Остров флотской чести
Шрифт:
И никогда профессия моряка не была легкой! Долгие отлучки из дома, то холод, то жара, шторма и тайфуны, бесконечные вахты, тяжелая работа и… тоска-скука. Тоска по дому, по любимым, просто по твердой земле, где не нужно беспокоиться, что тарелка супа шмякнется на пол во время качки. Однако есть и в самом море, и в морских профессиях что-то непонятно-притягательное и труднообъяснимое. То, что заставляет моряка, едва ступившего на берег, вновь тосковать и рваться на океанские просторы, где качаются и шумят могучие волны и носятся соленые ветра. Наверное, это то же самое, что гонит альпинистов в горы, а профессионального
Плавание и поиски заветного железного приза происходили по разработанному Егоровым и его спонсорами-покровителями плану – все просто, четко и ясно. Егоров целыми днями колдовал над картами и лоциями, иногда вел переговоры с «большой землей» по какой-то хитроумной спецсвязи, отдавал немногословные приказы. Боцман и Водолаз занимались своими делами, не забывая этак ненавязчиво присматривать за группой Орехова. Скат и Тритон каждый день уходили под воду в местах, указанных капитаном-боссом, и по всем правилам водолазного искусства вели поисковую работу. Однако день проходил за днем, а ни малейших следов спутника пловцам обнаружить так и не удалось.
Орехов, чувствуя свою полную ненужность на борту, слегка скучал и по мере сил и способностей помогал Каткову и мичману – страховал во время погружений и занимался всякой мелочевкой, с которой вполне мог бы справиться и матрос-первогодок. Но без дела стало бы совсем уж тоскливо, и подполковник, старательно упрятав командирские амбиции в карман, просто работал на подхвате у боевых пловцов. Правда, ни капитан Егоров, ни его люди, ни само плавание со временем не стали нравиться ему больше, чем в первые дни, но Сергей свои антипатии и сомнения держал при себе. Иногда подполковник с улыбкой вспоминал своего первого командира роты, частенько повторявшего перед строем юных курсантов: «Если кто из вас чем недоволен, он смело может шевелить большим пальцем на левой ноге!»
Вероятно, Егоров по всем правилам вел судовой журнал и в другом, специальном гроссбухе записывал все, что положено, о местах, где пловцы совершали погружения. Глубины, скорость течений, прозрачность и температуру воды и массу прочих параметров. Однако Орехову на все эти премудрости было наплевать, и он просто отсчитывал дни, проведенные в море, и общее количество погружений Каткова и Троянова. Поскольку в местных водах глубины были весьма приличными даже для профессиональных аквалангистов, то за день пловцам удавалось сделать не так много погружений, как хотелось бы начальнику экспедиции.
Четвертый день работы ничем не отличался от предыдущих. Подъем, завтрак, подготовка снаряжения. Егоров определил место, которое тут же по всем правилам отметили сигнальным буем, и Скат первым бухнулся в зеленоватую воду спиной вперед. Спустя час капитан вынырнул на поверхность, отработанным движением перевалился через борт и, скинув маску вместе с загубником, отрицательно покачал головой.
– Слышь, подполковник, – устало отдуваясь, мрачно сплюнул Катков, – тебе не кажется, что мы какой-то фигней занимаемся, а? Помнишь, как в «Золотом теленке»: «Пилим, пилим, а оно все не золотое!» Может быть, не там ищем, а? Хотел бы я знать…
– Твое дело – нырять, капитан, а не вопросы задавать, – равнодушно перебил пловца Водолаз, поглядывая на уже
– Ты пловец? Вот и плавай, а начальство со всем остальным как-нибудь и без тебя разберется. Меньше знаешь – лучше спишь! Правильно я говорю, товарищ подполковник?
– Товарищу подполковнику по барабану, – отозвался Орехов, наблюдая, как Тритон затягивает на талии пояс со свинцовыми грузилами – теперь была его очередь идти под воду. – Это у ребят вон работа, а мне-то что! Море, солнце, еда-выпивка есть – что еще надо для простого солдата? Век бы так служил! Так что, уважаемый, если кто и станет недовольство проявлять да бунтовать, то точно не я.
– Насчет бунтовать, ребятки, я бы вам не посоветовал, – нехорошо прищурился здоровяк и презрительно усмехнулся. – Это вы там в своих спецназах выступать будете и опосля стакана рассказывать, какие вы из себя крутые. А здесь не надо! Тут я как-то загулял малость, ну и пошумел чуток. Так меня взвод ОМОНа еле-еле заломал! И пришлось им кисло – уже подкрепление хотели вызывать. Понял, сапог?
– Это ты нас пугаешь, что ли? – удивленно вскинул брови Катков.
– Не, не пугаю, – насмешливо склонил голову к плечу Водолаз, – просто предупреждаю. Чтоб вы на всякий случай знали – мы с Боцманом вдвоем не то что роту десантников на деревья загнать можем, а целый батальон. И боевые машины ихние растопчем – как пустые банки из-под тушенки! Ха-ха-ха!
…Мичман почти без всплеска упал за борт и ушел на глубину. Снова потянулись скучные минуты ожидания, когда кажется, что даже секундная стрелка на часах начинает двигаться чуть медленнее, чем обычно. Солнце, забравшееся повыше, припекало и слепило глаза. Бледно-желтому светилу старательно помогали бесчисленные стаи солнечных бликов-зайчиков, скользивших по поверхности воды.
Орехов прикурил третью сигарету – все равно еще надо было ждать минут двадцать. А то и больше, поскольку с глубины Троянов будет подниматься с перерывами через каждые десять метров, как и положено во избежание всяких мерзостей вроде компрессионной болезни с красивым названием «кессонка».
Докурить сигарету подполковник не успел – вода рядом с бортом взбурлила и на поверхности появились голова и плечи мичмана. Троянов сдвинул маску на лоб и посмотрел на Орехова каким-то странным взглядом, в котором при желании можно было прочесть и озадаченность, и некую растерянность.
– Что-то ты раньше времени, мичман, – глянув на часы, удивленно сказал подполковник и не то в шутку, не то всерьез поинтересовался: – Что такой взъерошенный? Дьявола морского увидел? Или русалку зеленую? Что молчишь, квакни уже что-нибудь!
– Мужики, там это… Подлодка. Самая настоящая…
– Какая подлодка? – рядом с Ореховым оказался неизвестно откуда вынырнувший Боцман, тут же взявшийся заботливо помогать Троянову забраться на борт. В движениях обычно вальяжно-степенного крепыша при известии о подводной лодке появилась нервозная суетливость – казалось, даже шикарная борода Боцмана излучала нетерпеливое любопытство.
– Да хрен ее знает, какая! Обросла вся, старая – явно не вчера затонула, – устало огрызнулся мичман, скидывая на палубу акваланг и ласты. – Я в них не очень-то разбираюсь. Но, судя по величине и очертаниям, похожа на те картинки, которые нам Егоров показывал. Как их там?