Останься со мной навсегда
Шрифт:
Эмори, сощурив глаза, пристально смотрел на жену. Он с трудом удерживался, чтобы не сказать ей, что это она забыла в последнее время о том, что она — мать, запрещая персоналу больницы пропускать к ней в палату Веронику и даже не желая разговаривать с ней по телефону. Но сейчас было не время для взаимных обвинений, и он предпочел промолчать.
— Почему ты уверен, что Вероника… что с ней все в порядке, если даже не знаешь, где она?
Констанс хотела сказать: «Почему ты уверен, что Вероника жива?», но мысль о том, что ее дочери может уже не быть в живых, была для нее слишком чудовищна, чтобы она могла произнести ее вслух.
— Она регулярно присылает мне телеграммы,
Он сходил в свою комнату за телеграммами. Констанс взяла из рук мужа кипу листков и быстро просмотрела их. Текст на всех был один и тот же: «Я в порядке. Не волнуйся. Не ищи меня. Вероника».
Констанс подняла глаза на Эмори.
— Но почему? Почему она убежала?
Она задала этот вопрос в точности тем же тоном — недоуменным и беспомощным, каким Вероника произносила своим бесконечные «почему»: «Но почему, папа? Почему мама не хочет меня видеть? И вообще, почему она сделала это?»
Эмори отвернулся, чтобы жена не заметила слез, навернувшихся на глаза при мысли о дочери.
— Почему она убежала? — повторил он ее вопрос. — Я бы сам многое отдал, чтобы понять это. Такое поведение вообще не в ее стиле. Уехать из дома, ни о чем не предупредив меня, а потом присылать эти странные телеграммы… Нет, это просто непостижимо!
— А… тот человек, с которым она познакомилась в Риме… Я хочу сказать, тот сценарист, который снимал ее в своем фильме… он не получал от нее каких-нибудь вестей?
Она не могла заставить себя произнести вслух имя Габриэле, когда речь шла о ее дочери. Это имя произнес за нее муж, и она невольно вздрогнула, услышав его.
— Габриэле? Ты имеешь в виду Габриэле?.. Он знает о ней ровно столько же, сколько и я. Он регулярно получает от нее такие же телеграммы, какие она присылает мне. Он звонит мне каждый день, а иногда по несколько раз в день, чтобы узнать, нет ли у меня каких-нибудь вестей от нее, кроме этих телеграмм. — Эмори достал из кармана пиджака «Мальборо» и закурил. — Габриэле сначала хотел нанять целую армию сыщиков и приехать в Штаты, чтобы заняться ее поисками, — продолжал он. — Но потом мы с ним обсудили ситуацию и пришли к заключению, что когда человек не хочет, чтобы его нашли, его лучше оставить в покое в целях его же личной безопасности. Ты сама понимаешь — если Вероника, где бы она ни была, заметит, что за ней следят, она станет нервничать, и это создаст ей лишние трудности. Габриэле говорит, он просто не в силах понять, как она могла убежать от него… А когда мы с ним созванивались в последний раз, он сказал, что совершенно убежден в том, что Вероника еще вернется к нему, быть может, даже в самые ближайшие дни. Правда, он плакал, когда говорил это… По-моему, этот человек очень любит нашу дочь, Констанс.
Констанс поморщилась при этих словах. Габриэле плакал, потому что Вероника убежала от него. Габриэле, тот самый Габриэле, который всегда иронизировал над ее любовью и делал вид, что не замечает ее слез в тот день, когда он сказал ей, что между ними все кончено, теперь пришел в отчаяние от того, что ее дочь порвала с ним. Но как могла Вероника бросить Габриэле?
То, что Вероника бросила Габриэле, представлялось ей еще более невероятным, чем сам факт ее бегства. Нет, Вероника просто не могла отказаться от него — так же, как не смогла бы отказаться от него она, Констанс, если бы он сам не положил конец их отношениям. Она слишком хорошо помнила телефонные разговоры с дочерью, когда та звонила из Рима, помнила, каким радостным становился голос Вероники всякий раз, когда речь заходила о нем, и с какой бесконечной
— Ты уверен, что она действительно убежала? — Констанс внимательно смотрела на мужа, нервно переплетая пальцы обеих рук. — Ведь это могло быть… похищением. Ты не задумывался над тем, что нашу дочь могли похитить?
— Это просто невозможно, Констанс, — ответил Эмори. — Во-первых, похитители уже давным-давно потребовали бы выкуп, а не посылали бы регулярно одинаковые телеграммы. И вообще это ни в коей мере не походит на похищение. Посуди сама: она уехала из дома на своей «корвэ», а на следующее утро я получил от нее первую телеграмму. Габриэле получил от нее такую же и в то же самое время. А через три дня после этого полиция сообщила мне, что ее машина была найдена на автостоянке аэропорта в Вашингтоне. Они допросили сторожа автостоянки, и он сказал, что действительно видел девушку, соответствующую описаниям, в ночь с воскресенья на понедельник — а она уехала из дома в пятницу. Он сказал, что девушка выскочила из красной «корвэ» и почти бегом направилась к зданию аэропорта. Судя по всему, она очень спешила…
— Постой, расскажи мне все по порядку, — перебила мужа Констанс. — Ты сказал, она уехала из дома в пятницу, то есть в тот самый день, когда я вышла из больницы. Ты, обнаружив, что она исчезла, обратился в полицию. Когда именно это случилось? И когда ты видел ее в последний раз?
Нервозность Констанс начинала передаваться и Эмори. Все эти недели он и так жил на нервах, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Он боялся, что это звонят из полиции, чтобы сообщить ему, где найден труп его дочери… Телеграммы были для него слабым успокоением.
— Я виделся с ней в последний раз в пятницу утром, когда уезжал в офис, — ответил он жене. — В обед, если ты помнишь, я заехал к тебе в больницу, и ты сказала, что решила ехать к родителям в Калифорнию. Я позвонил Веронике из больницы и попросил собрать твои вещи, так как сам не успевал это сделать. В семь, когда я заехал за вещами, ее дома не было. Я решил, что она куда-то вышла, и не придал этому…
— Что ты сказал? — снова перебила его Констанс — и не узнала собственного голоса. — Повтори мне то, что ты сказал.
— Я сказал, что не придал этому значения. Волноваться я начал уже ночью…
— Я не о том. Что ты сказал насчет моих вещей… Кто собирал мои вещи?
— Она. Мне было некогда…
Эмори говорил что-то еще, но Констанс больше не слушала его. Она метнулась в спальню и подбежала к книжной полке. Она помнила, что в день своего отъезда просила мужа захватить из дома кое-какие из ее книг, поскольку намеревалась пробыть у родителей достаточно долго. Однако, распаковав на родительской ферме чемодан, собранный, как она считала, ее мужем, она обнаружила, что книг там нет. Разумеется, тогда она не придала этому значения, решив, что Эмори просто забыл о книгах в спешке… Тогда — но не теперь. Зачем, зачем ей только понадобились эти чертовы книги?..
Эмори стоял в дверях спальни, недоуменно наблюдая, как жена поспешно выкладывает книги с полки, бросая их куда попало — на рояль, на кровать, на пол… Когда она, выложив все книги, погрузилась в созерцание пустой полки, он подошел к ней.
— Что ты ищешь, дорогая? У тебя что-нибудь пропало?
Он положил руку на ее плечо. Констанс резко повела плечами, сбрасывая руку мужа так, словно это было какое-то ядовитое насекомое.
— У меня пропала дочь, вот что у меня пропало! — закричала она, и ее голос сорвался на истеричной ноте. — А все из-за тебя! Зачем ты просил ее собирать мои вещи?