Остров
Шрифт:
– Не возвращает.
Знакомое тепло – как пуховое одеяло в детстве. Тебя закутали в него, ты надышал, согрелся, а свет – словно дымок из макушки.
Хорошо!
– Федя?
Шишлов, наверное, с минуту не решался открыть лицо. Держал ладони прижатыми – ни глаз не видно, ни рта, ни носа. Одни клочья бороды по сторонам.
– Какая же я сволочь, – выдохнул он, опустив руки.
Глаза у друга покраснели, кадык скакал по худому, заросшему горлу.
– Всех подвел, все продал, в бега, сука, ударился. От кого? От себя-то куда
– Не о том думаешь, – сказал Лаголев.
Шишлов кивнул. Глаза его сверкнули.
– Не о том. Надо что-то делать, – он взбил волосы и вскочил. Обернулся. – Жизнь ведь еще не кончилась?
– Зависит от тебя.
– Точно! Саня! – Федька поймал в пальцы и долго тряс ладонь Лаголева. – Ты – молоток, Био-Шурик! Ты просто супер! И остров твой – бомба! Но я не могу здесь сидеть, когда у меня вся жизнь…
Шишлов выскочил в коридор.
– Слушай, – снова заглянул он на кухню, – куртку дай, какую не жалко. И треники я твои пока поношу. Не в прежнем же своем…
– Погоди.
Лаголев пожертвовал другу болоневую куртку.
– Ты только возвращайся, – сказал он.
– Завтра как штык, – осклабился Федька. – И сразу на остров твой. Чистит лучше стекломоя. Шучу. Завтра буду.
Он хлопнул дверью и пропал. Только не появился ни завтра, ни послезавтра.
Представительный мужчина позвонил Натке и снова, как и в прошлый раз, попал на Лаголева.
– Наталью Владимировну можно? – поинтересовались в трубке.
– А вы кто? – спросил Лаголев.
– Я по работе.
– А я – муж.
На том конце провода не стушевались.
– Очень приятно. Но, боюсь, вы не обладаете компетенциями Натальи Владимировны. Уж извините.
– Конечно. Натка! – крикнул Лаголев. – Тебя!
– Сейчас.
Натка появилась в коридоре, на ходу вытирая руки от теста. Они с Машей и Игорем пытались соорудить пирог с лимонной цедрой. Мучная пыль висела в кухонном воздухе. Лаголев вежливо отступил в комнату.
– Да? – сказала Натка, приложив трубку к уху.
Мужчина неразборчиво заквакал в динамике. Ква-ква, ква-ква. Уверенно так, обволакивающе. Ква-ква. Натка слушала его с минуту.
– Извините, Максим Сергеевич, я не могу, – сказала она.
– Ква? – спросила трубка.
Натка оглянулась на Лаголева.
– Я мужа люблю, – просто ответила она.
Звонивший квакнул, умолк, раздались гудки разрыва соединения.
– Быстро ты, – сказал Лаголев.
Натка посмотрела на него веселыми глазами.
– Чего ж он, дурак, в самое неподходящее время набирает? – И спросила: – Готов помочь с пирогом?
Лаголев выпятил грудь.
– К дегустации готов!
Натка захохотала, замахала руками и на полусогнутых уползла в кухню.
Федька не появился и на третий день. У Лаголева выдался
Лаголев решил сходить туда, где увидел Шишлова в первый раз. Место оказалось доходным – вместо старинного друга там сидел теперь другой заросший и пьяный мужик, который внятно что-либо сказать был не в состоянии. Он только мычал и тряс грязной пятерней, выпрашивая мелочь. Добиться у него, знает ли он Шишлова, видел ли его, Лаголев не смог и направился домой.
Во дворе стояло несколько дорогих автомобилей. Хищные силуэты, тонированные стекла. Лаголев подумал, что кто-то из новых богачей прикупил себе квартиру, а то и целый этаж в их или соседней пятиэтажке. Связать появление автомобилей с собой он не догадался. Только когда в подъезде на него надвинулись с боков двое и, легонько пристукнув и взяв под мышки, потащили вверх по лестнице, Лаголев подумал: ах, вот оно что!
Страха в нем не было. Но смутное беспокойство крутилось в животе червячком. Натка, Игорь, с ними-то что?
Дверь его квартиры оказалась приоткрыта, за ней обнаружился еще один незнакомец, одетый во все черное, молодой, угрюмый, коротко стриженный, с кобурой, выглядывающей из полы пиджака.
– Стойте, – сказал он и приподнял голову Лаголева за подбородок.
– Да он это, он, – сказал один из придерживающих. – Мы его метров за пятьдесят срисовали.
– На ноги поставьте, – распорядился стриженный и скользнул за кухонную дверь.
Лаголева отпустили, но были готовы, если что, зафиксировать по-новой. На кухне что-то звякнуло, стукнуло, и уже другой голос громко сказал: «Ну, веди, веди товарища, не держи меня за барана, Олежка».
Через мгновение стриженный снова возник перед Лаголевым.
– На кухню, – показал жестом он.
– А мои… – произнес Лаголев.
– Все там, – сказал стриженный.
Лаголев шагнул через порожек. Первым делом он нашел глазами Натку и Игоря. Они сидели на стульях у раковины. У сына под глазом наливался синяк. Натка кусала губы. Но оба, слава богу, были целы. Ни разорванной одежды, ни крови. Хорошо. Синяк – это ерунда, подумалось Лаголеву. Заживет. Он едва заметно им улыбнулся.
Затем он обратил внимание на стоящего у окна щуплого мужчину лет сорока, белобрысого, тонкогубого и тонконосого, очень спокойного и этим спокойствием внушающего опасность. На нем были джинсы, серая водолазка под горло и пиджак. Мужчина посмотрел на него задумчивыми глазами, и Лаголев ощутил, будто его взвесили: боец или не боец, как поведет себя в экстремальной ситуации, на что вообще способен. Чувство было неуютное, но Лаголев заставил себя не опускать взгляд. Впрочем, человек в серой водолазке быстро потерял к нему интерес и стал, повернувшись вполоборота, наблюдать за обстановкой за окном. Видимо, большего Лаголев не заслуживал.