Остатки
Шрифт:
Вспомнились его слова. Мне нужно кончить. Но как это сделать, если даже не стоит? Я же, блять, не мазохист, чтобы кайф от боли ловить. Попытался дотянуться руками, чтобы самому довести себя, но он оборвал мои попытки, прижав их к кровати. Что может быть хуже, что может быть хуже…
О чем можно думать? О ком? Я ведь никого не люблю. Никого не хочу. Никто интереса не вызывает. Так, кого я более-менее знаю? Разве что… Киру. Тот, последний вечер. Если его вспомнить. Тогда Кира был особенно добр со мной. И когда мне было плохо, он помог. А что бы было, если бы дело приняло несколько
Я себя ненавижу…
Эти мысли действительно помогали. Когда фантазии приняли уже совсем не дружеский сюжет, я кончил, не в состоянии избавиться от зародившегося чувства вины и отвращения. В сердце стало слишком тесно, и оно болезненно выталкивало из себя кровь, точно яд.
Скоро кончил и этот урод. Осознание того, что семя этой суки внутри меня, навевала на желание искромсать себя вдоль и поперек, чтобы полностью отчиститься, выбросить разъеденные внутренности.
– Умница, – хрипло похвалил он, убрав прядь моих волос за ухо, и чмокнув в открывшийся висок. Я зажмурился от липкого омерзения, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Затем эта сука встала и сказала:
– Мы решили продать тебя на аукционе. Думаю, за твою мордашку и тело много дадут. Если еще и выдрессировать, цены тебе не будет.
– Продать? – переспросил я, надеясь, что все же ослушался.
– Угу, – беззаботно повторил он – А насчет своего поганца не парьса. Чип скоро придет в негодность, и паршивца смогут отправить на тот свет с покаянием божием так сказать.
«Пропал…» – пронеслось в голове.
– Десять миллионов!
– Тридцать пять!
– Девяносто!
– Сто!
– Сто двадцать!
– Сто восемьдесят!
– Двести!!!
Голоса не смолкали. Похотливые смешки были повсюду. Но Нико ничего не видел. Его поставили на обозрение всем извращенцам, усадив на стул на сцене. Мальчику связали руки за спинкой и, раздвинув ноги, привязали к ножкам высокого стула. Глаза и рот завязали. Он только мычал, сопротивляясь. Пытался дергаться, но к нему подошел парень, похожий на шкаф с горой мускулов и, схватив за волосы, оттянул назад, сорвав еще один крик измученного парня. Такое действие вызвало бурный восторг. Все хотели приобрести этого соблазнительного парня.
– Пятьсот, – сказал негромко голос и все тут же замолчали, прислушиваясь. Кто дал такую высокую цену?
– Пятьсот – раз! Пятьсот-два! Пятьсот…три! Продано! – громко возвестил ведущий аукциона. Нико еще сильнее забрыкался, поняв, что все, это конец. Он, как мог, вырывался и, сопротивляясь, кричал, но полоса ткани плотно держала его рот, растерев губы до крови.
Молодой парень, явно не последнее звено в округе, поднялся на сцену и отдал чек с кодом от ячейки, где хранились деньги ведущему, пребывающему в культурном шоке. Четверо его личных охранников стояли у входа. Двое ждали у машины.
Подойдя к мальчику, он остановился и посмотрел на него. Все затихли, наблюдая за картиной. Нико в изнеможении опустил голову, и спутанные волосы упали на лицо. Он смотрел перед собой и ничего не видел,
Парень присел и развязал его ноги. Затем неторопливо, словно специально растягивая момент, снял повязку с его глаз. Ему было жутко интересно узнать, какие они, каков их цвет. Нико тут же посмотрел на теперешнего своего «хозяина». Пылающие изумрудом глаза наемника убивали. Но в них горело неприкрытое отчаяние. Они пугали – эти ярко горящие глаза. Они прожигали. И так притягивали своей открытой яростью и гневом.
– Ну привет, – серьезно смотря на него, сказал парень.
– Пошел на хуй, – выдавил мальчик.
– Не переусердствуй, – приподнял его лицо парень и вытер стекающую с уголка его губ, протянутую алыми каплями, полосу. Нико смерил ладонь презрительным взглядом.
– Не трогай меня.
– Хах. Мальчик, я купил тебя. Ты – мой, – надменно хмыкнул парень. Они говорили тихо, и окружающие только по мимике могли понять, о чем идет речь.
– Ладно, пошли уже, – парень движением руки позвал одного из телохранителей и тот развязал ему руки. Но как только веревки немного ослабли, Нико разорвал их и в одно мгновение оказался за спиной у телохранителя, держа в руках его оружие и приставив его к виску. Все тут же ужасающе вздрогнули. Испуганный гул носился по темному залу.
– Вставай, – тыкнул Нико дулом в затылок телохранителю. Тот послушно выпрямился, хмыкнув. Взгляд сохранял свою превосходящую надменность.
– Не боишься? – спросил парень.
– Боюсь? Ха. Ты, сука, даже не представляешь, что произошло за пару дней. Меня без сантиметра одежды выпнули на сцену, связали. А до этого меня отпиздили штук тридцать отморозков. Позже еще двое изнасиловали, угрожая тем, что мне дороже всего. И теперь меня продали какому-то извращенцу, как последнюю шлюху. Мне уже похер. Была б возможность, заминировал вас всех на хуй, – шипел Нико. Его лицо исказилось в гримасе ненависти.
– А теперь посмотри сюда, – победно сказал парень. Один из телохранителей показал клетку с котенком. Пушистый комочек смотрел на него широко раскрытыми камушками и поставил лапку на решетку, пытаясь дотянуться до Нико.
– Твари, – прошептал Нико, чувствуя, как рука с пистолетом, до этого ни капли не дрогнувшая, опускалась.
– Будь так добр, отдай, пожалуйста, пистолет обратно, – спокойно попросил парень. Телохранитель забрал оружие, и все остальные тут же бросились к Нико, отдавая задолжность в виде жестоких побоев не жалея сил за угрозу своему хозяину.
– Прекратить! – повысил голос парень, на миг забыв о самоконтроле. Все сразу же отступились. Нико лежал на полу, прикрыв голову руками.
– Тебя и, правда, учить всему надо. Пантера маленькая, – улыбнулся парень, присев на корточки рядом и, взяв его волосы в руку, несильно потянул вверх. Нико не сопротивлялся. Потом участник аукциона отпустил его и, накинув на мальчика один из пиджаков, который нагло стащил с одного из своих верзил, взял на руки.
– А ну-ка пошли, чокнутый, – сказал он, вынося теперь уже безвольное тело из зала.