Остов
Шрифт:
Его рыскающие ладони натыкаются на какой-то металлический предмет, лежащий у мокрой ноги Рут.
Она по-прежнему неподвижна, а из-за громкого звона в ушах он не может разобрать ее слова.
Ей больно?
Ему нужно увидеть ее, убедиться, что она не пострадала. Необходимо осмотреть себя, свою обожженную кожу.
Они живы. Но надолго ли?
Ник раздвигает монтировкой челюсти кита, приоткрывая окно во внешний мир.
В образовавшееся отверстие врывается холодный воздух, а вместе с ним – какой-то странный свет. Зеленоватое сияние снегов из его смутных детских воспоминаний о лыжных прогулках.
Он снова смотрит в темноту китовой пасти и дергает Рут за ногу.
–
Ответа нет.
Спиной он шире раздвигает пасть кита и подтягивает к себе Рут. Теперь свет падает на ее лицо, и он видит, что ее глаза закрыты, а покрасневшую кожу покрывают волдыри.
– Рут?
Она чуть приподнимает веки, пытается сосредоточить на нем взгляд. Губы шевелятся, что-то говорят, но он не различает ни слова.
– Не слышу.
Морщась, Рут поднимает руку – показывает на ухо, крутит пальцем. Она тоже его не слышит.
Ник кивком показывает, что понял.
Выглядывая из китовой пасти, он видит во мгле свой пикап со сдувшимися колесами. Краска с него полностью содрана. Двигатель слегка светится: в нем догорают остатки бензина.
Он смотрит на море. Оно беснуется.
Сверху сыплют хлопья, похожие на снег. Они покрывают песок, оседают на воде в ручье, который все так же течет к морю.
Ник чувствует, что во рту у него пересохло.
Монтировкой он подпирает верхнюю челюсть кита, оставляя щель во внешний мир; небо быстро светлеет.
Скрежеща зубами от боли, раздирающей все тело, он ползком добирается до рюкзака Рут, который лежит за ней. Находит флягу, открывает ее и льет воду в свой пересохший рот. Затем падает рядом с Рут и бережно открывает пальцами ее рот. В ее глазах появляется беспокойство, но, почувствовав прикосновение к губам холодного металла, она с жадностью пьет.
Повернув голову, Рут смотрит в отверстие за спиной Ника. Она видит падающий пепел, и глаза ее округляются. Она смотрит на него, надеясь получить объяснение.
Он качает головой.
Тоже не знает, как им быть дальше.
Ник снова ложится рядом с Рут. Чувствует, что одежда на нем мокрая, но пока ему тепло.
Она поворачивается к нему.
– Мы живы.
Он кивает. Слова Рут он прочитал по ее губам, ее голос звучит как отдаленный шорох.
– Почему?
Ник качает головой. Он и сам не понимает.
Она трогает его лицо. Ее прикосновение вызывает жгучую боль. Должно быть, кожа его тоже покрыта волдырями, как и у нее. Он морщит лоб. Рут подносит руку к своему лицу. И резко дергает головой от собственного прикосновения.
Рут кажется, что ее лицо горит. Она оглохла. В ушах лишь какое-то бульканье. Свет, струящийся в щель, едва-едва освещает Ника.
Ей кажется, что она спит и видит сон.
Она роняет руку, нащупывает рядом ладонь Ника, берет ее, хотя испытывает при этом адскую боль, и смотрит на него.
Ее переполняет благодарность к этому едва знакомому человеку. Его веки тяжелеют. Она тоже закрывает глаза. Стискивает его ладонь, и он в ответ обнимает ее одной рукой, укрывая своим телом. Она слышит гудение собственной крови, шум в ушах, похожий на рев водопада, обрушивающегося на камни. Чувствует, как его тело обмякает.
Его сознание затуманивается, мысли вытесняются снами.
Снаружи толстый слой пепла покрывает опаленную кожу кита. Берег белеет в темноте, словно припорошенный снегом.
Напитанное пеплом небо теперь изрыгает его – прах кремированного человечества.
Вскоре и кит, и пикап Ника становятся частью берегового рельефа.
Все усыпано пеплом.
Солнце пробивается сквозь облака летающих хлопьев, и небо постепенно светлеет.
Но мужчина и женщина, пережившие катаклизм, не просыпаются. Лежа в обнимку на языке мертвого кита, они крепко спят, а их организмы тем временем восстанавливаются после перенесенного стресса и исцеляются от полученных ожогов. Им снится мир, которого больше не существует.
8
Рут просыпается оттого, что ей жарко. Тепло исходит от обнаженного тела Алекса, обнимающего ее сзади. Она вспотела, это неприятно, но она не отодвигается от Алекса, чтобы не разбудить его. Он посапывает ей в затылок, редкая поросль на его груди липнет к ее лопаткам, вялый пенис – к ее левой ягодице.
Ладонью она проводит по его покрытой пушком мускулистой ноге и чувствует, как в животе екает от желания. Живя с Алексом, она чувствует себя подростком. Словно заново открывает грани собственной сексуальности.
Она осторожно откидывает назад пуховое одеяло, чтобы охладиться хотя бы спереди. Грудь обдает студеным воздухом первого январского дня. Окно открыто с минувшего вечера, когда они громко поздравляли жителей Дептфорда с наступающим Новым годом и весело колотили деревянными ложками по кастрюлям, пока со смехом не рухнули на кровать. Рут чувствует, как соски твердеют, реагируя на холод и ее воспоминания о том, как они с Алексом занимались сексом всего несколько часов назад, отмечая праздник.
Она слышит, что ритм дыхания Алекса меняется. Он просыпается и вместе с тем возбуждается.
– С Новым годом, моя маленькая печка.
Он берет ее за талию и притягивает к себе. Его руки ползут по ее телу. Он кусает ее за ухо и в очередной раз сливается с ней.
Алекс живет у нее уже неделю. Рут хотела бы сказать, что она безумно счастлива, но на самом деле она постоянно не высыпается. Энергия из Алекса бьет ключом. Он как вечный двигатель: постоянно что-то делает, говорит, думает. Утверждает, что он «одержим» ею, но его одержимость выражается главным образом в желании заниматься с ней сексом: утром, перед сном и часто еще когда он возвращается в свой новый дом. Не то чтобы она устает от секса, от состояния тихого блаженства, в которое он возносит ее, но ее организму страшно не хватает отдыха. Когда она жила одна, отойти от будничной рутины значило не включать будильник, ложиться спать когда захочется и спать допоздна. Но в эти рождественские каникулы, с тех пор как она вернулась от родителей и Алекс поселился у нее, выспаться ей никак не удается. Алекс работает преимущественно с зарубежными контрагентами и, кроме официальных выходных, никаких других праздников не признает. Каждый день у него переговоры по телефону, и его онлайн-работа начинается раньше, чем в британских учреждениях. И он постоянно будит ее ласками на рассвете, хотя спать они легли всего несколько часов назад.