Останься со мной
Шрифт:
По-моему, я просчитался. Ведь даже сейчас, просто сидя напротив нее, я чувствую себя более целостным и живым. Будто закостеневший панцирь трескается и ссыпается мелкими ошметками.
Она всегда была моим хаосом. Моей искрой, поджигающей изнутри.
…И я чертовски сильно хочу ее вернуть. Не прихоти ради, и не потому, что играет пресловутый инстинкт охотника. Она мне просто нужна. Вся целиком. С дурным характером, поступками на грани разумного, громким хохотом и нелепыми трусами с Ежиком.
Я понимаю это, принимаю, и внезапно успокаиваюсь.
Ты тормоз, Барханов! Тормоз! Клинический.
– Чего ты лыбишься? – сердито спрашивает Вознесенская, а я чувствую, как мои губы еще шире растягиваются в улыбке.
Как оказывается все просто, когда откидываешь дурацкие, никому не нужные рамки, и, наконец, признаешься самому себе в собственных слабостях.
Моя слабость – Лерка, и всегда ей была. И если в прошлый раз я этого испугался, то теперь готов идти до конца.
Наши телефоны начинают гудеть одновременно. Синхронно опускаем взгляды. На моем экране фотография Эльвиры, на ее – какого-то белобрысого хлыща.
Смотрим друг на друга. Между нами начинает искрить. Проклятые телефоны продолжают гудеть.
– Лер…
Она поднимает ладонь, жестом обрывая мою фразу и берет свой телефон.
– Я сейчас вернусь, – отходит от столика и до меня доносится ее тихое «Привет, Леш».
Демоны внутри меня тут же принимают боевую стойку. Что за хмырь? Какого черта он ей звонит? И не от него ли были те дурацкие цветы?
Я провожаю ее взглядом и внезапно натыкаюсь на неизменно потного Щеглова. Он как раз зашел в зал и теперь осматривается по сторонам, промакивая лысину платком.
Ему тут намазано что ли? Уже в который раз наши дорожки пересекаются в самых неожиданных местах и именно в тот момент, когда я с Леркой.
Как назло, он меня замечает. Поднимает руку в приветственном жесте и по кой-то фиг направляется ко мне.
И притормаживает, когда мимо него проходит Вознесенская. Хмурится, будто пытаясь вспомнить, где ее видел. И вспоминает. Складки на его потном лбу разглаживаются, и в глазах загорается удивленное узнавание. Он даже оборачивается, чтобы посмотреть ей вслед, но Лерка слишком занята телефоном, чтобы обращать внимание на всяких толстых потных хмырей.
– Каким судьбами, Демид Сергеевич, – протягивает мне руку. Жму.
Рукопожатие у него слабое и потное, а ладонь мягкая, неприятная. Впрочем, как и он сам.
Я ничего не отвечаю, и он сам продолжает:
– Отдых после тяжёлого дня?
– Он самый.
– Говорят, у вас там все плохо, – кивает куда-то себе за плечо, но ясно, что имеет в виду обвал на объекте.
– Уже все уладили. Дальше просто работаем и выполняем свои обязательства.
– Твои юристы волшебники.
– Других не держим.
Это разговор ни о чем, просто дань вежливости. Я жду, что он что-то ляпнет по поводу Вознесенской, но Аркадий Дмитриевич этой темы не касается. Его больше интересует довольно молодая девка за соседним столиком, но он так усердно делает вид, что не замечает ее, что это даже смешно. Семьянин недоделанный.
Не зная, что еще сказать, Щеглов желает мне хорошего вечера и поспешно уходит, а спустя пять минут следом за ним цокает копытами и девчонка.
А Лерки все нет, и я начинаю подозревать, что она попросту сбежала.
Надеюсь, не к этому смертнику Леше. Надо его найти и поговорить по душам. Если не дурак, то поймет, чем ему грозят такие звонки. Черт, я становлюсь маньяком.
Подзываю первую попавшуюся официантку, сую ей крупную купюру, которой хватит чтобы оплатить пять ведер того пойла, которое они называют здесь кофе, и выскакиваю на улицу.
Уже ночь. Небо темное, затянуто хмурыми облаками, через которые ни одна звезда не пробивается. Ладно хоть фонари горят, так что всю улицу просмотреть можно.
Вознесенская сидит чуть поодаль на лавке. Упирается руками в сиденье и, чуть склонившись вперед, качает ногами, рассматривая свою собственную обувь.
Зараза. У меня аж внутри все сжимается. То ли от злости, то ли от облегчения.
– Почему ты здесь? – получается требовательно. Но иначе не могу. При любом раскладе сахарным мальчиком я не стану.
Она перестает трясти ногами, поднимает на меня серьезный, какой-то слишком взрослый взгляд и произносит:
– Жду такси.
– По-твоему, нормально вот так сбежать? – сажусь рядом, развязываю галстук, потом и вовсе стягиваю его и бросаю в мусорное ведро. В последнее время они меня бесят. Как в строгом ошейнике, мать его.
– Хороший был галстук, – скупо замечает она и отворачивается.
– Лер, давай не будем делать вид, что ничего не происходит.
– А что происходит, Демид? Объясни мне, потому что я не понимаю. Мы расстались. Я приняла твою позицию. Пережила, привыкла. Теперь у меня своя жизнь, в которую я больше не хочу тебя пускать.
Она говорит это так тихо и так уверенно, что у меня сводит зубы. Девочка научилась быть твердой.
– Поэтому не надо, Дем.
– Чего не надо?
– Ничего. Вообще. Я усвоила прошлый урок, поняла и про разный уровень, и про то, как и где нужно себя вести. Не надо мне снова об этом напоминать. Мне это не нужно. Я хочу просто жить. Общаться с друзьями, с близкими, с теми, кто принимает меня такой, какая я есть и не пытается посадить на цепь.
– С Лешей? – внезапно выдаю я, хотя и не собирался.
– И с ним в том числе, – Лера немного морщит нос, – а может и не с ним…но не с тобой точно.
Очень тяжело общаться с человеком, который тебе совершенно не доверяет. И крыть нечем. И винить не за что, потому что в прошлый раз я хорошо постарался. Научил, воспитал.
– Как там твоя ненаглядная? – спрашивает, пытаясь сделать вид, что все равно. Но я ей тоже не верю. Смотрю на сцепленные до побелевших пальцев руки, на то, как нервно она пружинит ногами, как елозит на сиденье, неосознанно отодвигаясь от меня подальше.