Остров проклятых

Лихэйн Деннис

Тот вечер, когда они познакомились в «Кокосовой роще». Духовой оркестр играл со смаком, воздух серебрился от сигаретного дыма. Разодетая публика — моряки и солдаты в парадной форме, гражданские в двубортных костюмах с торчащими из нагрудного кармана треугольничками носовых платков и в цветастых галстуках, фетровые шляпы на столах и, конечно, женщины, женщины. Они пританцовывали даже в дамской комнате. Они порхали от стола к столу, крутились на носочках, прикуривая сигаретку или открывая пудреницу, подлетали к бару и запрокидывали головы,

разражаясь смехом, и их шелковистые волосы струились и переливались на свету.

Тедди пришел туда вместе с Фрэнки Гордоном, тоже из разведки, в чине сержанта, и еще несколькими ребятами (через неделю им всем предстояла отправка на фронт), но, увидев ее, он всех бросил на полуслове и пошел на танцпол, где на минуту потерял ее из виду в толпе, которая расступилась, освобождая место для морячка и блондинки в белом платье, тот прокатывал ее через спину, перекидывал через голову, заставляя делать сальто, тут же ловил в воздухе и ставил на пол под аплодисменты публики, а затем в толпе снова мелькнуло ее фиалковое платье.

Красивое платье, и первым делом он обратил внимание на цвет. Но красивых платьев в тот вечер было много, всех не сосчитать, так что дело было не столько в платье, сколько в том, как она его носила. Нервно. Смущенно. То и дело опасливо трогая. Поправляя здесь и там. Прижимая плечики ладонями.

Она его одолжила. Или взяла напрокат. Она никогда раньше не носила такое платье. Оно наводило на нее такой ужас, что она не понимала, почему на нее смотрят — от вожделения или из жалости и сострадания.

Она выпростала большой палец, которым поправляла бретельку от лифчика, и в этот момент поймала на себе взгляд Тедди. Она опустила глаза и вся залилась краской, от горла и выше, но потом снова подняла глаза, и Тедди, выдержав ее взгляд и улыбнувшись ей, подумал: «Я тоже чувствую себя по-дурацки в военном обмундировании». Эту мысль он постарался передать на расстоянии. И видимо, сработало, так как она улыбнулась ему в ответ, и в этой улыбке была скорее благодарность, чем кокетство. Тут-то он и покинул Фрэнки Гордона, разглагольствовавшего о хранилищах для кормов в штате Айова или о чем-то в этом духе, и протиснулся сквозь плотные и потные ряды танцующих, совершенно не представляя, что он ей сейчас скажет. Милое платье? Могу я вас угостить каким-нибудь напитком? У вас красивые глаза?

— Потерялись? — спросила она.

Пришел его черед крутиться на месте. Он глядел на нее сверху вниз. Миниатюрная, сто шестьдесят на каблуках, от силы. Вызывающе красивая. Не правильно красивая, как большинство женщин с их безукоризненными носами и губами и прической. Здесь же было что-то не так — то ли слишком широко расставленные глаза, то ли чересчур крупные для ее личика губы, то ли нетвердый подбородок.

— Немного, — ответил он.

— И кого же вы ищете?

У него сорвалось раньше, чем он успел себя остановить:

— Вас.

У нее расширились глаза, и он заметил маленький изъян, бронзовое пятнышко в левой радужнице, а в следующую секунду его охватил ужас: он понял, что все загубил, выставив себя эдаким дамским угодником, лощеным, самоуверенным.

Вас.

Как, черт возьми, это из него выскочило? И чего, черт подери, он хотел этим…

— Гм… — Она сделала паузу.

Ему захотелось бежать без оглядки. Он был больше не в силах выдерживать ее взгляд.

— …по крайней мере, вам не пришлось далеко искать.

Его рот растянулся в глуповатой улыбочке, отразившейся в ее зрачках. Придурок. Олух царя небесного. От счастья он боялся дышать.

— Да, мисс. Это точно.

— Боже мой. — Она немного отстранилась, прижав к груди бокал с мартини, чтобы лучше его рассмотреть.

— Что?

— Вы, наверное, чувствуете себя здесь таким же чужим, как и я, да, солдат?

В такси она уселась на заднем сиденье рядом со своей подругой Линдой Кокс, и когда та наклонилась вперед, чтобы продиктовать водителю адрес, он просунул голову в окно и произнес ее имя:

— Долорес.

— Эдвард, — сказала она.

Он рассмеялся.

— Что такое?

— Ничего.

— Нет. Скажите.

— Меня так никто не называет, кроме матери.

— Ну… тогда — Тедди?

В ее устах это прозвучало как музыка.

— Да.

— Тедди, — повторила она, как бы пробуя это имя на губах.

— А как ваша фамилия? — только сейчас поинтересовался он.

— Шаналь.

У него вопросительно поднялись брови.

— Я знаю, — сказала она. — Со мной это совсем не вяжется. Звучит претенциозно.

— Я могу вам позвонить?

— Как у вас с цифрами?

Тедди улыбнулся:

— Вообще-то я…

— Уинтер-Хилл, 64346.

Он остался стоять на тротуаре, после того как такси отъехало, и память о ее лице в каких-то сантиметрах от него — через открытое окно, на танцполе — чуть не привела к короткому замыканию в мозгу, едва не стерла в нем эти пять цифр и само ее имя.

Он подумал: так вот, значит, что это такое — полюбить. Никакой логики — он ведь ее совершенно не знал. И тем не менее. Только что он встретил женщину, которую непостижимым образом знал еще до того, как родился. Она была мерилом всего того, о чем он и мечтать не смел.

Долорес. В эти самые минуты она думала о нем в полумраке автомобиля, чувствуя его так же, как он чувствовал ее.

Долорес.

Все, что было ему нужно в этой жизни, обрело имя.

Тедди перевернулся на другой бок, свесил ноги на пол и, пошарив вокруг, нашел блокнот и спички. Осветил страницу с записью, сделанной во время шторма. Он израсходовал четыре спички, прежде чем дал всем цифрам соответствующие буквенные обозначения.

18–1–4–9–5–4–23–1–12–4–19–14–5

R-A-D-I-E-D-S-A-L-D-W-N-E