Остров Сердце
Шрифт:
– Что ж плохого-то, дядь Самвел? – хихикнул кто-то из баб. – Очень даже!
– Кто б моей такое написал! – отозвался мужской голос.
– Да он же, гад, наврал, что врач, мол, по профессии, сексопатолог, и путем длительных и многократных экспериментов установил, что лучшее время для супружеского соития – пять часов утра!
Раздался дружный смех. Женщины стали смущенно отвлекать детей, чтобы те не вслушивались в рассказ Самвела Гургеновича.
– А мне было не до смеха! – помрачнел дядя Самвел и покосился в сторону
– Ну, поверила! Ну, было! – отозвалась старая армянка. – Он же все так, по-научному: будто в этот момент у мужчин бывает самый мощный прилив мужских амбиций! Этих… как их?… тестостеронов…Тфу! Не выговоришь! А у женщины, мол, тоже наступает самое яркое возбуждение…
– Так что, дядя Самвел? Были… желания? – интересовалась публика.
– Конечно!…Вышел я с зоны, коньяка мы с ней выпили, ну, и любовь была, а как же! Хотя, конечно, застой у меня был в причинном месте. Трудно давалась любовь… Только уснул, а она мне под утро – в бок: вставай, Самвел, у тебя сейчас самое время для любви!
Бабы смущенно захихикали, не скрывая, впрочем, что ждут развития пикантного сюжета, а Самвел на полном серьезе продолжал:
– Я вежливо так отвечаю, мол, спать хочу до смерти! И долг свой мужской я выполнил, по мере существующей возможности, ограниченной долгим воздержанием. А она – давай, и все! Гормон-мормон, понимаешь! На часы поглядывает – пять утра, говорит, самое время твое! И очень так напрямую… продолжения требует. А?
– Дядя Самвел, – давился от смеха народ, – неужто отказал?
– Мне-то? – с притворным смущением потупив взор, проворковала дородная Манушак. – Не родился еще тот…
– Я не родился!! – возопил дядя Самвел. – Я вообще чуть не умер, да! Но все доказательства ей предоставил, что прав этот поганец со своей наукой! Сдуру…
– И что? – изнемогала от хохота публика.
– А то! Она заявила, что рада торжеству науки! Короче говоря, с этого дня принялась она за меня всерьез! Как пять утра, она меня натурально будит и заставляет крепить гнусную гипотезу практическими действиями.
– Как же ты живой остался, дядя Самвел?!
В клубе от смеха дрожали стекла…
– Вот! Силы-то мужские не беспредельные! И ведь самый сон, а! Пытка, одним словом!… На четвертый день, как толкнула она меня в пять утра, взял я ее за пухлый бок, опрокинул, натурально, к полу прижал… Она уж улыбается вся, а я и говорю: "Сплю я обычно в это время, любезная Манушак Вартановна! И любовь между нами в этот ранний час – вопрос очень спорный! Будьте так любезны, Манушак Вартановна, говорю, ведите себя соответственно принятым между нами, армянами, принципами: семь раз в неделю, но в удобное для мужчины время!"…
Улыбающаяся Манушак колыхнулась обширным телом и громко, так, чтобы слышали все, сказала:
– Прав был твой Гипнотизер, спасибо ему! Ты в те дни, может, самый ловкий за всю свою жизнь и был-то!…
Самвел наигранно махнул рукой и обратился к Шебекиной:
– Ты извини, Антонина, перебил тебя…
– Наболело, видать, – хохотнул кто-то.
– Ну вас, – примирительно махнул рукой Самвел. – Так твой-то, Антонина, натурально гипнотизер был? Или как наш?
Антонина рассмеялась:
– Да в общем, вроде вашего. Короче говоря, пришли мы в парк железнодорожников, где должен был выступать этот гипнотизер. Билеты, как полагается, афиши… Вышел пожилой лысый дяденька и давай фокусы показывать. Сначала карты угадывал, задачки арифметические задавал и сам же их решал. Потом вызвал из зала мужика, усыпил его вроде и давай с ним беседовать. Вы, говорит, теперь не Иван Сидорович, а султан турецкий. Тот и давай про Турцию рассказывать, про наложниц своих, про то, что болгар и прочих православных терпеть не может! Сказал даже, что главный враг его – "белый генерал" Михаил Скобелев, и что он лично отравил его цианистым калием в 1882 году, обернувшись проституткой Вандой. Мы, естественно, верим, в ладоши бьем… Уж больно складно все, словно и вправду человек в другого перевоплотился и его жизнь проживает…
А теперь, говорит, самый главный номер: настоящее чтение мыслей на расстоянии, которому я обучался у самого Вольфа Мессинга!
– Мессинг – это кто же будет?
Антонина всмотрелась в ряды полураздетых тел, выискивая недотепу, не знающего, кто такой Мессинг.
– Это как раз настоящий гипнотизер и телепат! Книжка про него есть, как он однажды через кремлевскую охрану к самому Сталину прошел. Всех охранников загипнотизировал и прошел…
– Это как же?
– А так: смотрит им в глаза, и говорит, меня ждет лично товарищ Сталин. Так и прошел прямо к вождю! Тот, конечно, сильно удивился…
– Ну, и дальше?
– А дальше так: предлагает этот фрукт…
– Мессинг?
– Какой Мессинг?! Говорю, гипнотизер, что в парке… Просит написать ему записки с заданиями. И пускай, говорит, соберется на сцене комиссия из зрителей, которая лучшее задание отберет, а я его прочитаю мысленно и исполню, хотя записку мне никто не покажет!
Собралась комиссия, человек пять, а я подала на сцену записку и написала: "Спуститесь в зал! Дойдите до семнадцатого ряда. На одиннадцатом месте сидит парень, Олег…
– Это что за Олег? – раздался вредный голос какой-то бабки. – За кого тебя мужик твой проучил, как следовает?
– Он самый! – спокойно ответила Антонина.
– А ты поподробнее в этом любопытном месте!
– Куда уж тебе подробнее, теть Клав… ты и так лучше меня все знаешь! Всей деревней сто раз обсудили! Язык-то не стерли?
– А ты на народ не серчай. Народу, чай, интересно – кто таков этот Олежка твой?
– Да не мой он… Учились вместе. Он стишки смешные писал и сценки еще в школе показывал.