Остатки
Шрифт:
– Что сказать? – повысив голос, переспросил он, чуть поддавшись вперед.
– Спасибо.
– Ой, да брось ты, – махнул рукой парень.
– Не относись ко мне так легкомысленно. Если ты сволочь, не значит, что и я такой же.
Кайл помолчал. Кажется, я его задел.
– Да, ты прав. Я сволочь. И отношусь к тебе легкомысленно. Ты большего и не заслуживаешь. Поэтому, можешь уебывать хоть сейчас.
– Нет. Я уйду завтра, как ты и обещал. Научись держать слово.
– Не на того напал. И да, ты прав. Из-за тебя уже случилось куча неприятностей. Ты виноват. Поэтому давай, уходи.
–
Мы уже стояли посреди улице, но Кайл продолжал держать меня за руку.
– И что же он сказал?
– Что ты нормальный, не смотря на скверный характер.
– Ты его больше слушай – тупее станешь. Он знал, что слышишь, вот и пытался меня в хорошем свете выставить.
– Ты ведь и правда такой. А если ты сволочь, тогда зачем тебе было забирать меня? Мог оставить меня в клубе. Какое тебе дело до парня, которого ты совершенно не знаешь?
– Не твоего ума дела. Спас и ладно. С тебя спасибо. Официально разрешаю тебе уходить в любое время, начиная с завтрашнего утра.
– Прекрати.
Я чувствовал, как его понесло.
– Да кому ты вообще нужен.
Вот теперь злился я. Он наступает на больное место.
– Замолчи.
– Тебя вообще все бросили.
– Заткнись.
– И ты никому не нужен.
– Перестань так себя вести! – сорвался я, залепив ему хорошую пощечину. С утиханием разрывающим тишину шлепка, умерли все звуки. Вырвав свою руку, понесся подальше от этого места.
Так больно и обидно. Хоть это все и неправда. Но вдруг, я и правда никому не нужен? Вдруг, Кира наврал мне? И все эти его слова… И обнимал он меня для вида. И за руку держал. И вся команда. Все они. Никому верить нельзя. Всем плевать, сдохну я или буду жить. Никому нет дела до того, что со мной происходит. А Кайл просто решил позабавиться. Твою мать, я понял, куда вляпался. В реальность по ходу.
Я бежал, не разбирая дороги. Заворачивал за очередной угол и снова бежал. Заворачивал – бежал. И так не знаю сколько времени. Люди оборачивались и удивленно смотрели мне в след. Да плевать. Я остановился у какого переулка-тупика. Он был идеально чистым и аккуратным.
«Как раз для брошенной куклы», – с горечью подумал я, заходя в него, как в коробку, которую должны выкинуть с минуты на минуту.
====== Если не для кого жить, то и смысл пропадает ======
Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен… Я был готов любить весь мир – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть… (Лермонтов).
Я сел на корточки в дальний угол и, облокотившись на мощную стену, гладкую и холодную, тянущуюся на десятки метров ввысь, поднес очередную сигарету к губам.
Закрыв дверь в комнату с истошными криками эмоций, горько усмехнулся сам себе, выражая неприкрытое презрение к ситуации, в которую сам себя затолкнул.
Я щелкал зажигалкой снова и снова, но она только выплевывала ярко-красные искры. Негромко сматерившись, мне все же удалось, спустя несколько секунд, выдавить огонь. Но даже когда выкурил последующие шесть штук, легче не стало. Все так же ныло в груди. Сердце замедлило ход, противясь.
– Боже, как же хреново, – хрипло сказал я, закуривая снова.
Бог, если ты есть, то где ты? Где мне искать тебя, чтобы спросить? За что ты так? Нравится? Садист
Хоть как-то излив душу, задрав голову к сгущающимся тучам и грому вдалеке, я почувствовал, как дыхание сбилось, и мне уже чуточку стало легче. Ведь всегда легче скинуть все на кого-то.
– Мяу, – жалобно послышалось совсем рядом.
– Чего тебе? – зло рявкнул я, смотря на белоснежный дрожащий комочек. Изумрудные глазки с золотыми лучиками смотрели прямо на меня. Урезонить пытается, что ли?
Комок дернулся от моего раздраженного голоса, и развернувшись, собрался уходить. Так жалобно это выглядело. Скукожился весь, поник, головку повесил. Я чуть слезу не пустил. Серьезно.
– Эй, комок, – уже спокойнее позвал я, и котенок тут же оживился, быстренько зашагав лапками обратно – а у тебя глаза такие же, как и у меня.
На это котенок снова вперился в меня взглядом и выдал жалобное мяуканье.
– Ну ладно. Иди сюда, – раскрыл я объятия, и существо в ту же секунду оказалось у меня на коленях, блаженно мурча и прикрывая глазенки. Я уже сполз по стене и, вытянув ноги, удобно уселся. Поэтому котенок оказался в довольно удобной позе.
– Наглости тебе не занимать, – сказал я свернувшемуся клубку, мурлыкающему при каждом вдохе и выдохе. Малыш еще совсем. – Тоже бросили?
Котенок поднял на меня крохотную мордочку и мяукнул. Обнажились маленькие острые клыки и розовый шершавый язычок.
– Не бойся. Теперь я буду с тобой. Все хорошо.
Кажется, поверил, судя по тому, что он словно улыбнулся, а потом устало и мило зевнув, снова свернулся в клубок и, потеревшись мордочкой о мои джинсы, очевидно, собрался заснуть.
– Есть-то хочешь? – спросил я, чуть нагнувшись лицом набок. Как будто котенок живой и говорящий человек и вот-вот должен ответить. Я искал его глаза, в точности схожие с моими. Они были лучше всяких слов. Котенок тут же подскочил и, положив крохотные лапки мне на живот, так как до груди малыш еще не дорос, стал смотреть на меня большими изумрудиками. Длинные усики цвета серебра забавно дергались вместе с розовым бархатным носиком.