Останься со мной навсегда
Шрифт:
Во время этих поездок они почти всегда заезжали в модные магазины и покупали ей платья. Если какой-то магазин уже не работал, он звонил владельцу и просил открыть магазин для них. Он обожал выбирать для нее одежду, а она всегда спрашивала его совета, прежде чем остановить на чем-то свой выбор. Она считала, что он разбирается в этом намного лучше ее и вообще большинства женщин. Наверное, врожденный артистизм его натуры помогал ему ориентироваться и в этой области, недоступной для многих других мужчин. Иногда ей казалось, что до встречи с ним она даже и не знала, что значит быть по-настоящему элегантной.
Чуть ли не к каждому вечернему платью он покупал ей драгоценности — ожерелья, браслеты,
Конечно, она была всего лишь частью его — именно поэтому сейчас, когда его не было рядом, она чувствовала себя не просто опустошенной, а какой-то неполноценной. Как будто самое главное, что было в ней, осталось там, в Риме… Боже, как же ей не хватало сейчас этого города!
Тоска по Риму и привела ее в мастерскую матери. Ей захотелось взглянуть на мамины картины сейчас, когда Рим стал для нее родным, а не просто европейским городом, славящимся древней культурой и памятниками старины. Ей было интересно, каким видела Рим ее мама в ранней молодости. Быть может, мамины холсты вернут ей атмосферу этого города, где она нашла свое счастье…
Мастерская была залита ярким утренним солнцем, которое врывалось в высокие незашторенные окна, словно желая бросить вызов другому солнцу — тому, что светило на пейзажах матери. Как и прежде, Вероника отметила про себя, что мать немного переборщила со светом. Но все равно ее картины были очень красивы — в них было что-то сказочное, что-то не от мира сего, хотя на них были изображены реальные места.
Перед одной из картин Вероника стояла дольше, чем перед другими. На картине была изображена маленькая площадь, окруженная старинными зданиями. В центре площади бил фонтан, и водяные струи искрились и переливались в лучах яркого солнца… Это место было знакомо ей: низкорослые деревца на крыше одного из зданий, башенка с часами и каскад дикого винограда, ниспадающий с крыши на окна верхнего этажа — так, словно дом забыл постричься… Конечно же, она была здесь с Габриэле — только они были здесь вечером. Над площадью сияла луна, а отблески от неоновой вывески пиццерии вспыхивали в струях фонтана миллионами неугомонных искр. Она подошла почти вплотную к картине, желая рассмотреть каждую деталь. Желтое здание с вывеской, которая на холсте почти неразличима, и было пиццерией… А вон там, в просвете между двумя домами, он припарковал тогда свою «мазерати». Она улыбнулась и на секунду закрыла глаза, вспомнив ту лунную ночь — и невероятную радость, граничащую со страхом, в которую они окунулись вместе.
Когда она открыла глаза, ее внимание привлек мольберт, повернутый лицевой стороной к стене. На нем была, по всей вероятности, последняя работа матери. Движимая любопытством, Вероника протянула руку и развернула мольберт… Ее бросило в жар, когда с портрета на нее взглянуло знакомое лицо.
Габриэле?..
Не может быть! Ее мать не могла знать Габриэле. Да и вообще Этот парень на портрете был похож на него лишь отдаленно. Она даже не знала, почему в первую минуту подумала о нем. Скорее лицо на портрете напомнило ей не того Габриэле, которого она знала, а тот неясный образ, который создало ее воображение,
Парню на портрете на вид было лет двадцать. Склонившись над портретом, она вглядывалась в его черты и все больше находила сходство с Габриэле. Такие же серовато-синие глаза, обрамленные длинными, как у девчонки, ресницами. Они смотрели на мир задумчиво, почти томно — и были при этом удивительно живыми. Его ресницы были такими мягкими и пушистыми… Она очень любила целовать его ресницы. Она могла целовать их до бесконечности. Когда он спрашивал, почему его ресницы вызывают у нее такой прилив нежности, она отвечала, что, когда он смотрит на нее, ей хочется целовать его взгляд…
Те ночи почему-то всегда были слишком короткими, а на рассвете он говорил ей, что она должна поспать хотя бы пару часов, иначе завтра (точнее, уже сегодня) у нее будут круги под глазами, и даже гример не сможет это исправить. «И тогда ты снимешь меня с роли, да?» — шептала она, засыпая в его объятиях. «Конечно, я сниму тебя с роли, мисс Бесконечное Желание, — шептал он в ответ. — Ты слишком красива для того, чтобы показываться на экране. Я лучше закрою тебя здесь и не выпущу — я не хочу, чтобы тобой любовались другие…» Сейчас каждая клетка ее тела плакала, тоскуя по нему.
— Я хочу раствориться в тебе, — прошептала она, словно он мог слышать ее сейчас. — Раствориться в тебе до последней капли… Так, чтобы меня больше не было, а был только ты.
Едва сказав это, она безудержно расхохоталась и, резко выпрямившись, отступила назад. Получилось так, как будто она обращается к незнакомцу на портрете. К незнакомцу — ведь этот парень не был им и не мог им быть. Во-первых, ее мать не знала Габриэле. А во-вторых…
Во-вторых, сходство с Габриэле ей просто померещилось. Она так истосковалась по нему, что он чудился ей повсюду. Вчера вечером, например, когда она каталась по городу, ей вдруг показалось, что он сидит за рулем встречной машины. А сколько раз за последнюю неделю она просыпалась среди ночи, явственно ощущая на своем лице легкое прикосновение его губ… Вот и сейчас ей просто показалось, что парень на портрете похож на него. А все лишь потому, что ей ужасно его не хватало.
Выходя из мастерской, она задавалась вопросом, кем мог быть этот обаятельный незнакомец и с чего вдруг матери вздумалось написать его портрет, если она всегда писала только пейзажи.
Днем позвонил отец. Он сказал, что звонит из больницы.
— Мама хочет меня видеть? — обрадовалась Вероника, решив, что это мать попросила отца позвонить ей.
— К сожалению, нет, — ответил отец виновато. — Она вообще ни слова не говорила о тебе, а я не стал напоминать ей, что ты дома и ждешь, когда она захочет тебя увидеть… — Он сделал небольшую паузу. — Не обижайся, но я солгал ей — я сказал, что ты вчера улетела в Рим.
— Зачем ты это сделал, папа?
— Я подумал, что, быть может, твое присутствие здесь стесняет ее… Пожалуйста, пойми меня правильно — я думаю, она… она просто стыдится тебя — или боится, что ты станешь задавать ей вопросы, дознаваться, почему она это сделала…
Вероника подавила вздох и опустилась в вертящееся кресло перед письменным столом отца — она сняла трубку в его кабинете.
— Мама согласилась поехать с тобой за город? — поинтересовалась она.
— Нет, за город она ехать не хочет. Но мое предложение навело ее на мысль, что она могла бы поехать в Калифорнию к своим родителям — то есть к твоим дедушке с бабушкой. Она вдруг ожила и загорелась желанием ехать туда как можно скорее. Меня это очень обрадовало. Думаю, смена обстановки пойдет ей на пользу. А главное, там она не будет целыми днями одна.