Остров Сердце
Шрифт:
Марк дернулся в сторону от света, пытаясь сдерживать непроизвольный кашель. Но сдержаться не удалось. На берегу тут же заплясали огоньки фонарей и вспыхнул яркий прожектор, луч которого хищно скользнул по тому месту, где секундой раньше находилась голова Марка, и он, нырнув, с ужасом подумал, что свет прожектора способен пробить и водную толщу.
Но луч ушел куда-то в сторону и вскоре исчез вовсе.
…– Давайте еще раз все по порядку: кто вы, как попали на остров, как вам удалось
Марк сидел перед здоровенным полковником и рассказывал, как ему удалось сбежать. Прошло уже больше часа, но полковник был по-прежнему крайне настойчив. Он заставлял Марка повторять несколько раз одно и то же, интересуясь множеством деталей.
И явно напрягся, когда ему принесли какие-то бумаги, которые, видимо, были ответом на запрос: существует ли в природе гражданин Ручка М.С. Полковника насторожило, что никакой связи с островом Сердце и астраханской областью в куцей биографии Марка не обнаруживалось.
– Хорошо, Марк Семенович! И все же, какая нелегкая занесла вас на остров почти одновременно с террористами? Давайте-ка все с самого начала… Про вашу рыбалку, а потом еще раз про подземелье…
Николай Живописцев ведет разъяснительную работу
Заложников держали в трех местах.
Большую часть детей согнали в усадьбу. Еще со времен психушки окна здесь были зарешечены, и террористы побегов не опасались. Они перекрыли наглухо выходы и выставили посты только снаружи.
В маяк и приляпанный к нему ангар загнали всех крепких мужиков – тех, кто мог оказать хоть какое-то сопротивление. Складской ангар был без окон с одними воротами, которые боевики снаружи подперли трактором. Из самой башни наружу вел только один выход, который легко контролировался, а через узкие окна на десятиметровой высоте сбежать было практически невозможно.
Остальных собрали в клубе: большую часть в спортзале, остальных в кинозале. Здесь же базировались и сами террористы, превратившие чуть ли не каждое окно в огневую точку.
Труднее всего приходилось заложникам на маяке. Металлический ангар нагревался так, что люди внутри не выдерживали и теряли сознание. Поэтому все норовили пробиться в каменную свечку маяка, где было прохладнее, но в небольшое помещение людей набилось столько, что все пространство, включая крутую лестницу, было плотно заполнено человеческими телами, а учитывая лютую жару и отсутствие эффективной вентиляции, воздух в пятнадцатиметровой башне был тяжелым и почти ощутимым на ощупь.
Евграфов даже вздрогнул от едкого запаха пота, когда его вместе с Коровиным толкнули внутрь темного помещения.
– Это кто ж к нам пожаловал?! – услышал он голос Живописцева. Даже здесь, в заточении, тот был в центре внимания. Запекшиеся чернотой губы да новые прорехи в ряду передних зубов, и прежде-то неполном, мешали ему, но он не стал менее разговорчив и держался, как обычно, бодро.
– Не срослось, мужики? – сочувственно спросил он. – Жаль! Они ведь как задумали, соколы наши, – пояснил он остальным сидельцам, – хотели боевым порядком с острова на большую землю двинуться! Слыхали стрельбу? Это они неравный бой приняли… Прокурора убили, это я видел… А где же еще двое… те, молоденькие?
– Погибли в бою! – ответил Евграфов. – По двадцать три года было…
– Ах ты! Жалко-то как! – искренне расстроился Живописцев. – Герои! У нас тут тоже Наиль Кадырметов отличился. Когда жену и дочку хотели забрать, занял оборону и все патроны, какие дома были, расстрелял из "Сайги". Одного ворога подстрелил даже. Ну, и сам, конечно…
Живописцев вздохнул.
– А вы сколь душегубов изничтожили? – уточнил он.
Евграфов показал три пальца.
– То-то же! – обрадовался дядя Коля. – Пусть знают, что мы тоже могем! Навели шороху! И Тимофей наш, – Живописцев кивнул на Коровина, – геройство боевое выказал! Мы тут, на Сердце, отчаянные!
При этих словах Коровин, который еще не отошел после "чеченской рулетки" и был по-прежнему бледен до синевы, опустил глаза и принялся тереть их, мол, воздух, пропитанный потом, слезу гонит.
Евграфов заметил неловкость участкового, но промолчал.
– А ведь они пока только с нами, с мирным жителем воюют! – не унимался Живописцев. – А уж как наши доблестные бойцы на остров ворвутся, тогда эти душегубам несдобровать.
– Точно! – раздалось откуда-то из глубины. – Только сперва эти гады контакты замкнут, и от маяка одна кирпичная пыль вперемешку с нашим мясом останется!…Мы-то ладно, а ребятишки с бабами?
– Не каркай! – оборвал невидимого собеседника Живописцев. – И не такое в жизни случается. Тут главное в себя верить, ну, и в Божий промысел.
– Ты ж партийный был, дядь Коль! И в Бога не веруешь. А в церкву ходишь только на Пасху, поскольку процесс разговения вызывает твой повышенный интерес!
– Божий промысел – это судьба, чтоб ты понимал! Тут не важно, веришь ты в Бога или нет. Я в судьбу верю! А судьба у нас такая, что не имеем мы права от бандитов помирать! Несправедливо это!
– Ладно тебе, дядя Коля! – снова раздалось из дальнего темного угла. – Негодящий ты психотерапевт. А мы не дураки! Пока бойцы наши по воде до острова дойдут, да с боем сюда прорвутся…
– Не гони тоску! – огрызнулся начальник острова. – Они вот не побоялись! – Живописцев кивнул на Коровина, и тот снова смущенно закашлялся. – Тот же Наиль, упокой душу его нерусскую! Да и я не спасовал! Старый только! А то бы еще постоял за себя! Слушайте, что скажу! Не оставят же нас в беде. Дураку ясно, будет штурм! Значит, надо уже сейчас решить, как поведем себя, когда бой начнется. План боевой придумать!