Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
Трасса бодро ложилась под колеса: защита Ордена, рассчитанная как раз на такие экстренные случаи, позволяла не оглядываться на ограничения скорости и служителей жезла. Бог весть, что они видели — но разве что честь нам вслед не отдавали.
Дрожащая стрелка означала только одно: Цель жива. Но не гарантировала, что это надолго.
Серый это прекрасно понимал и оттого забивал свое напряжение потоком слов:
— Там раньше сектанты жили. Самовольная застройка. Потом их разогнали, деревня оказалась заброшенной, ну и вот…
Входящий вызов оборвал его на полуслове, и я ткнул пальцем в гарнитуру:
— Да!
— Максим, мы нашли Миргуна. Его местонахождение совпадает со Свердловой, — торопливо бросила в трубку Вера. — И будьте осторожны, он инициируется в любой момент!
— Принято.
Понятно теперь, почему его не удавалось найти магическим поиском. Перед самоинициацией сила скачет, и аура колдуна «мерцает», меняется, становясь похожей то на обычную человеческую, то на ауру полноценного мага.
…значит, все-таки Миргун.
Жаль. Он мне нравился.
Глава 16
Ксения
Темнота перекатывалась волнами. Сознание болталось в ней мутное, желейное. Деревянное.
Тело тоже одеревенело — не подчинялось мне больше.
Дурно.
Мужской голос отрывисто произнес:
— Ну где ты?
И снова темнота.
Второй раз из темноты выплывать было легче: кажется, я успела запомнить путь.
Тело не слушалось. Телу было больно, но как-то странно.
Во рту пересохло. Я попыталась открыть его, облизнуться — и не смогла.
Не смогла даже глаза открыть.
Что за?..
Мне больно!
Мне это не нравится!
Мысли плавали. Плавились. Оплывали.
Темнота… Нет! Нет, туда — нет.
Держаться.
Голоса. Они гудели то отдаляясь, то приближаясь, и ухватить о чем они говорят, не получалось: голоса рассыпались на звуки и музыкальные фразы, и звучали вдруг то блеянием козла, то чириканьем птички. Ужасно мешали.
Птичку жалко…
И так пить хочется.
И больно.
Собрала мысли кое-как в кучу.
В сознание вернуться мне помогли, как ни странно, эти раздражающие голоса.
Зацепившись за них, я смогла кое-как слепить себя воедино.
Потянулась к силе — и ощутила лишь жалкий пересохший ручеек. Припала к нему, впитывая эти капли, как воду.
Воды бы…
Но стало легче. В голове звенело и шумело, и сама она трещала болью, но я, по крайней мере, сумела понять, что я лежу на боку, руки и ноги у меня связаны и рот не открыть, потому что он залеплен, вроде бы скотчем. И что глаза не открыть: завязаны.
И эта странная боль мне знакома, потому что мне доводилось отсидеть ногу. Только теперь она всюду — как будто я умудрилась отсидеть всю Ксюшу.
И удалось, наконец, понять, о чем толкуют голоса.
— Это она во всем виновата. Сделай это — и тебе станет легче.
— Она?..
Они были знакомы, голоса. Я их раньше слышала. Только в голове прояснилось недостаточно, чтобы ухватить — где.
— Она, она. Не сомневайся. Просто сделай это.
— Это?..
— Убей. Ударь ножом в сердце.
Меня пнули по ребрам, переворачивая с бока на спину, и я оглохла от потока боли в затекшем теле, и руки, связанные за спиной, оказались под ней и выгнули мне позвоночник, открывая ножу маньяка беззащитные живот и грудь.
Зато от боли в голове прояснилось, и я опознала голоса.
Надо мной стояли и обсуждали меру моей вины Дмитрий Миргун и…
Кирилл Андреевич Левашов.
Голова, наконец, заработала как надо, прогоняя мысли со скоростью стрижей.
Я видела его за рулем в приехавшей от Макса машине. Я не насторожилась.
А интуиция и так с утра вопила Иерихонской трубой, и ее сигналов я не распознала.
Он ткнул меня шокером, а потом вколол мне что-то, от чего во рту сухость и тошнота волнами.
Защита, поставленная от сонного газа, справилась с препаратом, впрыснутым в кровь, — поэтому я очнулась.
Мой гостеприимный коллега явно этого не ожидал, продолжая обрабатывать сумасшедшего Диму.
Осторожно, стараясь не насторожить похитителя до времени, я потянулась к силе.
— Ну же, — увещевал судмедэксперт Миргуна. — Ты же хочешь освободиться? Верно? Хочешь?
Что он ему наврал? Наверняка часть его вранья была правдой.
Извращенной и правильным образом поданной.
— Нет-нет-нет, — испуганной птицей бормотал Дима. — Нет!
— Не бойся, — мягко и вкрадчиво стелился голос Левашова. — Она ведь даже не человек. Морок. Галлюцинация. Твои страхи. Тебе нужно просто победить свои страхи…
А я… Сила моя, сила, полноводное озеро — ни берега, ни дна — не отзывалась. Я тщетно пыталась наскрести хоть на слабенький, но удар. Я была пуста.
И вот тут мне стало страшно.
Потому что это был мой единственный, последний шанс — вырубить их обоих и дождаться подмоги.
Которая придет не скоро.
Потому что никто не знает, где я.
Потому что мама, способная учуять беду с родной кровью, не успеет на помощь.
Потому что Макс, который мог бы успеть, считает, что я сижу в своей квартире под надежной защитой, в полной безопасности.
А прямо надо мной человек, которому я симпатизировала, уговаривал несчастного безумного парня ударить меня ножом в сердце. Вряд ли это способно избавить Дмитрия от его повышенной чувствительности, но проблему, так или иначе, это решит. Не думаю, что Левашов позволит ему выжить после моей смерти. Зачем ему такой свидетель?