Остатки
Шрифт:
– Что это? – кивнул я на папку, не притрагиваясь к ней.
– Это все то, что мне удалось нарыть на милого котенка Нико. Не беспокойся, никто больше не знает об этом. Но тебе, мне кажется, нужно узнать побольше, раз вы встречаетесь и любите друг друга.
– Мы не встречаемся и я не люблю этого оболтуса неотесанного, – зло выкинул я.
– Ой ли, – улыбаясь на манере чеширского кота, недоверчиво сказал он, чуть наклонив голову набок. Взяв себе стакан чая, второй он придвинул мне с такой ангельской улыбкой, будто там стрихнин вместе сахара. Слишком светлая и приторная улыбка – Не долго, значит,
– Хорошо.
– Итак, Нико… – начал он и, поднял вверх указательный палец, сделав важное выражение лица, смотрящееся очень даже увеселительно. Мне хотелось прыснуть от смеха, но тогда бы весь чай оказался на столе и на парне.
– Кукольник, – вошел в комнату без стука Мак. Даже влетел, я бы сказал. Мы тут же повернулись к обеспокоенному телу, направлявшемуся сюда – У нас проблемы. Мы должны вернуться на базу.
– Ой, – словно провинившийся ребенок, сказал парень, не спуская улыбки. Он, интересно, вообще как смотрит? Как так можно что-то увидеть сквозь всегда закрытые веки?
– Продолжим в другой раз, мистер Кира. Как видите, у нас объявились гости. Пока прошу последовать на нашу базу.
Мы пошли на улицу. Все уже обеспокоенно ждали у своих байков и мотоциклов, взглядами подгоняя нас. А Кукольник, казалось, и не спешил. Ну что ж, мог тогда остаться, чайку допить.
– А что за проблемы? – спросил я, когда все сели по местам. Я, по просьбе Кукольника сел позади Сэя, который был явно рад. А я… мне сказали, и я сел.
– Ну, понимаете, из-за того, что мы, то на одной, то на другой стороне, у нас появилось много врагов, – довольно усмехнулся в рукав Кукольник, сев позади Мака.
У меня отвисла челюсть. У него улыбка не хорошая! Он что, рад этому?!
– Готовимся к шоу, котятки мои. Папочка приготовил вам сюрприз, – сказал Кукольник, и все рванули с мест.
– А почему его зовут Безумным Кукольником? – спросил я.
– Сейчас увидишь, – злорадно засмеялся Сэй. За нами выскочили из ниоткуда дохрена байков и столько же гоночных машин. Но все разом внезапно взлетели на воздух вместе с домом, подкинутые мощным взрывом. А за взрывом последовали фейерверки, сложившиеся в надпись: «Та-дам!» и кукла, невинно и виновато показывающая язык. Напоследок распустилась черная роза. Реально распустилась.
– Вот почему, – перекрикивая шум ветра, сказал он. Я удивился. Мощно.
– Как? Когда он успел? – воскликнул я.
– Наверно тогда, когда решил выйти ненадолго, – чуть повернув голову в мою сторону, пожал плечами.
Все победно кричали, одобрительно смеялись и засигналили. Кошаки радовались, видимо не первому такому исходу. А Сэй только хмыкнул, все же счастливо и искренне улыбаясь.
Вскоре добрались до огромного здания. По ходу, все.
====== Приручать диких животных не так-то просто ======
Я не позволю рассматривать мое сердце под микроскопом. (Оскар Уайлд – Картина Дориана Грея)
После ухода этой суки, я пролежал в непонятном забытьи с час. Может с два. Я совершенно не разбирался во времени. Все плыло. Голова абсолютно не соображала. Хоть как-то успокаивал тот факт, что меня отпустило от той гадости, которую
Так плохо. Жутко тошнит, в теле ощущается противное покалывание до растекающейся слабости. Руки ноют от тугих наручников. Пол и потолок словно поменялись местами и я вместе с ними. Кажется, что сердце пропускает удары, уклоняясь от нормы работы из-за недавней перегрузки, а потом, опомнившись, судорожно нагоняет временные паузы и бьется с удвоенной силой.
– Ну что, как дела у нашей крошки? – задал риторический вопрос вошедший урод, голос которого раздавался в ушах раздвоенным гулом. Даже не знаю, кто это. Я его не узнаю.
– Что, двигаться сил уже нет? Я могу снять наручники, но если вдруг попытаешься смыться каким-то чудесным образом, то видишь вон ту штуку? – до отвращения тихо прошипел он, нагнувшись ко мне и указывая на клетку. Перед глазами все крошилось, но я сразу понял, что в клетке маленький, жалобно мяукающий, дорогой комочек.
Я смог только мотать головой из стороны в сторону.
Это уебище перевернуло меня на живот и поставило на колени. Я понял, что теперь сопротивляться бесполезно. Я не позволю им издеваться над существом, которое ни в чем не виновато. Он вставил мне пальцы. Короткий сдавленный крик остановился, так и не распространившись по всей комнате.
– Вот и все.
– Что это? – спросил я, чувствуя покалывание.
– Это малюсенький биохимический чип, который рассосется. Он на случай, если ты все-таки решишься сбежать. Если это произойдет, то эта мелкая тварь сдохнет. Ошейник на его хрупкой шейке сомкнется и сломает ему позвонки. Думаю, этого достаточно, чтобы ты стал слушать нас и делать все, что мы скажем. Да? – потребовал ответа он, сдавив мне скулы.
– Д-да, – прерывисто согласился я, чувствуя себя загнанным в угол.
– Вот и отлично, – похлопал меня по щеке и снял наручники. Руки безвольно упали на мятые простыни. Я стал растирать кровавые следы от браслетов. – А теперь будешь меня развлекать.
Я с ужасом переварил эти слова, хотя ожидать-то, собственно, и нечего было.
– Не бойся, я не буду мучить тебя. Но если ты, сволочь маленькая, не кончишь, я вколю тебе такой сильный препарат, который куда похлеще и хуже той пакости, что мы поставили в первый раз. У тебя от него конкретно крышу снесет, и ты сам будешь, как последняя шлюха, просить о трахе. Ты будешь хотеть его снова и снова. Одного раза тебе будет недостаточно. Тебя будет всего лишь немного отпускать, когда ты кончишь в сотый раз. А если не будешь получать того, что тебе надо, то тебе станет в десятки раз хуже. И это не прекратиться, пока тебе не дадут глушащие лекарства, блокирующие действие этого чудо-препарата, понятно?
От страха у меня навернулись слезы, и я тихо всхлипнул.
– Ну-ну. Испугался? – утешительно сказал он, проведя рукой по щеке – Все будет хорошо, пока ты будешь хорошим мальчиком.
«Не будет. Хуже уже не будет», – мысленно поправил я.
Он раздвинул мои ноги, расстегнул джинсы и, соизволив предварительно нанести смазку, вошел. Сорванный в конец голос прорезался ужасной саднящей болью в горле, и я закричал.
– Постарайся держать голос при себе.
Я спрятал губы и прикусил их. Но при каждом толчке я все еще болезненно мычал, закрывая глаза от разрывающих вспышек в теле.