Острее клинка(Повесть)
Шрифт:
— Но вдвоем нам нельзя, — грустно возразил Сергей, — ты же сама понимаешь.
— Я понимаю. Но что же мне делать? Я не могу без тебя.
В ее глазах дрожали слезы.
— Надо, Фаничка, ничего не поделаешь. И денег нет… «Этого я мог бы и не говорить», — подумал Сергей. Он медленно и нежно целовал ее лицо и между поцелуями тихо говорил, словно заговаривал боль:
— Мы ведь ненадолго расстаемся… И ты будешь с Верой… Она хорошая, чуткая… Я поживу немного там, осмотрюсь… А потом приедешь ты… Летом или весной… Сейчас всюду дожди, холодно… У тебя теплого почти ничего нет…
— Но
— Так что же с того? Ехать надо через горы. А там знаешь, что сейчас?
— Ничего я не знаю, — она ткнулась головой ему в плечо, — я знаю только, что без тебя мне плохо.
— И мне. Поэтому мы с тобой встретимся. Очень скоро. Слышишь?
— Слышу, — совсем шепотом, в его плечо ответила она.
Кондуктор дилижанса оглядел фигуру человека, хмуро изучающего тарифную доску, и понял, что сегодня это не пассажир. Может быть, и завтра не пассажир. Если, конечно, у него есть франки на билет. А если нет, то он и вообще не пассажир. Уйдет, откуда пришел, или останется в Бриге: надо же будет бедняге хоть что-нибудь заработать.
Только вот трудненько это нынче сделать. Ох, трудненько. Народ по эту сторону перевала прижимист. Зря франки на ветер не бросает.
Иностранец какой-нибудь. Немец, а может быть, венгр. Не поймешь. Одежонка потрепанная. Несладко им приходится. Много же их снует — туда-обратно, из Швейцарии в Италию, из Италии в Швейцарию! Хорошей жизни ищут. Дома, видать, не сладко. Думают, перескочил на ту сторону, и там тебе, пожалуйста, солнце с апельсинами. Нет, братец, там тоже крутиться надо. Всюду крутятся.
Кондуктор полез на свое место. Щелкнул бич кучера. Дилижанс покатился по дороге.
Сергей долго смотрел ему вслед.
Что же делать? Не хотелось выбрасывать восемнадцать франков. Да за багаж возьмут еще три. Каждый тюк считают, крохоборы. А ему этих франков должно хватить на три недели. В Милане еще неизвестно, как все обернется.
Сергею без особого труда удалось обмануть швейцарских шпионов, оторваться от «хвоста» и доехать из Женевы до Брига. Но на дорогу ушла уйма денег. Если он и дальше так будет путешествовать, то в Милан прибудет без гроша. Попробовать пешком? По русским масштабам — расстояние плевое. Перевалил через горы, а там до Милана верст сорок, выражаясь опять-таки по-российски.
В конце концов, почему бы и не потопать собственными ногами? Ходил же он когда-то по русским дорогам и не одну сотню верст ходил! Пилу носил за спиной, два топора, мешок с барахлишком. Его нынешний саквояж не тяжелее. А вся контрабанда — в голове, как писал когда-то Генрих Гейне.
Надо только расспросить кого-нибудь из местных на всякий случай.
Старик швейцарец, который рыбачил с удочкой на берегу Роны, подумав, сказал:
— Если человеку очень надо, он идет. Я ходил через Симплон осенью два раза. Но я ходил не один. Дождись попутчика. Зачем рисковать?
— Я не могу ждать попутчика.
Старик взглянул на Сергея и закивал головой.
— Я ни о чем не спрашиваю. Когда человек не может ждать, он не ждет. Но будь осторожен: бывают обвалы. А дорога пойдет все вверх, вверх, а потом все вниз, вниз. Если будет буря, иди в хижину. Иди, иди и увидишь хижину. Рядом с дорогой. Их там четыре. Или пять. Не помню. Я давно ходил. Увидишь. Рядом с дорогой. Бревенчатая хижина, чтобы спрятаться от бури. Там спички и дрова.
— Спасибо.
— Если меня спросят, я ничего не видел и ни с кем не говорил? — опять оторвался от своей удочки старик и посмотрел на Сергея.
— Пожалуй, — сказал Сергей. — Счастливой рыбалки.
— Какая уж теперь рыбалка, — проворчал старик, — раньше была рыбалка. Счастливого пути.
Было раннее утро, до вечера предстояло одолеть Симплонский перевал.
Дорога то прижималась к отвесной скале, то вползала в долину и вилась среди камней и пожухлой травы. Впереди, не приближаясь и не удаляясь, сияли белые цепи гор. Они уходили в сторону, вниз, а на их место медленно выплывали другие.
Каждый шаг был легок, он нес в будущее, но с каждым шагом Сергея настигало прошлое. От него он не мог уйти. Да, собственно, уходить было и незачем. Оно не обременяло памяти, не терзало совесть.
С тех пор как Сергей оставил стены училища, не выпадало, пожалуй, ему таких часов полной тишины, когда можно было без помех оглядеть прошлые годы, и Сергей заново переживал давние и недавние встречи.
Посыпался снег. Вершина перевала исчезла. А ведь снизу, из Брига, она казалась совсем близкой.
Потом снегопад перестал. Опять заголубело небо. Огромная, почти гладкая поляна очистилась перед глазами. На ней сверкали белые холмики. Сергей в первый момент не сообразил, что это — величайшие вершины Альп. Значит, он наконец-то достиг рубежа и стоял на самом перевале.
За спиной остался долгий путь. Впереди лежала Италия. Сергей лишь на минуту задержался и снова быстро зашагал вперед. Усталости он не чувствовал.
Хозяин дрянной комнатенки заломил невероятную цену.
— Побойтесь мадонны, — испугался Сергей, — откуда я возьму вам такие деньги?
— Это меня не касается, — невозмутимо ответил итальянец. — Я же не спрашиваю, кто вы такой и зачем приехали в Милан.
— Я пришел, а не приехал.
— Тем более, — сказал хозяин, выразительно оглядывая одежду Сергея: стоптанные башмаки, потертые брюки, старую рубаху.
Сергей вскоре понял смысл этих слов и взгляда: в городе открывали промышленную выставку, съехалось множество народа и ясно, что в толчее грели руки всякие проходимцы. Хозяин, не иначе, принял его за пришлого вора. Но уж и за то спасибо, что не выспрашивает, откуда он взялся. Бросил задаток в ящик конторки, записал коряво имя нового постояльца в книгу и выдал ему ключ от комнаты.