Осторожно - чужие !
Шрифт:
На облюбованном ими месте Инсы не было.
Начал накрапывать дождь... Отдохнуть от бега, и надо возвращаться в Холп... Крэл пошел по краю обрыва медленно, то и дело останавливаясь и сталкивая ногой пласт дерна. Если наступить на самый край, сильно нажать ногой - можно свалиться в пропасть: кусок укрепленного травой песка отрывается и летит вниз, в черноту... Так он дошел до трех сосен. Огромных и уже обреченных: половина корней, обнаженных, высохших, висела над обрывом.
– Я очень ждала, Крэл.
Между двумя самыми большими корнями, как в удобном гнездышке, сидела Инса. Крэл сел рядом, прижался к ней, и сразу стало хорошо,
– До сих пор разговаривали у Хука?
– Угу.
– Решили, что делать дальше?
– Я уезжаю, Инса.
– В кратер?
– Нет. Совсем.
– А я?
Инса вскочила. Он тоже быстро поднялся и протянул к ней руки.
– Я очень люблю тебя, Инса!
– Не надо "очень". Когда человека любят, он становится хорошим, а когда его слишком любят, он может испортиться.
– Не шути, Инса. Это серьезно и... навсегда.
Инса пошла по краю обрыва. Теперь она сталкивала кусочки дерна, и дерн, прошуршав до крутому склону, утихал внизу.
– Я не могу без тебя, Крэл.
– Уедем вместе.
– Я не могу без Холпа, без Ваматра... Зачем мы ушли из-под сосен? Дождик усиливается.
– Он ласковый.
– И мокрый... Будет гроза.
– Да, будет.
Они вернулись к соснам и сели, держась за руки. Крэл рассказал о предложении Хука шпионить у Нолана.
– Да как он смел предложить такое. Тебе предложить!
– Хук есть Хук, Инса.
– Что же мы будем делать?
– Коротать эту ночь здесь.
– Она самая короткая в году, Крэл.
– Жаль, - Крэл обнял Инсу, и она прильнула к нему. Доверчивая, впервые совсем не колючая.
– Отвратительно...
– Ты о чем?!
– О подлости.
– Не надо сейчас.
Но Инса, не отстраняясь от него, продолжала шептать:
– Даже по отношению к Нолану нельзя допускать такой подлости.
– Ты сказала - даже по отношению к Нолану?
– Ты все еще боготворишь его...
Крэл промолчал.
– ...А он шпионит за нами.
– Инса ждала, что ответит Крэл, и, не дождавшись, спросила: - Где ампулы, которые он вручил тебе?.. Там, на лесной дороге, ведущей в Холп? Помнишь?
Крэлу стало жарко - он ни разу не вспомнил об ампулах и не знал, где они.
– Одну мы исследовали, - продолжала Инса спокойно, - собака сдохла сразу.
– Инса!
– вскочил Крэл.
– Ой, какой ты несносный. Было так уютно.
– Она встала, потягиваясь, закинула руки за голову и, прислонясь к стволу, смотрела вдаль, на восток. Там уже появилась топазовая полоска зари, но над ней все еще чернели тучи. Левее они сливались с чернотой земли, и только когда вспыхивали зарницы, частые, далекие и не страшные, было понятно, где тучи, где земля.
– Неужели ты думаешь, что я соврала? Все еще недоверчив, насторожен...
Крэл не ответил, думая о Нолане. Что же он замышлял? Отнять жизнь, давая ампулы, настроить против Инсы, предупреждая об амулете? Все путалось в голове, и даже слова Инсы доходили до сознания не сразу.
– Крэл, не думай о них хотя бы сейчас... Ведь эта ночь наша... Мне так хорошо... Мы будем любить друг друга, Крэл, и нам будет... нам будет очень трудно... Пойдем, Крэл, пойдем в Холп.
Топазовая полоска разрасталась, по верхнему краю начинала зеленеть, темнее становились тучи на севере, а в них ярче блестели зарницы. Крэл взглянул на Инсу и тихонько прочел:
– "В твоих глазах оставила гроза
– О Крэл, ты помнишь эти стихи? Они хорошие. Как там дальше?.. "А дождь..."
– Я не все помню. Кажется, так: "А дождь все льет и льет свой теплый мед, и тянут сосны к нам свои измоченные лапы..."
– "Меня пьянит сосновый запах", - подхватила Инса.
– "И мы идем. До самых-зорь!"
– "Без капли лжи..."
– "Для нас рассвет, как пейзажист, на синь холста, на синеву куста, на неба синь кладет кармин".
– "Для нас гроза - сумбурный композитор - вплетает нежные мотивы".
– "Да, я хочу с тобой вдвоем и под одним плащом уйти в такой зовущий ливень!"
– А ливня-то и нет, - высвободила руку Инса.
– Так, дождичек. Едва моросит. А почему вдруг ливень, когда и неба синь, и солнца нового кармин? Ведь тучи должны быть когда ливень! До чего же стихи вещь неточная. Даже хорошие.
– Ты все умеешь высмеять...
В ворота Холпа они вошли почему-то крадучись. Молча прошли по главной аллее, и Крэл не знал, куда Инса свернет. Она свернула на дорожку, ведущую к его коттеджу. На веранду она вбежала первой, отряхнула с волос воду и подошла к двери. Крэлу не давала покоя мысль об амулете, с кусочком засушенного насекомого. Почему-то хотелось, чтобы Инса непременно избавилась от него. Будто угадав, о чем он думает, Инса сняла цепочку с шеи, надела ее на указательный палец и стала раскачивать амулет, как маятник. Тихонько смеясь, она раскрутила его пращой, отпустила, он полетел далеко в парк, а она подтолкнула Крэла к двери.
Холп пришлось эвакуировать.
Заполучив от Крэла начальные данные кода излучения, протоксенусы сами, в своих телах выделили фермент и превратились в более совершенные существа. Произошел очередной "разрыв кольца", пройден был еще один виток спирали, и, таким образом, подтвердились предположения Ваматра. Естественно, это обрадовало его, но вместе с тем и насторожило: активность протоксенусов возросла и опасность резко увеличилась.
В Холп пригласили медиков, физиологов, специалистов по радиационной защите, словом всех, кто своими знаниями и опытом мог помочь предохранить исследователей от биополя, создаваемого протоксенусами. Однако самым страшным оказалось другое - приток насекомых возрос в десятки раз. По дорожкам и без дорожек шли муравьи, термиты, жуки, летели бабочки, стрекозы, пчелы, мухи, комары, ползли клопы, вши, тли, гусеницы. Гибли от истощения и иссыхали, но те, которые добирались до башни, попадали к протоксенусам.
Старинный красавец парк погиб. Он стоял обглоданный, истерзанный, мертвый. Коттеджи, еще недавно такие чистенькие, уютные, превратились в зловонные вместилища всякой гниющей живности, лабораторные помещения заваливались издыхающими насекомыми. Трупы их накапливались в гараже и складах, трансформаторных будках, канализационных колодцах. А насекомые все двигались и двигались к Холпу, проникая во все щели и отверстия, заполняя собой все вокруг.
Применить ядохимикаты холповцы не решались, боясь повредить протоксенусам. В какой-то мере помогали птицы. Теперь они собирались над Холлом тучами. Пиршество пернатых, обильное, неистовое, было отвратительно шумным, загаживали они территорию изрядно, но и их приходилось терпеть, иначе специально нанятые рабочие вовсе не управлялись бы с расчисткой.