно было артиллеристам совместить промежуток между столбами и быстро двигающийся, «рыскающий» танк. Что и отразилось на третьей танковой атаке. В тот день соединение из 15–20 танков спряталось за корпусом кирпичного завода. Перестроившись, они на предельной скорости, плотным строем, выскочили из засады, повернули к зениткам, прикрывая три отставшие машины, чтобы их не заметили зенитчики. Тройка танков на предельной скорости неслась к механическому институту. Вскоре один из трех танков наскочил на мину недалеко от противотанкового рва. Зенитчики заметили танки, развернули стволы орудий на 90 градусов и подбили одну машину, с другой сорвали гусеницу. Уткнувшись в землю, танк открыл прицельный огонь по артиллеристам – с его позиций расположение наших орудий отлично просматривалось. Были легко ранены несколько наших бойцов. Метким выстрелом танк подбили… Тем временем основная группа немецких танков оказалась на расстоянии 50–70 метров от наших орудийных расчетов. Только невероятными усилиями им удалось отбросить немцев, подбив при этом три танка».
Да, дорогой читатель, у того, кто думает, вопросов много. Тому же, кто в чем-то заинтересован, все ясно…
По воспоминаниям политрука М.И. Сизова, «двигались танки группами с интервалом 500–600 метров. Стреляли наугад, так как осевший туман еще прикрывал передний край обороны».
Из журнала боевых действий 732-го зенитно-артиллерийского полка ПВО: «В 6 часов 50 минут утра 30 октября 1941 года танки противника волнами устремились к городу, пытаясь пройти огонь и ворваться в город, но все попытки фашистской гадины сломить сопротивление защитников города Тулы ни к чему не привели».
Лейтенант Волнянский погиб в том бою. Похоронен на Всехсвятском кладбище в Туле. Посмертно награжден орденом Ленина. Родом он был из села Глинского Сумской области. Образование имел среднее. В армию призван из Киевского политехнического института. Член ВЛКСМ.
Из наградного листа, подписанного командиром полка майором Бондаренко и комиссаром полка батальонным комиссаром Морозкиным: «Погиб смертью героя при борьбе с германским фашизмом 30 октября 1941 г. в 8 час. 50 мин. Под руководством бесстрашного, преданного делу партии молодого командира взвод утром 30 октября встретил огнем колонну вражеских танков в количестве 40 машин, которая шла по Орловскому шоссе к городу Тула. Благодаря умению и мужеству, презрению к смерти и героизму лейтенанта Волнянского ни один танк в город не прошел. Двумя 85-мм орудиями прямой наводкой в упор разбито 14 танков противника. Остальные рассеяны и повернули обратно».
Героя почему-то не дали. Может, потому, что тогда, в 41-м, к награждению подходили предельно строго. Награждали, даже медалью, скупо.
Другим огневым взводом зенитной батареи (6-й) командовал политрук Сизов. Четыре зенитки в том бою уничтожили 14 танков.
Полковник Эбербах, встретив ураганный огонь на окраинах Тулы, пытался маневрировать. Он дробил танковые группы, искал свободную щель в обороне или слабое место. Но нигде не смог найти ни того ни другого. Четыре танка уничтожили зенитные расчеты лейтенанта Милованова, оборонявшиеся в районе стадиона и поселка Красный Перекоп.
По воспоминаниям генерала Болдина, который в том бою не участвовал, но в своих мемуарах его все же осветил, «полк занимал тогда оборону на высоте 225,5, что в трехстах метрах от Орловского шоссе, а также на Воронежском шоссе и в Рогожинском поселке. Рано утром в районе кирпичного завода, расположенного южнее поселка, показались около сорока вражеских танков. Вслед за ними двигались цепи автоматчиков. Стреляя на ходу, танки приближались к окопам полка двумя группами – слева и справа. Туляки подпустили противника поближе, а затем автоматчиков обстреляли ружейно-пулеметным огнем, танки же забросали гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Отличился при этом командир отделения Петр Саликов, первым подбивший танк. Более четырех часов продолжался бой. Несколько раз атаковали гитлеровцы позиции полка. Но танки так и не смогли преодолеть противотанковый ров, а автоматчики не шли вперед без танков».
Командир южного боевого участка майор Кравченко о ходе боя доложил в штаб армии в более мрачных тонах: противник атаковал 30 октября 1941
В местной историографии до сих пор ведутся споры по поводу этого боя. Где правда, в донесении ли майора Кравченко или в том, что написали о южном участке потом?
Но результат ясен: немцы не прошли, Тула в эти дни и ночи выстояла.
В конце этой главы стоит упомянуть об одном малоизвестном факте, который, как мне кажется, будет любопытен читателю, интересующемуся историей Великой Отечественной войны.
Когда начальник 4-го отдела УНКВД Тульской области капитан пограничных войск Анатолий Петрович Горшков сформировал Тульский рабочий полк, тут же возникла проблема – чем людей вооружать?
Некоторые бывшие бойцы тульского ополчения рассказывали, что привезли 200 винтовок Лебеля, вручили их самым лучшим и ответственным ополченцам, к ним раздали боекомплект – по пять патронов. С таким боезапасом даже на заячью охоту не ходят. Но патронов больше не было. Не хватало патронов и для пулеметов Льюиса. Словом, вооружать людей было нечем.
И тут кто-то вспомнил, что на складах хранится опытная партия экспериментального пистолета-пулемета системы Коровина.
На фотографиях, где запечатлены бойцы Тульского рабочего полка, оружие довольно разнообразное: самозарядные винтовки СВТ, пистолет-пулемет Шпагина, винтовки системы Мосина. Коровинского автомата нет ни на одном снимке. Возможно, фотографироваться с «новым» автоматом нельзя было из соображений секретности. Хотя, можно предположить, немцы в тех боях наверняка захватили образцы этого оружия. И какой-нибудь ганс получил Железный крест за такой трофей…Генерал Болдин в своих мемуарах не раз упоминает о том, что в цехах оружейных заводов продолжалась работа и что выпущенное оружие тут же поступало на передовую. Можно предположить, что в основном это были именно пистолеты-пулеметы Коровина.
Коровинское изобретение весьма напоминало немецкий РМ38/40, который у нас принято называть «Шмайссером». В конце войны в войсках появится пистолет-пулемет Судаева. Так вот он – брат-близнец коровинского автомата.
Сергей Александрович Коровин создал свой пистолет-пулемет еще до войны. Но в войска поступали пистолеты-пулеметы конструкторов Шпагина и Дегтярева. Коровинский в производство не пошел.
Но в октябре 41-го налаживать срочное производство этого оружия на тульских заводах заставили чрезвычайные обстоятельства. Какое количество автоматов системы Коровина было произведено и передано войскам осенью и зимой 41-го года, неизвестно. Тульские исследователи говорят о нескольких сотнях. Сохранилось же всего несколько образцов. Однако известно, что он поставлялся в Тульский рабочий полк до весны 42-го, когда туляки уже дрались на реке Угре под Юхновом. К тому времени полк получил общевойсковой номер и был вооружен по существующим штатам: винтовками системы Мосина, автоматами ППШ, пулеметами Дегтярева и «Максимами».
Вес автомата системы Коровина – 3,52 килограмма. Калибр – 7,62. Патрон – ТТ (тот же, что для ППД и ППШ). Емкость рожка – 35 патронов. Длина ствола – 270 миллиметров. Прицельная дальность стрельбы – 200 метров. Темп стрельбы – 470 выстрелов в минуту.
Стрелять из пистолета-пулемета можно было только очередями, с открытого затвора. При невысоком темпе стрельбы расход патронов был небольшим, что немаловажно в бою.
Тульский рабочий полк был единственным подразделением, вооруженным этим редким автоматом периода Второй мировой войны.
Гул разрастался, захватывал все пространство перед ополченцами, артиллеристами и бойцами группы Отяпова, проникал через шинельное сукно и холодил тело.
Отяпов знал, что многих сейчас трясет. Его тоже начало знобить и выкручивать суставы. Самое худшее в бою – ждать начала.
Танки сошли с шоссе и развернулись для атаки. Пехота машин не покидала. Грузовики замедлили ход и растянулись по шоссе. Шли они с погашенными фарами. Иногда их скрывал косяк тумана, но потом пространство снова распахивалось, и в окопах становилось жутко: до чего ж большая сила перла на них.
Вскоре танки начали маневрировать. Они выстраивались группами. Первая, семь стальных угловатых коробок, пошла вперед, вдоль шоссе. Три отвернули к домам, остальные шли прямо.
Ну и выдержка у этих ребят, подумал Отяпов и оглянулся на позицию зенитчиков. И в это время бахнуло, и над окопами боевого охранения пронеслась, упруго шурша, струя раскаленного воздуха. Второе орудие тоже произвело выстрел.
– Мимо.
– Артиллеристы, в гроб их душу…
– Наплачешься с такими кровавыми слезами.
Танки, не сбавляя скорости, продолжали двигаться в первоначальном направлении. Они сразу открыли огонь. Из коротких хоботов их пушек часто полыхало пламя. Но стреляли они не прицельно, и ни одного снаряда ни на позиции зенитчиков, ни в окопы пехоты не попало.
Еще один трассер резанул над полем мутную хмарь и ударил в башню переднего танка. И тотчас сильный взрыв встряхнул железную коробку, отделил башню от шасси, и столб багрового пламени встал вертикальной колонной и некоторое время стоял так, подпирая серое небо, тоже, казалось, готовое упасть и разрушиться.
В окопах одобрительно закричали.
– Готовсь! – скомандовал Отяпов.
Тем временем пехота начала выскакивать из грузовиков и рассыпаться по полю. Заработали пулеметы.
– Огонь! – закричал Отяпов и первым нажал на спуск.
Первый выстрел он сделал не целясь, и пуля полетела куда попало. Бойцы припали к винтовкам, захлопали затворами.
Из других окопов тоже вели огонь. Застучали пулеметы. Где-то правее, из-за противотанкового рва, резко били бронебойки.
Чем ближе подходили танки, сопровождаемые пехотой, тем плотнее и яростнее становился огонь из окопов. Артиллеристы начали стрелять чаще и точнее.
Горели уже три танка. Один, с сорванной гусеницей, осел на бок и зарывался в землю. По нему вели огонь бронебойщики. Танк развернул башню и начал отвечать. Черные кусты взрывов мгновенно выросли за противотанковым рвом. Но и танк задымил. Открылся боковой люк. Оттуда что-то выбросили наружу, потом еще. Похоже, выбрасывали стреляные гильзы. Танк по-прежнему вел частый огонь в сторону противотанкового рва. Потом из люка вывалился человек и скатился вниз.
До танка было метров двести. Отяпов передвинул хомутик на прицельной планке. Прицелился. Немец копошился возле танка. Похоже, он был ранен. Дым все гуще тянул из открытого бокового люка. Но башенное орудие все еще продолжало вести огонь. Наконец оно затихло. Еще один танкист выполз из люка. Вылезал он медленно, будто не верил, что танк уже горит. Отяпов выстрелил. Немец повис вниз головой. Отяпов знал точно, что попал именно он.
Бой шел весь день. Танки отходили, перестраивались и снова атаковали. Пехота теперь передвигалась под прикрытием бронетранспортеров. С бронетранспортеров длинными очередями вели огонь пулеметы.
Двоих убитых уже оттащили в боковое ответвление и прикрыли сверху плащ-палаткой, на которой еще недавно они чистили винтовки. Трое были ранены. Какое-то время они сидели на дне окопа, но потом вернулись к своим стрелковым нишам и продолжили огонь. Санитаров нигде не было. Отяпов понял, что никто к ним не придет. Он приказал перевязывать друг друга самим. Раненых взялся перевязывать Гусёк. Получалось у него неплохо.
После полудня затихло.
Пришел посыльный от командира роты и сказал, чтобы составили донесение о потерях. Чуть погодя вернулся:
– Выделите двух человек для получение горячей каши.
Есть хотелось. Но еще сильнее хотелось спать. Отяпову казалось, что они не спали несколько ночей.Глава 6 Гудериан меняет тактику
«Наступление на Москву провалилось…»
2-я танковая армия наступает на Каширском направлении. Ставка бросает резервную дивизию полковника Мартиросяна. Дивизия окружена. Фон Бок: «Русские стали наступать…» Гудериан: «Причиной прорыва является превосходство сил противника…» Отстранение генерала Ермакова – суд, приговор-помилование. Новый командующий – генерал Болдин.
Упорство Тулы и остановка в районе Каширы.
Да, положение Гудериана было незавидным. И тем не менее его передовые части продолжали наступать. Теперь уже в обход Тулы с юго-востока и востока в общем направлении на Дедилов, Сталиногорск, Венёв и Каширу. Гудериан и его солдаты грезили Москвой, хотя прекрасно понимали, что, возможно, зимовать придется в подмосковных полях. Новое направление обещало прорыв советского фронта на менее защищенном участке и окружение 50-й и части войск 49-й армии в районе Тулы, Алексина, Серпухова. План был грандиозным. Но и ему не суждено было сбыться.
Однако события развивались весьма драматично и все снова висело на волоске.
18 ноября 1941 года ударная группировка 2-й танковой армии в составе четырех танковых, трех моторизованных, пяти пехотных дивизий и моторизованного полка «Великая Германия» прорвала оборону 50-й армии и устремилась на Дедилово и Сталиногорск.
Чтобы закрыть брешь у Сталиногорска, Ставка бросила сюда резервную 239-ю стрелковую дивизию полковника Г.О. Мартиросяна [35] . Свежая дивизия тут же была брошена в самое пекло. Вначале она смогла потеснить противника и несколько улучшить положение 50-й армии, но вскоре сама оказалась в окружении и вышла из боев сильно потрепанной.
Понимая, что одной дивизией дела не решить, штаб Западного фронта создал Венёвский боевой участок в составе 413-й (генерал-майор А.Д. Терешков), 173-й (полковник A.B. Богданов), 129-й (полковник A.B. Гладков) стрелковых, 31-й кавалерийской дивизии (полковник Я.Н. Пивнев), а также 108-й танковой дивизии (полковник С.А. Иванов), 11-й танковой бригады (полковник Поль Арман) и 125-го отдельного танкового батальона (капитан Шалимов).
Еще 11 ноября управление Брянского фронта было расформировано. Войска переданы Юго-Западному и Западному фронтам. 50-я армия вошла в состав Западного фронта и отныне являлась его левым крылом.
Командиром Венёвского боевого участка Г.К. Жуков назначил генерал-майора А.Д. Терешкова [36] .
Участок с переменным успехом дрался до конца дня 24 ноября. В этот день город Венёв пал. Прекратил свое существование как боевая единица и Венёвский боевой участок.
24 ноября 17-я танковая дивизия полковника Лихта, не сумев взять город в лоб, обошла его с востока и создала угрозу окружения оборонявшихся здесь подразделений 50-й армии. Наши войска покинули город, обжитые позиции на его окраинах и отошли в северном направлении.Из дневника фон Бока:
«22.11.41. Вчера танковая армия совершила прорыв в северо-восточном направлении между Сталиногорском и Тулой, а сегодня захватила Сталиногорск».
«23.11.41. Острие наступления 2-й танковой армии достигло Венёва и начинает поворачиваться в восточном направлении. Противник отводит свои войска, противостоящие левому крылу танковой армии. Он также перешел к обороне перед правым крылом 4-й армии.
Во второй половине дня приехал Гудериан и доложил, что не может выполнить поставленную перед ним задачу, хотя боевая ценность его танковых и пехотных дивизий резко упала. Если 2-й танковой армии и в самом деле удастся достичь Оки между Рязанью и Коломной, ей придется «зависнуть» там на открытых позициях на неопределенное время… Гудериан должен продолжать наступление…»
«24.11.41. 2-я танковая армия, чье правое крыло все еще связано боями в районе Ярцева, взяла Михайлов и прорвалась к Венёву через Осетр. Русские в качестве ответной меры продолжают подтягивать войска из Москвы».
Испании. В начале Великой Отечественной войны – на Дальнем Востоке. Командир 413-й стрелковой дивизии. В начале октября 1941 г. дивизия переброшена под Тулу. Командир Венёвского боевого участка. Командир 38-го стрелкового корпуса. Звание Героя Советского Союза получил в апреле 1945 г. Участник войны с Японией. После войны командовал корпусом, был заместителем командующего войсками Горьковского военного округа. С 1953 г. в отставке. Награжден медалью «Золотая Звезда», двумя орденами Ленина, четырьмя – Красного Знамени, Суворова 2-й степени, Кутузова 2-й степени.
«25.11.41. Боевая группа Эбербаха из 2-й танковой армии совершила прорыв к югу от Каширы и встретила сопротивление танковых частей противника…»
«26.11.41. 2-я танковая армия докладывает о попытках прорыва со стороны противника, окруженного под Сталиногорском. Русские со всех сторон подтягивают войска для оказания противодействия группе Эбербаха, наступающей на Каширу».
«27.11.41. «Черный» день для 2-й танковой армии! Поначалу противник начал оказывать мягкое давление на ее правый фланг. Потом он неожиданно нанес удар большой силы с севера через Каширу против передовых частей танковой группы Эбербаха. Одновременно русские стали наступать из района Серпухова в южном направлении через Оку. Ценой оставления своих танков и тяжелого вооружения окруженные в Сталиногорске русские части вырвались из котла в северо-восточном направлении. Атака XXXXIII корпуса на левом крыле танковой армии имела лишь ограниченный успех. Вспомогательное наступление правого крыла 4-й армии через Оку было отозвано после достижения 4-й армией незначительного первоначального успеха. Вечером Гудериан, находившийся тогда на фронте, приказал своему начальнику штаба проинформировать меня, что, оказавшись перед лицом превосходящих сил противника и по причине недостатка горючего, танковая армия будет вынуждена отозвать операцию, если правое крыло 4-й армии не атакует через Оку «без промедления». Кроме того, армия просила передать ей 296-ю дивизию с тем, чтобы по крайней мере нанести противнику поражение в районе Тулы. Я сказал Либенштейну, что о наступлении 4-й армии «без промедления» через Оку не может быть и речи и что, если я пошлю 296-ю дивизию, армии придется также высвободить свои части в Епифани и на юге от нее. В противном случае для операции в районе Тулы у танковой армии просто не хватит сил. Танковая армия, таким образом, должна вступить в сражение под Тулой при одновременной посылке сил прикрытия в восточном и северном направлениях. Приказ об отправке сил прикрытия в северо-восточном направлении вплоть до Оки и на север через Каширу аннулирован».
Итак, Гудериан в очередной раз уперся в непреодолимую стену сопротивления 50-й армии, к этому времени усиленной за счет переброшенных сюда с фронта 49-й армии кавалеристов генерала П.А. Белова и подразделений 112-й танковой дивизии полковника Гетмана. В штабе группы армий «Центр», где к этому времени уже устали от постоянных требований командующего 2-й танковой армией дать очередное пополнение, шанцевый инструмент для солдат и теплую одежду, решили свернуть наступательные действия в районе Серпухова, но при этом никаких резервов не давать Гудериану. А ведь и в районе Серпухова, и в районе Каширы генерал Жуков в эти дни действовал одними и теми же резервами: кавалеристами Белова и танками Гетмана. Бросал то на Малеево поле под Серпухов, то в район Каширы. Создавалось впечатление, что там и там действуют автономные ударные конно-механизированные группы. Очевидно, немцы этого не знали. В очередной раз их великолепная разведка проморгала маневр Жукова.
Вот что написал в своих мемуарах о событиях 26 и 27 ноября сам Гудериан: «Я находился в этот день в 53-м армейском корпусе и решил отправиться 27 ноября в штаб 47-го танкового корпуса и 29-ю мотодивизию. Утром я прибыл в Епифань, где генерал Лемельзен доложил мне, что ночью 29-я мотодивизия очутилась в критическом положении. Главные силы 239-й сибирской стрелковой дивизии, оставив свою артиллерию и автотранспорт, вырвались из окружения и ушли на восток. Растянутая линия окружения из частей 29-й мотодивизии не смогла сдержать прорвавшихся русских и понесла большие потери. Я направился в штаб дивизии и в 71-й пехотный полк, который пострадал больше всех. Сначала я считал, что причиной несчастья является плохое состояние разведки и охранения. Однако после того, как я на месте заслушал сообщения командира батальона и командиров рот, мне стало ясно, что войска верно выполняли свой долг и что причиной прорыва является превосходство сил противника».
Эти атаки ударных групп 2-й танковой армии отражал уже другой командующий 50-й армией.
22 ноября 1941 года, когда стало известно, что ударная группа полковника Эбербаха прорвалась к Сталиногорску, когда затрещал весь фронт южнее Тулы, командующий Западным фронтом отстранил от должности генерала Ермакова и назначил командующим 50-й армией генерал-лейтенанта И.В. Болдина.
19 декабря отстраненный от командования генерал Ермаков был арестован и отдан под трибунал. Приговор был суровым: лишить звания, наград и – пять лет лагерей. В январе Президиум Верховного Совета СССР пересмотрел дело Ермакова и освободил его от отбытия наказания. Ему было возвращено воинское звание и награды. Вскоре нашлась и подходящая должность: в июне 1942 года генерал Ермаков был назначен заместителем командующего 20-й армией. В сентябре 1943 года он будет командовать этой армией. В феврале 1944 года получит звание генерал-лейтенант.
В 2007 году туляки подготовили и направили президенту Российской Федерации В.В. Путину прошение о пересмотре архивного уголовного дела в отношении генерал-майора А.Н. Ермакова. 1 августа 2007 года Президиум Верховного суда Российской Федерации рассмотрел архивное уголовное дело в отношении А.Н. Ермакова, посмертно реабилитировал генерала, а уголовное дело было прекращено на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ – «за отсутствием в деянии состава преступления».
Генерал Болдин в должность командующего вступил в довольно трудные дни: Гудериан непрерывно атаковал, медленно продвигаясь вперед.
27 ноября под Алексином был атакован правый фланг армии. К 3 декабря противник вышел на шоссе Серпухов– Тула и перерезал коммуникации 50-й армии. Часть войск оказалась в полуокружении, часть – в полном окружении. На следующий день по приказу командарма 340-я стрелковая дивизия полковника Мартиросяна [37] и 112-я танковая дивизия полковника Гетмана нанесла мощный деблокирующий удар во фланг 24-му моторизованному корпусу противника. Атака оказалась настолько неожиданной и сильной, что немцы остановились и начали перегруппировку.
Гудериан:
«Перед лицом угрозы моим флангам и тылу и учитывая наступление неимоверно холодной погоды, в результате которой войска потеряли подвижность, я в ночь с 5 на 6 декабря впервые со времени начала этой войны решил прекратить это изолированное наступление и отвести далеко выдвинутые вперед части на линию: верхнее течение р. Дон, р. Шат, р. Упа, где и занять оборону. За все время войны я не принимал ни одного решения с таким трудом, как это. Такого же мнения придерживались мой начальник штаба Либенштейн и старший из командиров корпусов генерал фон Гейер, однако это мало способствовало улучшению моего настроения.
В ту же ночь я по телефону доложил о своем решении фельдмаршалу фон Боку. Его первым вопросом было: «Где, собственно, находится ваш командный пункт?» Он был уверен, что я нахожусь в Орле, далеко от района происходящих событий. Однако танковые генералы не делали таких ошибок. Я находился достаточно близко от района происходящих событий и от своих войск, чтобы иметь возможность правильно оценить обстановку и возможности моих солдат.
Положение было серьезным не только в полосе действий моей 2-й танковой армии. В ту же ночь с 5 на 6 декабря вынуждены были прекратить свое наступление также 4-я танковая армия Гепнера и 3-я танковая армия Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту, находившемуся в 35 км от Кремля, так как у них не было сил, необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. В районе Калинина, где действовала наша 9-я армия, русские даже перешли в наступление.
Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными».Переброшенные из-под Серпухова танковая дивизия и кавалерийский корпус окончательно переломили ситуацию на этом участке фронта. Тула накапливала силы для предстоящего контрнаступления.
Из дневника Нины Михайловны Яковлевой:
«1941 год
10 ноября . Утром выбили немцев из Рогожинского поселка и кирпичного завода. Ввели продовольственные карточки. Я ходила их получать. И вот тут имела дело с баррикадой, через которую никак не могла перелезть. Это было очень трудно. Я плакала от бессилия. Помочь было некому. Казармы были пусты. Все хозяйственные дела были на мне. В руках были деньги, карточки на продукты, уголь. Кое-как с рыданиями перебралась. Заработала чесотку.
25 декабря была страшная бомбежка.
31 декабря слушали по радио сообщение об освобождении Калуги. По талонам выдавали топливо: мешок угля и несколько поленьев».Об освобождении Калуги мы расскажем в последующих главах.
О том, что он ранен, Отяпов узнал через несколько часов после того, как его ослепила вспышка разорвавшейся на бруствере мины.
Ранение оказалось легким – мелкими осколками посекло лицо и руки. Но контузия была куда серьезней. Вначале Отяпов ничего не слышал. Потом в ушах зашумело и снова, как в окопе, пошла кровь. Она текла из ушей и из носа. Он подумал, что умирает, и попросил вынести его на свежий воздух, хотя бы в коридор. Но никто его никуда не понес.
Сосед по койке сунул докуренную до половины самокрутку. Отяпов затянулся несколько раз и успокоился. Он ждал, когда придет смерть, но она что-то тянула, не приходила. Ее он не чувствовал даже вдали. Хитрит, гадюка, подумал он и прислушался. Шум в ушах менялся. Он то накатывался, то отступал. Наверное, так шумит море, подумал он, хотя на море никогда не был, не видел и не слышал его даже издали. Потом сквозь шум моря начал пробиваться какой-то стук. Через некоторое время стук превратился в грохот. Отяпов его узнал. Он напряг все силы своего ослабевшего тела, приподнялся и посмотрел на окно. Да, понял он, танки приближались к госпиталю. Даже марлевые занавески, как ему показались, дрожали. Значит, все же прорвались. Не удержались ни зенитчики, ни его ребята, которых он собрал в лесах на Рессете и под Белёвом.
– Ну что ты все воюешь, – услышал он тихий спокойный голос человека, который совершенно не боялся гула приближающихся танков. – Все воюет и воюет. Отвоевался теперь. Полежи спокойно. И другим дай полежать в тишине и покое.
Отяпов указал на окно.
– Ну, что там такое? Синица прилетела. Долбит в окно. Видать, к ночи мороз ударит.
– Танки! – выдохнул Отяпов.
Человек засмеялся:
– Танки… Во попал ты под них, как ягненок под волка… Теперь век бластиться будут. Говорю тебе, синица в раму клюет. Летних мух выбирает.
– Танки…
Танки ни в тот день, ни в следующий, ни потом через позиции, которые удерживали они вместе с зенитчиками и тульскими ополченцами, не прошли. Когда унесли в тыл раненого и контуженого Отяпова, два танка проскочили левее, попав в мертвое пространство, где артиллеристы их достать не могли. Они остановились и начали вести огонь из своих коротких, как окурки, орудий по позициям зенитчиков.
Первую противотанковую гранату, выданную им на отделение, взял Тульский и пополз к ближнему танку. Как он до него добрался, никто толком не видел. Думали, что он убит или ранен и лежит в поле, в бурьяне, заметенном снегом. Уже собирались ползти за ним, искать. Дымом заволокло все пространство перед окопом. И ориентировались они лишь по выстрелам танковых пушек и зенитки. То немец в дыму полыхнет, то наши ответят. И те и другие, видать, мазали и продолжали свою изматывающую дуэль. Но вскоре там, где затаился танк, загрохотало, вскинулось пламя.
– Дополз! – сказал радостно кто-то из бойцов.
– Вот молодец, пряничная душа, – похвалил Тульского и Ванников.
Тульский сделал свое дело, и никому из них уже не надо было ползти туда, в смертное поле, со второй гранатой.
Немного погодя, когда второй танк, отстреливаясь, уполз назад, к лесу, Ванников и Гусёк притащили раненого Тульского. Положили на солому на дно окопа.
– Не тормошите его, – сказал сержант Курносов. – Отходит.
Так, не приходя в сознание, Тульский и помер.
Через два дня со стороны города подошла смена: рота пехоты и батарея противотанковых орудий.
Сорокапятки разместили в разных местах, уступом к шоссе. А бойцы охранения заняли их окоп и начали окапываться дальше, углубляя ходы сообщения.
Рота была свежая, с лейтенантами. Бойцы одеты в белые полушубки. Уцелевшие смотрели на них как на ангелов, спустившихся с небес.
– Где ж таких только взяли…