Остров Свиней
Шрифт:
— Обычно он приносил их сюда в корзинах. То, что оставалось от них, когда он заканчивал.
— Что заканчивал?
— После того, как он их забивал.
— На мясо?
— На мясо? — Она коротко рассмеялась. — Нет. Не на мясо.
— Чтобы отрубить им головы? И насадить их на изгородь?
— Для этого тоже. Но в основном… — Она замялась. — В основном ради того, что он делал со мной. После того как умерла мама.
Я перестал щелкать диафрагмой и поднял голову.
— А что он с тобой делал?
Она отвела глаза и принялась покусывать большой палец, отдирая мелкими острыми зубами крошечные кусочки сухой кожи.
—
Она приложила руку ко лбу, словно меряя температуру. Внизу море мерно ударялось о скалы. Через некоторое время Анджелина схватилась за ветку и с трудом поднялась на ноги. Поправив пальто и засунув руки в карманы, уныло пожала плечами.
— Пойдемте. Мне придется вам все показать.
Примерно в ста метрах от коттеджа находился откормочный сарай, в котором осталось кое-какое оборудование от заброшенной свинофермы. К нему вела заросшая тропа, а само строение оказалось настолько запущенным, что можно было пройти мимо и его не заметить. Крыша покосилась, каменная кладка удерживалась на месте плющом.
— Вот, — распахнув дверь, сказала Анджелина. — Вот здесь он это делал.
Шагнув вперед, я уставился в темноту. Внутри было холодно и темно, от пола исходил неприятный запах. Отступив назад, на солнечный свет, я посмотрел на Анджелину.
— Ты что, не пойдешь со мной? — спросил я.
— Нет.
— Точно?
— А зачем? — пробормотала она, глядя на пол и водя по нему ногой. — Вы мне не верите?
Несколько секунд я молча смотрел на нее, на ее поджатые губы, бледные веки и большой серьезный лоб. Потом вздохнул и распахнул дверь. Оказавшись в холодной темноте, я сразу понял, почему Анджелина не пошла со мной.
Я щелкнул выключателем, но висевшие на потолке люминесцентные лампы так и не ожили; единственным источником освещения был зеленоватый дневной свет, льющийся из покрытого паутиной окна метрах в десяти справа от меня, так что мне пришлось застыть на месте и ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Можно было смело сказать, что здесь творились скверные вещи. Постепенно из темноты начали проступать контуры различных предметов. Крыша была сделана из гофрированного железа, пол — из потрескавшегося бетона, разделенного на отдельные ячейки. Посередине стояли весы для взвешивания; краска на них облупилась, старомодный циферблат проржавел. Я подошел к противоположной стене, к прикрученному болтами на уровне глаз стеллажу для инструментов. На верхней полке были аккуратно расставлены топоры, пилы и стамески, с крючка свешивался оранжевый лыжный комбинезон. Внизу на полу стояло ведро, на котором лежала чисто выстиранная тряпка. Что-то заставило меня остановиться и посмотреть на это ведро, на тряпку, потом снова на стеллаж и на комбинезон. От этих вещей исходил неприятный запах, похожий на запах лейкопластыря, когда его снимают с инфицированной раны.
Я обернулся. Позади меня, рядом с дверью, стоял низкий сосновый стол, над ним на стене были приклеены листы бумаги формата А4. На самом столе лежали распятие, Библия, стоял небольшой стеклянный флакон. На листках бумаги, очевидно, на струйном принтере, было напечатано: «Там встретил его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом. И, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус?»
Я дважды прочитал эти слова, пытаясь понять, откуда они. Новый Завет, одно из Евангелий.
«Что Тебе до меня, Иисус?»
В
«И там встретил его вышедший из гробов… человек, одержимый нечистым духом».
Вверху по гофрированному железу шумно пробежала какая-то птица или, возможно, белка. Подойдя поближе, я стал рассматривать остальные листы. Шрифт здесь был помельче, и, чтобы прочитать текст, мне пришлось сощуриться.
«Все нечестивые легионы, собрания и секты. Ты нанесенное мне оскорбление, ты дьявол Куагача, ибо черты твои не от Бога…»
Волосы у меня встали дыбом, несмотря на царившую здесь прохладу, я вспотел. Я вспомнил утес, мертвых свиней. Вспомнил свинью в шахте…
«Зверь, ты есть зверь. Ты сатанинский поросенок. А теперь приготовься к спасению…»
Я не мог сдвинуться с места, кожа моя похолодела. До меня дошло, что происходило в этом холодном бетонном сарае, что именно Дав проделывал со своей дочерью и почему она не хотела сюда возвращаться. Я видел это воочию: дрожащий свет, качающаяся на потолке гигантская тень Дава, молот в его руках. Кровь и отражающиеся от голых стен душераздирающие крики полуживых свиней. С этим я не сталкивался много лет — с тех недобрых старых дней в Альбукерке. «Имя мое легион… Все нечестивые легионы, собрания и секты».
— Джо!
Я вздрогнул — словно на меня упала тень Малачи. Видение исчезло, я снова оказался в откормочном сарае, на лбу выступил холодный пот. Анджелина прошептала от дверей:
— Джо! Вы что-то сказали?
Я вышел наружу и прошел мимо нее, не говоря ни слова. Пройдя несколько метров по дорожке, остановился на освещенном солнцем участке, закрыл глаза, откинул назад голову, расстегнул воротник и закатал рукава, чтобы поскорее согреться. Я очень устал — слишком уж утомительно было иметь дело с той пустой оболочкой, которая осталась от человека у Малачи Дава. Я знал, что означают эти слова на стене. «Имя мое легион…» Это из Нового Завета — когда Иисус изгнал демонов из страны Гергесинской. Он изгнал их из человека и вселил в стадо свиней.
9
«Духовенство спасения» — это ответ евангелической церкви на католический «Ритуале романум». Самый таинственный, самый секретный ритуал, известный как экзорцизм. Примерно в то самое время, когда я в Лондоне изо всех сил старался соблазнить Лекси, здесь, в сотнях миль к северу, деградация Малачи Дава достигла своей самой низкой точки. Единственный путь к избавлению от всех своих проблем он видел в изгнании демона, который, как он был убежден, вселился в его дочь.
— Он был сумасшедшим, — сказал я в тот вечер Анджелине, когда мы вернулись в номер для изнасилованных. — Но ведь ты и сама это знала?
Мы оба загорели, в ушах все еще стоял шум ветра. Мой свитер был порван и перепачкан ржавчиной от бочки, которую я сбросил в шахту, но Лекс поблизости не было, так что ворчать было некому. На кухне она оставила свет и записку на столе:
«Легла спать. Страшно устала. Спасибо за звонок. Ха-ха! Это просто шутка.
Лекс».
Я смял ее и бросил в мусорную корзину. Сняв пиджак, поставил на стол магнитофон и направил микрофон к Анджелине. Потом принес с кухни целую бутылку виски и налил его в два бокала.