Остров Панданго
Шрифт:
Служба оказалась очень прибыльной; в ней были заинтересованы, кроме «Юнайтед фрут», еще и «Стандарт ойл», «Ванадиум корпорейшен» и много других компаний. Благодаря подкупам и влиянию Уолл-стрита, он получил доступ к секретным документам и выступил в роли шефа тайной полиции многих республик. К его указаниям даже прислушивались министры внутренних дел.
В это раннее утро полковник Луис смазывал маленький маузер – подарок Гиммлера, которым чрезвычайно гордился.
Адъютант с прилизанным пробором, почувствовав хорошее
– Сеньор полковник, почему вы всегда чистите пистолет сами? Я был бы счастлив…
– Мы, солдаты, бодрствующие во мраке, – цветисто ответил Луис, – в своем оружии должны быть уверены в любую минуту.
– Но ваше время так драгоценно, – замялся адъютант.
– Есть кое-что поценнее, – ответил полковник. – Собственная жизнь! Катер с острова придет минут через сорок. Приведите ко мне этого ковбоя. Следователи, кажется, не сумели разобраться в нем. Посмотрю; может, пригодится для разведывательных целей.
Адъютант вышел на палубу первого класса. Захватив краснолицего охранника, он спустился по трапу за пленником.
Когда они вытолкали арестанта из камеры, он все время порывался вежливо уступать дорогу, но ничего путного из этой затеи не получилось: ковбой безбожно давил ноги, поминутно извинялся и задерживал всех. Поднимаясь по трапу, он обратился к адъютанту:
– Господин старший, чего же меня домой не отпускают?
– Прекратить разговоры! – прикрикнул тот.
Полковник, поглядев на доставленного ковбоя, жестом отпустил всех.
– Как вас зовут? – спросил он, пристально взглянув на арестанта.
– Я уже всем начальникам рассказывал… Роберто Юррита! А все равно не отпускают!
– Сядьте, Роберто, отвечайте на вопросы!
– Сижу, тридцать лет сижу, а что толку? – пробормотал Юррита, присаживаясь на краешек стула.
– Вас держат всего лишь сорок два дня, а вы уже успели надоесть всем своей феноменальной тупостью!
– Как? – оживился арестант и даже заерзал на месте. – Могу я спросить, – что бы значило это словечко?
– Оно означает, что ты такой дурень, какого еще никто не видывал! – объяснил полковник, всегда гордившийся своим хладнокровием.
– А-а! Ну, это-то мне и прежде говорили.
Некоторое время Луис пытался проникнуть во внутренний мир собеседника, но скоро убедился в бесплодности этого занятия. Арестант оказался на редкость глупым, и вытянуть из него что-либо было просто невозможно.
– Н-да! Догадываюсь, как вы осточертели моим следователям! – наконец сказал полковник, вытирая платком лоб.
– Так ведь не я, а они пристают ко мне с пустяками! – пожаловался арестант. – Вот когда я был гаучо [4] у дона Густаво. Да вы его, наверное, встречали. Его любая собака знает…
Сдерживая нараставший гнев, Луис строго приказал:
– Отвечайте только на
– Мои родители, в том числе и мамаша, скончалась при моем рождении, а возможно, немного позже. Никто достоверно не знает, а я сам был в те дни очень маленький. Я, видите ли, бедный сирота! – сообщил арестант с подкупающей простосердечностью.
4
Гаучо – ловкие наездники-пастухи
– Послушайте, вы… бедный сирота! Вас арестовали за приставание к полисмену с листовкой!
– Как, и вы о том же? – изумился пленник. – Сунула мне на улице какая-то девчонка пачку листиков. Я даже обрадовался: думаю, афишки насчет цирка. В цирке мне нравится: клоуны, лошади под музыку пляшут. В дверях самый настоящий генерал стоит, весь в золоте. Строгий, – у него без билета не проскочишь.
Глаза арестанта разгорелись, но полковник вовремя остановил его и заставил вернуться к истории с прокламацией.
– Смотрел-смотрел, ничего не понял: читаю я плохо, – продолжал рассказывать Роберто Юррита. – А на площади полицейский; я к нему: «Прочти, добрый человек, объясни, что к чему?». Смотрю, а у него глаза на лоб, – видно, тоже неграмотный. «Отдай, – говорю, – афишку, поищу людей поумней». И стал я эти листочки прохожим совать. Только и всего. А полицейский цап меня за ворот и давай свистеть. Тут еще двое подскочили, рожи такие – карманы береги. Один меня в зубы – я его… так и пошло. Драчунов не тронули, а меня в тюрьму. В Аргентине, правда, меня тоже за решетку водили, но к утру вытолкали, даже сна не дали досмотреть.
Полковник глубоко вздохнул и опять вытер лоб. Один из следователей высказал подозрение, что вернувшийся на родину ковбой не так глуп, как притворяется. Проверка установила, что человек, по имени Роберто Юррита, действительно проживал когда-то в скотоводческих районах Аргентины и числился среди неблагонадежных.
Следователей также смущала внешность арестанта. Большой высокий лоб, серые, словно смеющиеся, чуть прищуренные глаза делали его лицо чрезмерно интеллигентным для неграмотного ковбоя. А на допросах он казался болтливым идиотом, изводящим не относящимися к делу вопросами и бесконечными рассказами.
– Ваши политические убеждения? – как бы между прочим поинтересовался Луис.
– Чего? – искренне недоумевал Роберто Юррита.
– Ну, кому вы сочувствуете? – упростил вопрос полковник. – Католикам, анархистам… социалистам? Что нужно, по-вашему, чтобы людям жилось лучше?
– Ах, вот вы о ком! – обрадовался арестант. – Значит, тоже о бедняках подумываете? Это хорошо! Вам бы с одним моряком поговорить. В десяти словах умел все объяснить: богачей, значит, по шапке, а народ сам, без них хорошую жизнь наладит…